Судорожно распахнув не первой свежести рубашку, он снял с шеи черный шелковый шнурок, на котором висел большой округлый предмет, протянул руку и положил его Пушкину на ладонь. Тяжесть этого предмета сразу же потянула ладонь книзу - это был диск размером с маленькое блюдце, из потемневшей бронзы, покрытый по какой-то загадочной системе россыпью квадратных отверстий, проделанных с большим мастерством. Штука была немудреная на вид, но чувствовалось, что изготовлявший ее мастер поработал с величайшим тщанием. Все четыре края диска, словно на картушке компаса, были помечены непонятными знаками, не похожими один на другой.
- Вот это и есть ключ. Ходит даже легенда, что фамилия наша, Ключаревы, оттого и произошла, что именно наш прародитель был выбран Курыном в хранители ключа…
- Каждый ключ должен что-нибудь отпирать, - сказал Пушкин. - Чем примечателен этот?
- Тем, любезнейший Александр Сергеевич, что именно он, будучи приложен в соответствующем месте, неопровержимо свидетельствует, что владелец его вправе открыть хранилище и завладеть бумагами Курына. Вы совершенно правы: Федор Васильевич в свое время казни и темницы избежал. Потому что был предусмотрителен и вовремя бежал в Италию, где еще раньше изучал некую премудрость, обзавелся друзьями и компаньонами по изучению тайной мудрости…
- Куда же именно?
- Э нет, Александр Сергеич, так не пойдет! - хихикнул Ключарев, в который раз подливая себе белого вина. - Вы ведь, в отличие от меня, уж не посетуйте за правду, весьма любите в картишки перекинуться? Коли так, должны знать правила: в иной игре все козыри на стол ни за что не выкладывают, приберегают про черный день… Вот и я сему золотому правилу последую…
- Поторговаться хотите? - усмехнулся Пушкин. - Пристало ли столбовому дворянину?
- Что уж поделать, Александр Сергеич. Бывают моменты, когда и столбовые дворяне вынуждены вести торг, словно заправские купчишки. Участь, которую вы мне готовите, предугадать нетрудно, правда? Подыщете подходящую статью из Уголовного уложения, по коей, не объясняя широкой публике кое-каких тайн, все же законопатите раба божьего Степана в те места, где щуки яйца несут, а медведи бабам вальки подают…
- По-моему, четвертью часа ранее вы с чем угодно соглашались, лишь бы отсюда вырваться…
- Минутная слабость! - хихикнул Ключарев. - Вполне уместная и простительная в запутанных жизненных обстоятельствах… Только, надобно вам знать, поразмыслил я, собрал в кулак волю и стал смотреть на жизнь насквозь прагматически… - Он усмехнулся уже почти весело. - Поторговаться следует, Александр Сергеич…
«Ошибка моя в том, что я позволил ему пить, сколько влезет, - подумал Пушкин не без злости на себя. - Прикончив бутылку, преисполнился пьяной смелости. Светлым днем, надо полагать,
- Не берусь обещать вам слишком много, - сказал он, оставаясь хладнокровным. - Но полномочия мои обширны. Неизвестно было, с чем предстоит столкнуться, и пославшие меня сюда предоставили известную свободу действий…
- Это означает, что мы все же можем сторговаться? Слово дворянина даете?
Пушкин сказал, тщательно подбирая слова:
- Хорошо. Даю слово дворянина, что в Петербурге мы сделаем попытку уладить дело миром… в том случае, если сведения ваши окажутся ценными.
- Уж будьте уверены! - с прорезавшимся самодовольством сказал Ключарев. - Устанут за мной записывать ваши письмоводители, или как там они в Третьем отделении именуются. Столько пережить довелось на этом тернистом пути…
- В том числе и в Гогенау? - спросил Пушкин резко.
Его собеседник вздрогнул, посмотрел настороженно, с прежней неуверенностью.
- Сдается мне, господин Ключарев, вы чересчур быстро перешли к самой неприкрытой наглости, - сказал Пушкин тем вроде бы безразличным тоном, за которым человек наблюдательный все же угадывает металл. - Вы для нас, конечно, представляете известную ценность, но, простите великодушно, не стоит выкаблучиваться, словно разошедшийся купчик в кабаке. Вынужден вам со всем прискорбием напомнить, что после известных событий в Гогенау по вашему следу пустились и прусские мои коллеги, пребывающие здесь же, в Праге. А пруссаки с давних пор имеют репутацию людей решительных, беззастенчивых в средствах и не склонных баловаться излишним гуманистическим вздором…
И так уж удачно получилось, что как раз в этот момент громко стукнула входная дверь, и в комнату буквальным образом вломились сыщики: тот, с кем Пушкин только что беседовал в кухне, и второй, помоложе и крупнее сложением.
Тот, что постарше, сказал чуть смущенно:
- Вы долго не появлялись, и мы на всякий случай решили… Господин граф велел не упускать вас из виду, во избежание…
- Как видите, здесь все спокойно, - сказал Пушкин. - Соблаговолите подождать на лестнице.
Сыщики вышли, не прекословя.
- Обращаю ваше внимание еще и на то, что здесь не Россия, - сказал Пушкин. - Чтобы вернуться в наше богоспасаемое Отечество, предстоит еще пересечь две границы, а ваш фальшивый паспорт может вызвать подозрения…
- Он настоящий, - хмуро бросил Ключарев.
- Не цепляйтесь к мелочам. Главное, положение ваше не из легких, а потому следовало бы держаться любезнее с человеком, которого смело можно назвать вашей единственной надеждой…
- Помилуйте, я просто шутил! Экий вы вспыльчивый, как порох…
- Эфиопская кровь, - сказал Пушкин без улыбки. - О достославном предке моем Абраме Петровиче и крутом его нраве наслышаны, надеюсь? Давайте перестанем пикироваться и болтать о пустяках. Руджиери помогал вам в Петербурге?
- Было дело, - неохотно сказал Ключарев. - Свела нас однажды судьба, и оказалось, что друг друга мы очень удачно дополняем.
- А в Гогенау?
- Ах, Александр Сергеевич, ну что вы прицепились к этой паршивой прусской дыре? Широко глядя, там произошло то же, что и в Петербурге: молодой человек, самых высоких дарований и нравственных качеств, пребывал в самой пошлой бедности исключительно оттого, что его дядюшка, скупердяй и ростовщик, отличался завидным долголетием…
- А
- Представления не имею! - Ключарев заторопился. - Поверьте, Александр Сергеевич, я и в самом деле ни сном, ни духом… Как на духу: решил порвать с прошлым, пока не поздно. Искал лишь случая пуститься подальше от этих мест, а заодно и от чертова итальянца…
- И что ж за черная кошка между вами пробежала?
- Прохвостом оказался первостатейным! - с сердцем сказал Ключарев. - И это еще мягко сказано… В Петербурге, да и потом, у немцев, расстилался хитрой лисой, держался, словно сущий лакей, сидеть в моем присутствии опасался, кресла подавал… Он и уговорил податься из Пруссии сюда, обещал, что здесь, в Праге, у него множество друзей, которые помогут устроиться безопасно… И ведь не соврал, паршивец! - грустно рассмеялся Ключарев. - Друзей у него тут хватает… из тех, что не к ночи поминать. - Он передернулся без малейшего притворства. - Угодил кур в ощип…
- Они пришли к вам?
Ключарев молча кивнул.
- Кто?
Вся пьяная бравада давным-давно слетела, и перед Пушкиным снова сидел насмерть перепуганный человек невеликой отваги.
- Позвольте уж без подробных живописаний, - сказал Ключарев, косясь на окна. - И без того, как вспомню, мурашки по спине… И вот тут-то понял я, неразумный, что меня, очень может оказаться, нарочно выманивали в эти проклятые места, подальше от родных мест… Вот это им нужно, - положил он руку на
