и потирая ушибленный бок, он произнес почти спокойным голосом:
- Ну вот, а я уже боялся, что подраться как следует так и не придется… Я, конечно, не бог весть какой мудрец, но как нельзя более к месту вспомнил про шарик, который ему пихали в рот, чтоб оживал. Ну а если его убрать, ясно, что будет… Так и получилось, в лучшем виде!
- Алоизиус, вы герой, - сказал граф, крутя головой в некотором ошеломлении.
- Да ничего подобного, - отозвался барон устало и буднично. - Просто у меня оказалась шпага, а у вас ничего такого не было, вот и все. Но какова тварюга, дух спирает…
Подвал был неузнаваем - повсюду груды кривых досок, остро пахнущих трухой, пыль неспешно оседает в бледных полосах света. Голем лежал перед ними, неподвижный, но даже теперь внушавший почтительное опасение.
- Бедняга Гаррах, - тихо сказал граф. - Он, конечно же, о чем-то договорился с итальянцем, заключил какую-то сделку… Получил некий секрет… И решил самонадеянно, что сможет управиться с чудищем. Ох уж мне эти ученые мужи…
Барон подобрал шарик и вертел его меж пальцев:
- Закорючки какие-то, на манер иероглифов…
- Позвольте-ка, - сказал граф.
Отобрал у него шарик, на боку которого и впрямь виднелась надпись из непонятных знаков, вынул из пальцев Пушкина пистолет, положил шарик на пол, в углубление меж двумя каменными плитами, присел на корточки и нанес рукояткой пистолета несколько точных, безжалостных ударов. Шарик хрустнул, распался на несколько кусков, которые граф старательно растер едва ли не в порошок подошвой башмака.
- Так, право же, будет лучше, - сказал он без выражения, выпрямляясь во весь рост. - Очень уж опасная игрушка.
Барон издал изумленный возглас, и все повернулись в ту сторону. Огромный глиняный истукан на глазах менял форму и очертания, он словно бы истаивал, рассыпаясь грудой серой пыли, растекавшейся во все стороны тяжелыми ручейками наподобие ртути. Прошло совсем немного времени, и он превратился в продолговатую груду, уже не имевшую ничего общего с подобием человеческой фигуры.
Пушкин усмехнулся через силу:
- Какое доказательство погибло…
- А разве мы собираемся что-то доказывать окружающим? - неимоверно уставшим голосом сказал граф. - У нас другие задачи: чтобы всего вот этого, - он небрежно указал на груду серой пыли, - стало как можно меньше… Я поздравляю вас, господа. Чудище исчезло, а мы все трое все еще живы.
- А это потому, что мы везучие, - ухмыльнулся барон.
Глава девятая
КАРЛОВ МОСТ НА ЗАКАТЕ
Закат, как всегда случается, разделил мир пополам. По одну сторону протянулись над рекой длинные тени моста и статуй, касавшиеся стен старинных домов, - и эти дома, ярко освещенные совсем низко опустившимся солнцем, казались невероятно красивее, чище, романтичнее, чем в реальной жизни. По другую сторону, собственно, ничего и не имелось - та половина мира словно бы исчезла в пламени, превратилась в пустое пространство, сплошь заполненное резавшим глаза тускло-золотым сиянием.
Барон, нетерпеливо прохаживаясь на их всегдашнем месте встреч, под статуей рыцаря в доспехах, выдернул из жилетного кармана часы и щелкнул крышкой. Сказал уныло:
- Опаздывает. На добрых четверть часа.
- Будем надеяться, что это-то как раз и есть хорошая новость, - сказал Пушкин терпеливо. - Что-то ему удалось узнать…
- Вашими молитвами… - с сомнением пожав плечами, отозвался барон. - Знаете, Александр, что меня больше всего бесит? У нас постоянно, как песок сквозь пальцы, ускальзывают люди, тайны, разгадки. Совершенно некого взять за глотку, легонечко притиснуть к стене и рявкнуть: «Говори, собака!»
- Алоизиус, - сказал Пушкин. - Вы до сих пор имели дело исключительно с
- Ну да. А у вас что, было иначе?
- Да нет, все совершенно точно так же. Просто… У нас сейчас совершенно другой оборот дела, Алоизиус. Мы впервые столкнулись не с одиночками, а с тем самым тайным обществом, о котором прежде ходили лишь смутные упоминания. Нечто чертовски древнее и, надо полагать, хитроумное, сильное, изворотливое. К нему так просто не подберешься…
- Тьфу ты! Вы верите в тамплиеров?
- Я не знаю, кто они, - сказал Пушкин задумчиво. - Тамплиеры или нет. Но теперь уже совершенно ясно, что они существуют. И за пару дней успеха не добьешься…
- Да все я понимаю, - сказал барон сердито. - Умом. А вот чувства бунтуют. Душа просит немедленно учинить что-нибудь результативное - с погонями, ловлей виновника и вышибанием из него правды… Я же предлагал, чтобы отправили капитана Касселя, - он на трех языках может свободно изъясняться, книги читает каждый день, науками интересуется. Но полковник послал меня, сказал, что книг там все равно читать не придется… и ведь как в воду смотрел! Вы, кстати, тоже, не отрицайте, ни единой книжки не прочли.
- Ну, отчего же.
- Все равно, следовало бы ехать Касселю, он поднаторел в разгадывании головоломок сугубо умственным путем. А с меня взятки гладки - гусар он и есть гусар, мозгами шевелить не привык…
- Не переживайте, - сказал Пушкин. - Вчера вы нас спасли не раздумьями, а как раз шпагой.
- Скучно, черт побери! - совсем по-детски сказал барон. - И граф куда-то запропастился… - Он заложил руки за спину, задрал голову и уставился на рыцаря в полном вооружении, одной рукой опиравшегося на щит, а другой взметнувшего длинный меч. - Ишь, чванится… А это, случаем, не тамплиер? Доспехи-то старинные, как раз времен крестовых походов… В Праге с ее извечным чернокнижием станется тамплиера посреди города на мост водрузить…
- Это мифологический персонаж, - сказал Пушкин. - Рыцарь Брунсвик. Одолел в жестокой битве дракона, и король за это предложил ему, как и полагается в сказках, руку прекрасной принцессы. Только у Брунсвика уже была невеста, которую он любил, и он отказался. Тогда король велел бросить его в темницу. У рыцаря был некий волшебный меч, он разрубил оковы и вышел на свободу.
- А, ну это совсем другое дело, - сказал барон, поглядывая на каменного витязя с некоторым уважением. - Наш человек. Вот только что это за растяпа сидел там на троне, если закованному заключенному позволили иметь при себе меч? Откуда у него меч в темнице-то взялся? Что-то в этой истории концы с концами не сходятся…
- Действительно, - сказал Пушкин. - Мне как-то не приходило в голову… Меч в темнице - это, пожалуй, чересчур даже для патриархальных старинных времен… О, вот и граф!
Тарловски приближался к ним быстрой, решительной походкой человека, у которого впереди множество неотложных дел - и лицо у него было если не веселое, то, по крайней мере, напрочь лишенное грусти.
- Ну что же, господа, - сказал он, останавливаясь спиной к каменному рыцарю Брунсвику и улыбаясь во весь рот. - Это еще не победа, конечно, но все же мы сделали шаг вперед. Руджиери сбежал с прежней квартиры, но наши люди напали на след. И это не главное. У меня появилась великолепная догадка, которая подтвердилась после того, как в библиотеке…
Заметив некое шевеление над его головой, Пушкин поднял глаза… и обомлел на миг. Он понимал, что нужно крикнуть, предупредить, но не мог пошевелиться.
