сторону, сделал два шага вперед и старательно поклонился — не до земли, но все же в пояс. Выпрямился, приложив руки к жирной голой груди под распахнутым халатом, сказал, хитро поблескивая глазками:
— Почему один ходишь? В чужой место? Такой молодой госпожи один нельзя. Этот вот, — он небрежно мотнул головой в сторону Каразина, — плохой нукер, плохо беречь, огонь-палка нет, лицо не храбрый... Почему откуда?
— Смотрите, говорящий! — безмятежно сообщила Марина спутнику, не поворачиваясь к нему. — Мы — господа с корабля, понимаешь?
— Корабль, ой понимает, плавать...
— Вот именно, — сказала Марина тем же высокомерным тоном. — На нас напали... дикие.
Тюрбан неподдельно передернулся:
— Дикий люди — плох, загермор!
— Совершенно верно, — сказала она насмешливо, спохватилась и перешла на более понятные этой публике обороты: — Корабль они утопить, мы бежать. Понимаешь?
— Спасаться хорошо, — кивнул Тюрбан. — Дикий человек на поля не ходи, знай, ему здесь кшик! — и он, оскалясь, похлопал ладонью по ножнам сабли. — Ханым-госпожин, тогда иди к хан, милостивый хан помогать госпожин...
«Перебить их, конечно, нетрудно, — подумала Марина деловито. — Но это означает — бросаться в совершеннейшую неизвестность. А так — есть шансы...»
— Где твой хан? — спросила она и, когда он инстинктивно показал рукой, вздернула подбородок. — Хочешь сказать, моя идти туда ногами? Большая госпожа ногами не ходи...
— Уй-бай-юй, зачем ногами? — подобострастно усмехнулся Тюрбан. — Совсем скор шайтан- арба...
Он запустил руку под халат таким жестом, словно собирался незамедлительно изловить особо наглую блоху, но вместо пойманного насекомого извлек довольное современную рацию, сноровисто нажал кнопку и затараторил что-то на своем зубодробительном наречии. Выслушав ответ, забросил рацию за пазуху и поклонился совсем низко:
— Твоя, ханым-госпожин, не гневай, шайтан-арба совсем будь вот-вот...
— Хорошо, я жду, — сказала Марина, кивнув ему с царственной небрежностью. Подхватила капитана под локоть, отвела в сторону, стараясь держаться со всей уверенностью. Тихо сказала: — Ну вот, кажется, уладилось. В любом случае, хан у них поумнее да и изъясняется наверняка грамотнее...
— Животные...
— Ну, кто же спорит, — с ангельской улыбкой сказала Марина. — Но психологическую характеристику они вам дали быструю и меткую, вам не кажется? Лицо у вас и в самом деле что-то не отмечено печатью отваги...
Он поджал губы и отвернулся. Марина, помахивая свернутой в трубочку картой, не спеша прохаживалась вдоль опушки, напряженно прислушивалась, не раздастся ли вдали гуденье вертолета. Собака улеглась под деревом, всадники спешились. Двое присели на корточки, равнодушно, отреченно глядя куда-то вдаль, Тюрбан стоял к ней лицом и, когда их взгляды встречались, кланялся. Пока что все обстояло мирно...
Не соврал, «персонаж опереточный»: на дороге вскоре и в самом деле показалась машина, довольно новый белый джип с опущенными стеклами. Марина повернулась в ту сторону и спокойно ждала, опустив одну руку с картой, подбоченившись другой. В конце концов, есть же такая вещь, как классовая солидарность. Здешний неведомый хан должен понимать, что он и белые господа — люди одного круга...
Машина остановилась неподалеку. С места рядом с водительским выпрыгнул человек в защитной одежде, напоминавшей форменную, но без погон и прочих опознавательных знаков. Зато с кобурой на поясе. Происхождением, несомненно, схож с этими обормотами в халатах: горошины из одного стручка, тут и гадать нечего. Надо же, и в самом деле оборудовали себе здесь восточную деспотию в миниатюре. Будем надеяться, она охватывает исключительно своих, а городские белые стоят вне средневековой юрисдикции...
Перед новоприбывшим Тюрбан раскланялся гораздо подобострастнее, чем давеча перед Мариной. Что-то почтительно доложил. Сразу видно, что прибыло начальство, и немаленькое.
Подойдя к Марине, незнакомец поклонился, приложив обе руки к груди — всерьез поклонился, без тени дурашливости, в Тюрбане все же присутствовавшей.
— Мое почтение, благородная госпожа. Позвольте представиться — Ахмет Гюнеш, скромный услужающий при дворе славного хана.
Он смотрел серьезно, делово, не то что взглядом раздеть не пытался, но даже пуговку расстегнуть.
— Мои люди говорят, у вас неприятности?
Каразин выступил вперед, должно быть, жаждал взять реванш за испытанное от мелкой сошки унижение:
— Господин Гюнеш, я — начальник транспортного отдела пансионата «Зеленая долина». Вы не могли не слышать...
— Ну разумеется, — с непроницаемым лицом кивнул восточный человек. — Солидная и уважаемая фирма...
— На нас напали дикари. Корабль затонул. Мы с госпожой едва спаслись...
— Дикари — это нешуточная проблема... — сочувственно сказал Гюнеш. — Я понимаю, что вам пришлось перенести... Прошу в машину. Я рискну предложить вам гостеприимство от имени славного хана — ведь поступи я иначе, хан разгневался бы великим гневом, ибо порицания и самой жестокой кары достоин тот, кто не оказал помощь бедствующему путнику... Прошу!
Марина присмотрелась. У нее осталось полное впечатление, что он нисколечко не насмехался. Похоже, здесь именно в таком стиле и принято изъясняться. Ну, какая разница...
Гюнеш распахнул перед ней заднюю дверцу, потом, когда они уселись, беззвучно ее прикрыл, вскочил на сиденье рядом с шофером. Кроме них четырех в машине больше никого не было. На приборной доске рядом с водителем был закреплен короткий автомат армейского образца — и эту машинку Марина отлично знала. Обилие оружия еще не говорило ни о чем скверном и вовсе не заставляло ждать подвоха: легко догадаться, что заниматься сельским хозяйством совсем неподалеку от Чертова Городища — дело рискованное. Любой нормальный дикарь станет регулярно наведываться на поля за пропитанием, а ко всем, кто попытается ему помешать, будет относиться сурово...
Они ехали в молчании — Гюнеш вопросов не задавал, сидел, предупредительно повернувшись к ним вполоборота, всем видом показывая, что соблюдает хваленые восточные традиции, запрещающие лезть к гостям с лишними расспросами. Марина использовала эту передышку, чтобы еще раз прокрутить в памяти все события, случившиеся с момента ее появления в пансионате. Прикинула, не допустила ли ошибок, промахов, неверных шагов.
По всему получалось, что винить себя совершенно не в чем. Свои ошибки, коли уж случались, она тренированно признавала наедине с собой, и промахи тоже, как-никак школили ее на совесть, и она была профессионалом, а не самовлюбленной дурой.
Не в чем себя винить. С учетом скудности информации любой вел бы себя точно так же... и угодил бы в ту же ловушку, как, скорее всего, произошло и с Вампиром. Ну, скажите на милость, кто мог заранее знать, что они начнут рубить концы? Пристрелят разоблаченного шпиона без тени попыток хотя бы парой язвительных слов переброситься по этому поводу? Значит, то, чем они занимаются, уже на финише...
Машина довольно долго ехала по широкой колее меж необозримых полей, где произрастала капуста. Кое-где меж кочанами сновали люди, как две капли воды похожие на тех, с кем она столкнулась, выйдя к плантации. Похоже было, здешний хан был чем-то вроде капустного короля. Никаких признаков того, что здесь выращивают и дурь — а впрочем, кто бы повез посторонних так, чтобы они сходу узрели нечто неподобающее?
Потом капустные шеренги, от которых уже понемногу становилось тошно, кончились. Машина миновала очередной березняк и оказалась в натуральнейшей восточной сказке.
Куда только хватало глаз, вправо и влево простирались сущие заросли кудрявых, ухоженных