привычке потянула меня за рукав к брусчатке университетского тротуара и протащила за собой метров пятнадцать вдоль стеклянной стены, из-за которой за всем этим бесплатным цирком не без интереса наблюдала русская развеселая компания, состоящая из Ганина, Заречного и их прекрасных дам.
– Что происходит? – Я постарался звучать как можно серьезнее, чтобы сбить с Мураками профессионально-региональную спесь. – Что за трюк с телефоном?
– Понимаете, Минамото-сан, – возбужденно начала она, – я сидела, и мне эти лекции не очень хотелось слушать…
– Что вы говорите! – перебил ее я. – А я думал, наоборот, вам приятно студенческие годы вспомнить!…
– Нам в университете другие лекции читали, а здесь и не лекции вовсе, а доклады… Скучные… – ответила она.
– И что?
– Так я стала с мобильного на ваше управление выходить, чтобы получить первые данные по «прослушке» телефона Ирины Катаямы.
– А что, уже есть данные? – Я удивился ее технической подкованности, поскольку у меня самого иного способа, как только через визит в технический отдел наблюдения, получить искомую информацию в голове не было.
– Сначала не было, а как эта громадина Нина Валентиновна начала про Татьяну Толстую рассказывать, мне на сотовый письмо пришло с полным отчетом по ее вчерашним и сегодняшним переговорам. – Мураками показала мне издалека свой телефончик, на дисплее которого светилось видимо, это самое письмо.
– И что там? – Я обернулся на Кириллова: тот покорно стоял, подпирая стеклянную стену, за которой ганинской компании уже не было.
– Главное, как я и предполагала, ни одного звонка в Ниигату! – звонко отрапортовала Аюми. – Ни домой, ни в офис мужа!…
– Ну это еще ничего не доказывает, – поторопился я охладить ее дедуктивный пыл. – Мы в Японии с вами живем, здесь у нас жены не обязаны мужьям постоянно звонить.
– Верно, – тряхнула Мураками своей безобразной копной. – Но вот вчера было три звонка «на» и четыре «с» вот этого номера. И сегодня утром один «с» и один – «на».
Она показала на дисплее длинный номер, начинающийся на привычные «мобильные» «ноль-девять-ноль». Я никак не отреагировал на него и выжидательно посмотрел на Аюми. Та скривила тонюсенькие губки в сердитой усмешке по поводу моего непонимания очевидных вещей и нажала кнопку набора. Звонкая трель не заставила себя ждать: я обернулся и посмотрел на достающего из нагрудного кармана пиджака чирикающий сотовый Кириллова.
– Опять?! – сердито прокричал он. – Сколько можно! Может, мне снова граблю свою поднять?
– Кириллов-сан, – я решил взять бразды правления в свои собственные руки, – я – майор милиции Хоккайдо Минамото Такуя, веду расследование убийства вашего коллеги господина Селиванова. Я думаю, будет лучше, если вы проедете с нами в управление полиции и ответите на несколько наших вопросов.
– Убийство Селиванова?! – задергался Кириллов. – Я что, подозреваемый?! Я никакого отношения к убийству Володи не имею! Слышите?!
– Слышим, Кириллов-сан! – Меня раздражают люди, которые в таких случаях начинают орать на всю улицу, оповещая встречных-поперечных о якобы имеющем место полицейском произволе. – Давайте проедем к нам, мы вас надолго не задержим.
– Куда проедем? У меня совсем другие планы на вечер! – не сдавался с каждой секундой теряющий свой вновь приобретенный благодаря приличной одежде лоск хабаровский филолог.
– Я же сказал, в управление, – я показал ему рукой в сторону тенистой аллеи, где находилась наша машина. – А потом мы вас доставим, куда вам будет угодно.
– Правда? – Он внезапно прекратил орать.
– В пределах Саппоро, разумеется, – подкорректировал я на всякий случай свое служебное обещание.
– В какой-нибудь компьютерный магазин отвезете? – деловито поинтересовался он.
– Без проблем! – кивнул я, и мы двинулись к машине. По дороге я позвонил «наружке» и предупредил, что мы с Мураками отъезжаем в управление и что с Ирины Катаямы они не должны спускать ни глаз, ни ушей, ни носов. В машине мне пришлось сразу пресечь все попытки Кириллова начать оправдываться относительно телефона, поскольку дело принимало нешуточный оборот, и вести такие беседы следует строго по инструкции, то есть исключительно в служебных помещениях, под «бумажную» и магнитофонную запись. Кириллов, посопротивлявшись пару минут, переключился в конце концов на проблему совместимости компьютеров японского производства с русскоязычной версией «WindowsXP». Мне в этом плане сказать ему было искренне нечего, но ситуацию спасла словоохотливая Аюми, которая, как оказалось, неплохо ориентируется в практических компьютерных проблемах и которая смогла дать Кириллову массу советов.
В комнате для допросов на девятом этаже нас поджидал суровый Нисио. Полковник сидел за столом на месте допрашиваемого, играл скалистыми скулами и сверлил пространство перед собой хитрыми лучистыми глазами. Едва мы вошли, Нисио поднялся со стула, уступив место Кириллову, и обратился к нам с Мураками:
– Я вам нужен?
– Вы нам всегда нужны! – лицемерно сподхалимничал я, благо Кириллов в японском оказался несведущ.
– Мешать не буду? – продолжил урок этикета полковник.
– Не будете, – покрутил головой я.
– Тогда я присяду в уголке, – прокряхтел он, усаживаясь на стул в дальнем углу, где обычно сидят на важных допросах представители высокого начальства и инспекторы из прокуратуры.
Мураками быстро разложила перед собой пустые бланки протоколов, я заправил во встроенный в столешницу магнитофон чистую кассету, а Кириллов тяжело плюхнулся на еще не остывший от нисиовского тела арестантский стул. Трехминутная стандартная прелюдия к официальному снятию показаний поведала нам, что Кириллов по имени-отчеству Семен Данилович, что ему, как я и предполагал, уже далеко за шестьдесят, а именно – шестьдесят семь, и что он, чтобы снискать на хлеб насущный, который в нынешней России чрезвычайно дорог, вынужден трудиться на педагогической ниве-хляби народного просвещения, складывая свой месячный доход из профессорской подачки, гордо именуемой заработной платой, и нищенской пенсии, которой хватает только на оплату ненавязчивых услуг хабаровского ЖКХ.
– Так, теперь, Семен Данилович, перейдем непосредственно к делу, – предложил я.
– С удовольствием, – отозвался он и посмотрел на часы.
– Центральные магазины электроники у нас закрываются в девять, так что пока можете не беспокоиться, – заметил я его консьюмеристическое волнение.
– Спасибо, – вздохнул он.
– Итак, первый вопрос: это ваш телефон? – я указал на лежащий на столе сотовый, упакованный Мураками в целлофановый пакет.
– Нет, не мой, – отрезал Кириллов.
– Как вы объясните его наличие в вашем кармане?
– В портфеле, – поправил меня он. – В карман я его переложил уже после того, как он зазвонил в портфеле.
– Хорошо, в портфеле, – согласился я.
– Никак не объясню, – закачал головой Кириллов.
– Ладно, попробуем поставить вопрос иначе: кто вам мог подложить этот телефон?
– Подложить? – удивился он.
– Или подкинуть, подбросить…
– Подсыпать… – продолжил он начатый мною глагольный ряд и ухмыльнулся.
– Пускай будет «подсыпать», – опять согласился я.
– Вы знаете, я про Японию дома много всяких историй слышал: и про свалки ваши, где машины на ходу и работающие телевизоры тысячами валяются, и про честность вашу гражданскую, когда вы миллионы на улицах находите и тут же их в полицию сдаете… – Кириллов огляделся по сторонам. – Но чтобы мобильные телефоны забесплатно людям подбрасывали, это уже слишком!…
– И все-таки, Семен Данилович, если, как вы утверждаете, телефон не ваш и вы им до контакта с вами капитана Мураками, – я указал подбородком на увлеченно записывающую нашу словесную перепалку лохматую Аюми, – не пользовались, то иного ответа на вопрос о его появлении в вашем портфеле я не нахожу.
– Вы серьезно? – Кириллов внимательно посмотрел на меня, потом на хранящего самурайское молчание Нисио.
– Серьезно, – кивнул я.
– И я серьезно, – ответил он. – Я правда понятия не имею, откуда он у меня взялся! Выхожу сегодня из зала после конференции, а у меня в портфеле что-то звонит!…
– Мы в курсе, Семен Данилович, – прервал я его, обеспокоившись тем, что при таком темпе добычи информации Кириллов может в компьютерный магазин и не успеть. – Дело в том, что наша задача сейчас установить, как он мог к вам попасть.
– А что это вообще за телефон? – встрепенулся Кириллов. – Что в нем такого опасного?
– Семен Данилович, как показывают данные телефонной компании да и самого телефона, в течение последних двух дней с него и на него было сделано несколько звонков, которые могут быть связаны с убийством Владимира Николаевича Селиванова.
– Связаны? – Кириллов с удивлением посмотрел на меня. – Вы что, считаете, что я связан с его убийством?
– Вы с ним давно знакомы?… Были… – спросил я.
– Встречались несколько раз на конференциях… Последний раз два года назад в Праге, на летнем семинаре по Пригову…
– По кому? – Мои познания в русской литературе восемнадцатого века ограничивались шестью-семью именами, которые еще вчера в Читосэ я успел припечатать к дедушке русской филологии, но названная им фамилия в их число не входила.
– Видите ли, Селиванов Володя занимается… занимался в основном Сорокиным, а я занимаюсь его, то есть Сорокина, учителем – Дмитрием Александровичем Приговым… Это ныне здравствующий классик русской поэзии…
– Так вы по современной литературе? – Я искренне удивился объекту интереса Кириллова.
– А вы думали по какой? – Он пристально взглянул на меня. – Иначе чего мне на этой конференции делать?
– Конечно, – кивнул я и краем глаза заметил на сжатых губах Мураками, подобно прилежной пятикласснице, склонившейся к листам бумаги, ехидную улыбку –
