Пиранья. Алмазный спецназ

врубается.

Все это время он пытался вычислить, есть ли среди присутствующих «хвост». Таковому просто полагалось здесь быть. На месте нанимателей корабля Мазур непременно отыскал бы среди экипажа подходящего субъекта, а то и парочку, щедро бы заплатил, чтобы смотрели в оба и ушки держали на макушке. А поскольку — теперь в этом не было никаких сомнений после того, что узнал от пленных, — ему противостояли люди, прошедшие примерно ту же подготовочку почти в тех же местах, они так наверняка и поступили. Это азбука — в подобном предприятии срочно обзавестись глазами и ушами среди экипажа. На случай непредвиденных случайностей. Они ж уже знают, что покушение сорвалось, группа провалилась — а может, проведали уже, что кое-кто живехоньким попал в плен, где быстро развяжет язык. Толковый профессионал обязан предвидеть визит в Джалу людей, которые постараются подстроить «Ориону» какую-нибудь серьезную пакость еще в здешней гавани. Это тоже азбука ремесла — наносить предупредительный, упреждающий удар. А значит, «Орион» под присмотром. Наверняка.

Но ничего тут не поделаешь. Приказ есть приказ — не топить «Ориона», а поджечь его красиво, зрелищно, можно сказать, показательно — чтобы, ручаться можно, поднять вокруг этого шум, вставить конкурентам хороший фитиль. Откровенно говоря, такойвариант, хотя он и был сложнее, опаснее, нравился Мазуру гораздо больше, чем мина под днищем. Психологически трудно было бы взрывать свойкорабль. Он, конечно, и мину установил бы, поступи такое распоряжение, но на душе было бы потом чрезвычайно пакостно...

Притворившись, будто тупо обводит вокруг пьяным затуманенным взором, фиксирнул прелюбодеев, вес так же топтавшихся в обнимочку под причитания примадонны, Готов радист, спекся, весь в предвкушении, не от самогона белесого хмельной, а от нежданной удачи — не портовая шлюха подвернулась, а весьма товарная девочка.

Обернувшись, он увидел, что Виталик успел вновь наполнить его стакан, хотя себе не плеснул — порядок, но он уже считает Мазура рассолодевшим, неопасным чурбаном, с которым можно и не особенно и церемониться. Ядреная все же гадость. Если бы не качественные таблеточки против опьянения, которыми Мазур предварительно зарядился, глядишь, и лежал бы уже под столом, несмотря на большой опыт общения с алкоголем...

Ну, коли налито... Мазур с маху выплеснул в рот очередную порцию, вновь мысленно выругал здешних алхимиков последними словами.

Потом его явственно повело. Как сидел, так и завалился на Виталика, от неожиданности едва не кувыркнувшегося со стула — механик, подливая, себя тоже не забывал. Для пущей наглядности Мазур даже смел локтем со стола почти пустую бутылку, не разбившуюся, правда. С превеликими трудами восстановил равновесие — но кренило его из сидячего положения здорово.

— Э, ваше величество, да ты уже надрался... — щегольнул механик репликой из бессмертной кинокомедии.

— Н-не без того, — сообщил Мазур. — Б-бен-зин какой-то они тут подают, да еще ацетоном бодяжат... Поехали куда поприличнее? Я плачу, не сомневайся... За мной не заржавеет... Земляки — дело святое... Где Катька? Пусть ловит тачку, поедем всей кодлой куда поприличнее, чтобы стриптиз... и официанты во фраках...

На лице механика отобразилось явственное беспокойство — такой оборот его решительно не устраивал, а еще пуще — радиста... Мазур, покачиваясь, глупо ухмыляясь, терпеливо ждал предложения, которое просто обязано было сейчас прозвучать.

— Коля, — сказал механик задушевно, — такси в этом районе хрен поймаешь, а до приличных кабаков — километров десять пехом... Такой уж дурной город.

— Аб-балдеть, — сказал Мазур, ритмично раскачиваясь, как дервиш из Эль-Бахлака на молитве. — Тут они недосмотрели, точно. Хрен я еще раз приеду в такую дыру... Т-точно, десять кэме?

— Если не больше, — безжалостно подтвердил механик. — Оно тебе надо — переть в такую даль? Пальмовым лесом, трущобами? Там бандюганы на каждом углу, только и смотрят, как бы белого прирезать...

— Э, нет! — громко возгласил Мазур. — Бандюганы мне и дома надоели, да я и сам-то, грубо говоря и прямо выражаясь... Нет уж, желаю веселиться дальше, но чтоб без бандюганов! И чтоб не тащиться никуда!

— Коля, а пойдем на корабль?

— На к-какой? — с идиотским видом вопросил Мазур.

— На наш. На «Орион». До него два шага, а там и водочка из неприкосновенного запаса, и комфорт, и видак с советскими комедиями...

— Точно?

— Чтоб я так жил!

— Х-хочу «Бриллиантовую руку»! — заявил Мазур. — Косят зайцы траву, трын-траву в сарафане...

— И «Бриллиантовая рука» есть, и «Кавказская пленница».

— И пл-ленница?! — возопил Мазур в совершеннейшем ностальгическом восторге. — Желаю категорически! Если б я б был султан, я б прогнал трех жен... Пошли! Катька, ты где там?

И, чтобы поторопить события, сделал вид, будто готов отрубиться прямо здесь. События стали разворачиваться в ускоренном темпе: Виталик метнулся на танцпол, перекинулся парой слов с пижоном- радистом, тот просиял, засуетился...

Не позднее чем через пару минут процессия двинулась к пирсу. Впереди добрый самаритянин Виталик и еще кто-то, то ли Миша, то ли Гоша, как там его, вели под белы рученьки двигавшегося уже на совершеннейшем автопилоте Мазура, которого кренило то вправо, то влево, то швыряло вовсе уж зигзагом, и морячки, сами не особенно трезвые, едва успевали в последний момент подхватить нового друга. Сзади шли радист с Анкой. Анка хохотала и громко рассказывала спутнику, что с ее Колюнчиком всегда обстоит одинаково: когда он в таком вот умильном состоянии, достаточно одного-единственного стаканчика, чтобы задал храпака часов на восемь, и исключений из заведенного порядка практически не бывает. А девушка, добавила она обиженно, должна скучать рядом с бесчувственным телом — а у девушки в такие ночи романтическое настроение, ей на звезды смотреть хочется с борта корабля, ночной свежестью дышать...

Воспрянувший радист, уже полагая Мазура отключившимся, отвечал что-то в том смысле, что прекрасно понимает нежные трепыхания романтической девичьей души и самолично покажет столько созвездий, что и сосчитать невозможно, да еще и объяснит, где какое. И нес что-то такое о любви с первого взгляда. Анка заливалась, как полоумная, так что у радиста не должно было остаться никаких сомнений в успехе предприятия.

Поводыри страшным шепотом, в оба уха начали внушать Мазуру, что ему следует держаться чуточку прямее и не орать так про вожделенную кассету с «Кавказской пленницей» — пришли, мол, и там стоит самый страшный человек на судне — вахтенный.

Вахтенного они миновали без особых приключений: он, правда, начал было что-то бурчать насчет посторонних и строгих корабельных порядков. Повиснув на нем со всей непринужденностью, Мазур деловито распорядился:

— Не свисти, денег не будет... В номер — блядей и шампанского, и чтобы живенько...

Оторопевший вахтенный едва выдрался из цепких объятий. Его успокоили, сунули прихваченную из кабака бутылочку, чтобы служба медом показалась — и повели Мазура в недра корабля.

Как-то так получилось по нечаянности, что по дороге радист с Анкой отстали и затерялись в переходах. Однако Мазур не стал по этому поводу поднимать шума, вообще не заметил убыли среди присутствующих — он уже начинал вырубаться окончательно, повис на плечах спутников, как куль, что-то мыча насчет постельки и баньки. Они старательно перли его волоком по тускло освещенному коридору, принесли в небольшую двухместную каюту, уложили на койку. Мазур приготовился отбиваться, если вздумают снимать пиджак — там у него по карманам и было рассовано самое интересное. Но их услужливость до такой степени не простерлась — положили на койку, выжидательно остановились над ней.

Мазур, не открывая глаз, промычал насчет посошка. Его приподняли и, прекрасно, должно быть