– Филе-миньон с грибами и салат со шпинатом, – весело отчиталась она, перехватив мой заинтересованный взор.
– А пить что будете?
– Белое, – ответила она.
– К мясу полагается красное. – Мой взгляд наконец-то преодолел минную полосу на ее груди и добрался до глаз.
– Плевать мне на то, что к чему полагается! – заявила она, пальнув по мне огненным взором. – Вы-то, японцы, что, всегда что положено, то и делаете?
– Стараемся, по крайней мере, – сказал я скромно.
– А я с Сахалина, как вы уже наслышаны! – опять выстрелила она в меня. – У нас, на Сахалине, пыжся не пыжся, все равно будет одна большая лажа!
– Лужа? – Мне показалось, что она оговорилась.
– Лужа – это потом, когда облажаешься. А сначала – лажа! – просветила меня хорошо подкованная в социально-лингвистическом плане Катаяма.
Я заказал себе то же самое, только вместо белого вина попросил бокал пива, что вызвало у Ирины очередной приступ желчного сарказма:
– Вот все вы такие! Мужики японские!
– Какие «такие»?
– Копируете все у других, а сами за себя решить ничего не можете! Еще мужиками называетесь!
– То есть вы, Ирина, не допускаете, что я тоже могу любить говяжье филе и заедать его шпинатом в имбирном соусе?
– Да ешьте чего хотите! Я вам что, жена, что ли! – Она зло прищурилась и уставилась на меня.
– Кстати о жене! Вернее, о супружеском долге!… – Я предусмотрительно отключил сотовый перед входом в гостиницу и теперь мог вести беседу без опасений оказаться в двусмысленной ситуации. – Что слышно от вашего мужа, Ирина?
– Ничего не слышно! – огрызнулась она. – Почему мне должно быть от него что-нибудь слышно?
– Ну как же, муж все-таки…
– Муж, как же!… Две тонны груш!…
– Ирина, если завтра местонахождение Ато Катаямы не будет установлено, полиция Ниигаты официально объявит его в розыск, и тогда вас будут допрашивать уже не при хрустале с серебром и крахмальными скатертями.
– Пугаете? – язвительно поинтересовалась она.
– Предупреждаю. По-дружески, – улыбнулся я.
– В друзья напрашиваетесь?
– Нельзя?
– А зачем? – Она вдруг замерла, как кобра перед жалящим броском. – Зачем мне с вами дружить?
– Разговаривать легче, когда дружески к человеку относишься, – объяснил я свою коммуникативную позицию.
– А может, лучше сразу в койку? – Она сделала свой прыжок. – Чего нам с вами разговаривать! Мы с вами не дети – и так все понятно! У вас – палочка, у меня – дырочка, дважды два – четыре…
– Заманчиво, но нереально, – не без искреннего сожаления отреагировал я на ее пошлый змеиный наскок.
– Ага, с Мураками вашей вам, значит, приятнее? – задала она риторический вопрос.
– Ирина, скажите, пожалуйста, куда вы перевели сегодня деньги в банке «Мичиноку»? – Мне надоело пикироваться с этой тигрицей. – Куда и кому?
– Следили за мной? – Неожиданная смена темы застала ее врасплох, и ей, как я уже успел понять, опять требовалось несколько секунд, чтобы перегруппироваться.
– Ирина, вашего мужа нигде нет. – Я положил локти на стол и наклонился к ней. – Вы уезжаете из своего города за тысячу километров, переводите неизвестно куда огромные деньги, принадлежащие вашему мужу, и потом – этот мешок, который вы вчера сбросили в Японское море. Имея в виду все это, у нас есть самые веские основания контролировать ваши действия.
– А этот совок в банке, он тоже на вас работает? – Она бросила в меня презрительный взгляд.
– Какой совок? – До меня не сразу дошло, что она имеет в виду Ганина, который у меня с этим мерзким словом никогда не ассоциируется.
– Который сначала в банке около меня терся, а потом на конференции ошивался!
– А-а, этот!… Нет, не на нас, успокойтесь! Мы не имеем права по закону к сыскной работе привлекать граждан иностранных государств. Тем более россиянина.
– А чего же он тогда на конференции тусовался?
– А он филолог профессиональный, русский язык тут преподает. – Я восхитился ее блестящему умению не только моментально восстанавливать свои защитные ряды, но и самой переходить в контратаку при помощи незатейливых, но сжигающих драгоценное время вопросов.
Принесли ее заказ, и она принялась за филе, демонстрируя довольно сносное для сахалинской девицы владение ножом и вилкой.
– Как мясо? – поинтересовался я в предвкушении своей порции.
– Хорошее, – буркнула она. – Я люблю мясо с кровью…
– Ирина, скажите все-таки: где ваш муж?
– Я вам сказала: не знаю. – Она бойко макала обжаренные в чесночном масле до золотистой корочки шампиньоны в бордовый сок, исходивший из растерзанной ее безжалостным ножом багровой говяжьей плоти. – Отвяжитесь и дайте спокойно поесть!
– Ешьте-ешьте! – успокоил я ее.
– Ем, – опять буркнула она набитым мясом и грибами ртом.
– Ирина, у вас есть любовник? – Я посчитал, что теперь настала моя очередь ввести в бой тяжелую артиллерию.
– Чего? – По на мгновение остановившимся в терзании податливого мяса челюстям я понял, что мой первый серьезный снаряд угодил точно в цель, и, хотя уже через мгновение челюсти вновь заработали, интенсивность, с которой они продолжили это делать, уже не была прежней, а в шоколадных глазах неприступной красавицы, вдруг затлел фитилек тревоги.
– Я спрашиваю: кто ваш любовник? – стараясь звучать как можно беззаботнее, переспросил я.
Она не удостоила меня ответом, подцепила вилкой кусочек мягкого шпината, но почти у самого рта вдруг уронила его обратно в тарелку. Шпинат плюхнулся в лужицу маслянистого соуса, его крошечные брызги угодили Ирине на пиджак.
– Блин! – прошипела она и машинально промокнула их мокрой салфеткой «осибори», которые в наших ресторанах подают перед едой для освежения лица и протирания рук.
– Итак, о вашем любовнике, Ирина…
– Что – о моем любовнике?! – вновь змеиным голосом прошипела она. – Что вы до меня докапываетесь?
– Кто он?
– Мужик! – фыркнула она, продолжая автоматически разглядывать закапанный пиджак.
– Русский?
– Какая разница?… – Она вдруг с шипения перешла на шепот. – Мужик – он везде мужик, и в России тоже…
– Как его зовут?
– Его зовут «хороший мальчик», – усмехнулась она.
– Мальчик?
– Мальчик!
– Мальчик с пальчик? – попытался я несколько разрядить накалившуюся до предела обстановку.
– С пальчик это, может, у вас. – Она облила меня едкой кислотой вселенского презрения.
– А у «хорошего мальчика»? – Я достойно выдержал этот мощный удар ниже пояса.
– А у «хорошего мальчика» «мальчик» именно «хороший», «конкретный мальчик»! – Она запустила в рот последнюю порцию сочного миньона. – Двадцать шесть сантиметров в рабочем состоянии, как, ничего вам? Что еще бабе нужно!
– Деньги, очевидно, – предположил я, оставив без внимания габаритные характеристики виртуального пока конкурента.
– Так он потому и «хороший мальчик», что у него не только в трусах все в порядке! – Ирина вдруг внезапно повеселела.
– Значит, он у вас богатый?
– Я под бедными на Сахалине належалась! – игриво поведала она. – Надоело потеть забесплатно!
– А муж ваш – тоже человек состоятельный, – заметил я.
– Ради вашего паспорта японского под какого только козла не ляжешь! – смачно заявила она.
– Неужели наш японский паспорт стоит таких унижений?
– Паспорт стоит! – Она закивала, отхлебывая вино из бокала. – Ваша ксива того стоит!…
Передо мной вдруг таинственным образом появились огромные тарелки со шпинатом и мясом, но я решил пока не уделять им внимания:
– А что тогда не стоит?
– Под вас, японцев, забесплатно ложиться! Как это ваши бабы часто делают, – пояснила она.
– Часто? – переспросил я.
– Конечно, часто! Чего с вашего среднего пыльного мужичка поимеешь? Ни денег внятных, ни двадцати шести сантиметров! Какая с японского мужика еще может радость быть…
– Значит, с вашим Ато радости у вас не было совсем? – Я внимательно посмотрел в ее все еще прекрасные, несмотря ни на какие сальные подробности, карие глаза.
– У нас был законный, классический натуральный обмен, – улыбнулась Ирина.
– Обмен?
– Я ноги под ним исправно раздвигала, когда его припирало меня послюнявить, а он мне, как перед свадьбой обещал, гражданство справил.
– А зачем вам японское гражданство, Ирина? На японку вы непохожи, адаптироваться среди нас сложновато, особенно когда с мужем проблемы, да и с его родней тоже.
