Путешествие могло бы пройти гораздо хуже. Но в меня постоянно вливали опиум, поэтому я не чувствовала морской болезни, которую я обычно очень плохо переносила. Самые невероятные видения и самые жуткие кошмары посещали меня в те долгие дни и нескончаемые ночи, пока я лежала и стонала, запертая в темной, мерзкой каюте. У меня не осталось никакой воли, я не желала ничего, кроме стакана опиума, который мне приносили каждое утро. Я с нетерпением ждала его и залпом выпивала. Я не знала, кто мои похитители, куда меня везут и по чьему приказу. И что еще хуже, и не хотела знать. Я хотела только мое питье, и если не получала его вовремя, то начинала кричать с отчаянием сумасшедшей.
Корабль причалил, но я не знала где. Меня перенесли в экипаж, потом в поезд, потом в повозку. Наконец в очередной карете мы миновали черный лес и, переехав по мосту через глубокий овраг, остановились у серого каменного здания, очень мрачного на вид. Путешествие мое окончилось.
Фриц и Франц провели меня по винтовой лестнице, затем через сырой, покрытый плесенью коридор и ввели в большую, холодную комнату, стены которой украшали маленькие гравюры и чучела животных. В огромном камине горело бревно футов в шесть длиной. Мои провожатые толкнули меняна стул, стоявший около огня, и вышли. Я моментально погрузилась в дремоту.
Очнулась я от удара по лицу. Открыв глаза, я увидела начищенные черные ботинки, белые бриджи на длинных ногах, алый мундир, подпоясанный черным ремнем, на котором висела кобура с пистолетом, затем грудь, увешанную орденами и лентами. И наконец лицо. Смутно знакомое: черные усы-стрелочки, маленькие, жестокие глаза под грозными бровями, тонкий, выступающий нос.
– Добро пожаловать обратно в Баварию, баронесса, – сказал мужчина.
– Барон фон Цандер, – прошептала я.
– Да. Полагаю, твое путешествие было достаточно приятным. Я велел моим людям позаботиться о твоих удобствах, насколько это возможно. Тебе было удобно, баронесса?
Каждый раз, произнося «баронесса», он неприятно выделял это слово.
– Отвечай мне! – заорал он и снова ударил меня по лицу. Моя голова запрокинулась назад. Странно, но я не чувствовала боли. – Путешествие было приятным?
Я слабо кивнула.
– Да, вполне… – Мои мысли опять куда-то понеслись, перед глазами возник цыганский табор: кибитки, лошади, усыпанная цветами поляна.
– Хорошо, – произнес он, довольный, что я наконец послушалась его и ответила на вопрос. – На некоторое время ты станешь моей гостьей, баронесса. Хочешь знать, где ты? Ты в замке Хоэншвангау, в Альпах, гораздо южнее Мюнхена и совсем рядом с австрийской границей. Я время от времени приезжаю сюда поохотиться. Сейчас здесь нет никого, кроме меня. И моих гостей. Я надеюсь, здешний воздух немного взбодрит тебя.
– Зачем? – вздохнула я. В моем мозгу мелькнула неясная мысль, что надо бы узнать о причине, по которой меня привезли сюда, но, как только слово «зачем» соскользнуло с моего языка, я потеряла всякий интерес к собственному вопросу. Мысли опять разбрелись. Барон рассмеялся.
– Ты хочешь знать, зачем я тебя сюда привез, да? Что ж, я удовлетворю твое любопытство, баронесса.
Он снова язвительно сделал ударение на моем титуле.
– Я хочу пить, – сказала я. – Можно я лягу в постель? Барон наклонился над стулом, на котором я сидела, и приблизил свое лицо почти вплотную к моему.
– Тебе придется сначала выслушать меня! – завопил он. – И ответить на мои вопросы! Где фотографии?
Я закрыла глаза. Мне хотелось спать. Он встряхнул меня. Моя голова безвольно болталась из стороны в сторону.
– Где фотографии? Те, что ты украла из моей комнаты в резиденции Людвига? И которые использовала, чтобы скомпрометировать меня! Забыла? Где фотографии?
Неясные воспоминания промелькнули в моей голове.
– Голый мужчина в женском белье, – медленно произнесла я. – Шляпы. Маски. И… собака.
– Да, да, – быстро повторил он. – Именно эти. Ну, давай, рассказывай. Что ты с ними сделала? Кому отдала? Кто вместе с тобой хотел погубить меня? Говори! Говори, или я вот этими руками оторву тебе голову! Говори!
Он принялся хлестать меня по щекам. Я визжала, как поросенок, и закрывалась руками.
– Я не брала их, – кричала я. – Клянусь. Я ничего не брала! Прекрати! Хватит! Пусти меня!
– Ты украла их, – прорычал он. – Ты одна могла это сделать. Я сам видел тебя в своей комнате перед тем, как они пропали. Что ты с ними сделала?
– Я не помню, – промямлила я, опустила голову и обмякла на стуле. Как я устала. Я хочу свой опий, свою отраву. Я так ему и сказала.
– Нет, – ответил он. – Ты больше не получишь никакого опия, пока не вспомнишь, что сделала с фотографиями. Ты заплатишь мне за то, что сделала, баронесса. Дорого заплатишь. У тебя был сообщник. Он послал фотографии Максимилиану. И я, кажется, догадываюсь, кто тебе помогал. Людвиг! Ты отдала фотографии Людвигу?
– Нет, – тихо сказала я. – Я не брала никаких фотографий. Я в жизни никогда ничего не крала.
– Ты корень всех зол в этой стране, – хрипло сказал он. – Ты грязная, подлая… цыганское отродье! Тебя нужно уничтожить, убить, всех вас, цыган! Лгунов, попрошаек, обманщиков – всех! – Он снова ударил меня, и я, как мешок, свалилась со стула.
В эту ночь мне не принесли опий. К утру я кричала, билась о запертую дверь моей комнаты и рвала в клочья простыни.
Потом пришел барон и посмотрел на меня через маленькое окошко в двери. Должно быть, он решил, что такая пытка не поможет ему получить ответа на свой вопрос, поэтому он приказал принести мне порцию опиумной настойки. Я выпила залпом и с наслаждением ждала, пока легкость распространится по всему телу и успокоит мой бедный мозг. Мир и покой. Мир и покой – вот чего я так страстно желала. Сладостный покой.
Он стоял возле меня.
– Где они? Отвечай!
– Я не знаю. Оставь меня. Уходи.
– Что ты с ними сделала? Кому ты их отдала?
– Никому. Я не помню. Уходи.
– Ты сама послала их королю, да? Ты все сделала сама?
– Говорю тебе, я не помню. Отстань от меня. Уйди, наконец.
