— Ты с ним была в том, другом времени… — вспомнил Андрей, — где меня, по твоему утверждению, уже убили.
— Это так, и в том нет ничего смешного.
Андрей разорвал конверт.
Письмо начиналось с добрых вестей. Господину Теодору удалось установить, что угроза безопасности Андрея, и без того незначительная после закрытия дела в ялтинском суде, вовсе исчезла, потому что в начале сентября гражданин следователь Вревский покинул службу и отбыл в Новороссийск к родственникам, которые пристроили его компаньоном в небольшом деле по поставкам сапог для армии. Так что теперь Андрей может спокойно возвратиться в Симферополь.
«Мне также было бы полезно ваше пребывание в Симферополе, — продолжал пан Теодор. — В ближайшие недели я побываю в этом городе. Возможно, мне понадобится ваша помощь. Так что я прошу вас, Андрей и Лида, пожить в Симферополе до конца декабря».
Андрей перевернул страницу письма, и Лидочка воспользовалась заминкой, чтобы сказать:
— Если бы не он… и не твой отчим, нас бы здесь не было.
— И может быть, к лучшему, — буркнул Андрей.
— А я так не думаю. По крайней мере, я с тобой.
Андрей продолжил чтение:
— «Надеюсь, вы не будете сердиться на меня за то, что я бесцеремонно вмешиваюсь в вашу жизнь. Но если вы возьмете за труд задуматься, то согласитесь, что связи между мной и вами, между всеми нами, пловцами в реке времени, по необходимости куда более тесные, нежели между нами и всеми обитателями Земли. Миллионы людей, окружающие вас сегодня, — не более как фигурки за окном летящего вперед поезда. Не успели вы приглядеться к ним — и они уже исчезли в недосягаемом прошлом, словно растворились в мареве на горизонте. И лишь ваши попутчики в вагоне или в следующем поезде, куда вы перешли после пересадки, остаются с вами достаточный промежуток времени, чтобы вглядеться в их лица и понять их тревоги. И совсем ничтожное число людей в этой Вселенной оказывается вашими попутчиками надолго. Для вас пока я — единственный постоянный спутник. И не следует роптать на судьбу — вы вольны остановиться и остаться там, где вы сейчас находитесь. И подобные случаи уже бывали. Но скажу — и не потому, что я претендую на роль пифии, а только основываясь на собственном опыте, что вы уже не сможете отказаться от движения впереди потока и вне потока. Это болезнь, и как больной давний, хронический, могу сказать, что в этом наше с вами проклятие и наше с вами счастье. Счастье быть иными. Так что я надеюсь, через несколько недель вы будете в Симферополе и мы с вами неспешно поговорим. Ваш Теодор».
— Я согласна с ним, — поспешила сказать Лидочка, прежде чем Андрей разразился гневной филиппикой. — Сейчас уже не время рассуждать — кто виноват. Так случилось. Мы оторвались с тобой от корней, и нас несет как перекати-поле.
— И не подумаю соглашаться с тобой, — сказал Андрей после паузы, словно своим вмешательством Лидочка выбила у него оружие. — Я живу здесь, я самый обыкновенный человек.
— Только моложе Ахмета, своего ровесника, на три года.
— Не цепляйся к деталям, — сказал Андрей. — Разница несущественна. Да, нам с тобой пришлось убежать из того года, потому что мне грозила опасность. И я тебе благодарен за то, что ты разделила эту опасность со мной. Но теперь — ты же видишь, — Андрей показал на письмо, которое Лидочка положила на стол, — что Вревского нет, дела об убийстве отчима нет. Мы с тобой живем вместе. И нет никакой нужды более убегать в будущее.
— Я мечтаю о том же. Ведь я по натуре домоседка. Скорей бы кончилась война!
— Теперь уже скоро. Надо читать газеты. Дни Германии — сочтены.
— А если начнется новая война?
— С кем же?
— Не надо саркастического тона, Андрюша. Может, с Турцией, может, с Китаем.
— Лучше скажи — с марсианами!
— А если будет война внутри России?
— У нас уже была революция! Больше не будет.
— Все равно я с тобой не согласна. Я не зарекаюсь.
За ужином Андрей возобновил спор:
— Мы с тобой как птицы, — сказал он, — как домашний гусь Мартин, который летал в Африку.
— Я подозреваю, что, вернувшись в птичник, Мартин забыл про Африку, — возразила Лида. — Женился, развел детей. Нужна ли Африка домашним гусям?
— Нужна, — сразу ответил Андрей, — чтобы не попасть на сковороду. Домашние гуси не знают, что от сковородки можно улететь. А мы знаем.
Лидочка пожала плечами, поднялась из-за стола, начала убирать тарелки. Они теперь столовались в своей комнате — это было дешевле и чище — в Батуме уже были случаи холеры, которую принесли из Турции солдаты.
Она понесла посуду на веранду, чтобы спуститься на задний двор и там ее помыть. Андрей смотрел ей вслед — платье Лидочки было чуть тесно — это было прошлогоднее платье.
В дверях Лидочка остановилась, гневно обернулась и сказала:
— Не смей так смотреть на меня!
— Почему?
— Потому что ты меня раздеваешь — я всей спиной чувствую.
— У меня и в мыслях такого не было! — возмутился Андрей. — Я просто смотрел.
— Тогда мне тем более обидно, — непоследовательно сказала Лидочка и исчезла с глаз.
Покинуть Батум оказалось нелегко. Андрей рассчитывал, что ему помогут в комендатуре — не зря же он две недели занимался, в сущности, филантропической деятельностью. Но обнаружилось, что шапочные знакомства, заведенные Андреем среди тамошних военных чиновников и врачей, ничего не могли дать — он все равно оставался чужим. К тому же с началом отступления на Кавказском фронте обнаружилось немало влиятельных беглецов, которым было необходимо вырваться из Батума в Крым или Одессу.
Андрей ходил и в порт, разговаривал там со шкиперами и матросами, не гнушался и малыми шхунами, но безрезультатно.
С Авдеевыми Андрей общался не более, чем необходимо. Он продолжал числиться в экспедиции, которая закончилась так неудачно — даже рабочие тетради и записи, прорисовки и оттиски надписей — не говоря о ящиках с находками — покоились на дне Черного моря. Авдеевы, вложившие все свои средства, как понимал Андрей, в табак или другие контрабандные товары, были разорены. Им даже трудно было собрать денег, чтобы отъехать в Москву. Пока что Авдеев обивал пороги батумских тыловых управлений и гудел в тесных пыльных кабинетах, выпрашивая компенсацию.
В последний раз Андрей виделся с ними, когда хоронили Тему Карася. Карася море выбросило на четвертый день. Андрей добился выдачи тела экспедиции и похорон в отдельной могиле. Он даже купил цветов, а Лидочка соорудила из них большой венок с лентами, на которых было написано золотом по белому: «Незабвенному Артемию Иосифовичу Карасю от друзей и сотрудников по экспедиции». После похорон Андрей представил Авдеевым Лидочку. Пока батюшка в небольшой кладбищенской церкви скороговоркой отпевал Карася — розового, гладкого — он был совсем не похож на утопленника, Ольга Трифоновна успела рассказать Лидочке о жутком и безвыходном положении утонувшей экспедиции. Ольга сама уже верила в бескорыстие свое и супруга.
Россинского так и не нашли.
Вскоре Авдеевы уехали в Тифлис — оттуда они полагали более удобным добраться до Москвы. В Тифлисе жили коллеги Авдеева. Андрея они с собой не позвали — более того, забыли попрощаться. Может, боялись, что Андрей будет проситься с ними.
Сентябрь стоял жаркий, душный, налетали грозы, и на море поднималось волнение. Всю ночь струи
