неприятностям...
Цербер, сразу видно, все еще находился во власти вполне понятных сомнений, не мог прийти к однозначному выводу, как многие на его месте. Чувствовался в нем волчара битый — следовательно, нужно кончать все быстренько, без долгих и прочувствованных
— Да опусти ты дуру, дядя! — на лице Мазура появилась злость, смешанная с недоумением. — Что ты уставился? Говорю, я в гостях! Ты что, золото караулишь, придурок?
Он видел по глазам часового, что тот еще не принял окончательного решения, не пришел к конкретным выводам: ну конечно, в такой ситуации одинаково опасно и перебдеть и недосмотреть. Проглядишь засланного казачка — куда как скверно, сыграешь боевую тревогу, усмотрев диверсанта в случайном алкаше — не легче. Ахиллесова пята спецопераций, неважно, государственных или частных...
Это не могло тянуться до бесконечно, и в глазах незнакомца появилась решимость, он левой рукой потянулся достать из нагрудного кармана рацию...
После чего просто не имел права оставаться живым и здоровым, как бы ни ужаснул такой исход прекраснодушных романтиков. Мазур
Подхватил пистолет на лету, большим пальцем поставил на предохранитель, подхватил оседающее тело, на миг встретился взглядом с глазами, которые вроде бы были еще живыми, но уже лишились чего-то неуловимого, необъяснимого, души, быть может.
Не было времени на эмоции и промедление. Присев, Мазур одним рывком взвалил тело на спину, выпрямился, покряхтывая, — здоров был черт — бесшумно пробежал десяток метров и вновь оказался в кают-компании В слабом ночном свете, проникавшем через три иллюминатора, ориентироваться было нетрудно, к тому же он только что был здесь, закладывая «зажигалку». Упрятал покойника в дальнем углу, за бильярдным столом, вынул из кармана рацию. Глянув мельком, убедился, что она отключена — значит, часовые не поддерживают меж собой постоянной связи, придурки...
Выскочил в коридор, на ходу засовывая трофейный пистолет за ремень, проблем с поисками каюты, где укрылись прелюбодеи, не было никаких — все оговорено заранее. Вскоре он увидел в тусклом свете косую черту, нанесенную на переборку у дверного косяка, — Анкина губная помада, успела мазнуть, обуреваемому страстью радисту было не до того, чтобы замечать такие детали...
Энергично повернув ручку, Мазур вошел. Свет в каюте был погашен, на койке возились и хихикали. Привычно протянув руку, Мазур нашел выключатель именно там, где ожидал, щелкнул им и, остановившись посреди комнаты, громко продекламировал усвоенный еще в младших классах стишок:
Белая простыня пришла в бурное движение, отлетела, обнаружилась парочка в костюмах Адама и Евы. Анка недурственно изобразила крайнюю степень ошеломления — а радист пришел именно в такое состояние на полном серьезе. Так и окаменел, бедолага.
— Так-так, — сказал Мазур. — Это что ж мы наблюдаем? Ах ты, дрянь такая... Ну, счас я вам тут устрою Мамаево изстебище...
Анка выпорхнула из постели, натянула свои кружевные причиндалы, нырнула в платьице — ни секунды не теряла, готовясь к экстренному отступлению. Радист самую чуточку оклемался — как-никак он был на родном корабле, дома и стены помогают, — выговорил вполне членораздельно:
— А в чем, собственно...
И сделал даже попытку вылезти из койки — то ли храбр был не в меру, то ли просто дурак. Поскольку персонаж, которого Мазур играл, никак не мог отреагировать на увиденное интеллигентскими причитаниями и заламываньем рук, Мазур громко, с подлинным чувством изрек словесную семиэтажную конструкцию, а для закрепления успеха достал трофейный пистолет и встал в картинной позе.
Вот теперь радиста
Анка уже надела туфельки, и Мазур не стал терять времени на пошлую комедию с угрозами и обличениями — шагнул к радисту — тот, побледнев до полной белоснежности, отшатнулся к стене — и коротким ударом по горлу отправил его в долгий, гарантированный обморок. Обтерев «Бе-ретту», кинул ее рядом с бесчувственным телом (у него свой ствол таился в кобуре на щиколотке, не было смысла таскаться с этой тяжеленной дурой), ухмыльнулся и дернул подбородком в сторону двери:
— Пошли, развратница...
В тускло освещенном коридоре стояла тишина. Часового никто пока что не хватился.
— Смываемся в темпе, — сказал Мазур тихо. — У меня — жмурик. Из
Анка, даже в туфельках на высоком каблуке, ухитрялась перемещаться практически бесшумно, и они скользили рядом, как парочка призраков не самой благонравной семейной четы.
На палубе вахтенного не оказалось, дрых где-нибудь. Почти рассвело, меркли звезды, небо из черного стало снежно-серым, стояли прохлада и тишина, только из ярко освещенных «стекляшек» на пригорке доносились отзвуки дешевого веселья.
Они спустились с трапа, быстрым шагом миновали кабак и стали подниматься в гору, к пальмовой рощице, идеальному месту для наблюдательного пункта.
Глава пятая
Фестиваль «Славянский базар».
Вид открывался красивый и донельзя романтичный: море в первых лучах утреннего солнца, золотисто-розовым краешком приподнявшегося над водой, берег и пальмы, корабли и яхты, запахи экзотического леса... Вот только радости от этой красоты не было никакой: минуты тянулись несказанно медленно, близился
Палуба «Ориона» по-прежнему была пуста, как Земля в первый день творения. Хотя тревога среди
Через пять с половиной минут после этого на палубе появились двое, прошлись туда-сюда,