каким образом, тебе знать нет необходимости, это, извини, мои секретные технологии. А потому не будем тянуть кота за яйца и перейдем к сути. Это ведь ты, козлик, сегодня на нас навел этих чертей в спецназовской сбруе... Точнее, не ты персонально, а тот, кому ты меня закладываешь, дела наши скорбные регулярно выдаешь...
— А почему именно я? Человек шесть знали...
— Это кто ж тебе сказал? — усмехнулся Мазур с высот несказанного превосходства. — Какие шесть? Подловил я тебя, придурок, с этой виллой. Понял? В этот раз правила игры оказались совершенно другие — исключительно ради того, чтобы убедиться в твоем стукачестве. Ребята на сей раз не знали до последнего момента, куда едут. Более того: наш очередной неисправный должник к тому особнячку никакого отношения не имеет. Если по совести, я вообще не знаю, кто там живет, — поскольку, сам понимаешь, вовсе и не собирался туда заходить. Выбрал его от балды — чтобы выглядел солидно, и только... Ты один — ну, не считая меня, конечно, — знал, куда мы едем. Я тебе соврал, что остальные тоже знают, ты и клюнул. И там нас ждала засада... Нет в тебе, Патрикеич, настоящей хитрости, уж прости — так, легкая житейская пронырливость, и не более того... Вот и купился. А между прочим, этот приемчик товарищи большевики пользовали еще лет сто назад. Заподозрили, скажем, троих в том, что стучат. И устроили проверочку. Одному говорят, что у Федора в поленнице бомбы спрятаны. Второму — что у доктора Киршенбаума хранится динамит для революционных целей — сатрапа какого-нибудь подорвать. Третьему — что у слесаря дяди Пети в сараюшке прикопаны директивы Ленина из самой что ни на есть Женевы. Ну, а потом остается только посмотреть, у кого сделают обыск ближайшей же ночкой — у товарища Федора, доктора Киршенбаума или сараюшку вверх дном перевернут у слесаря. Вот так. Старый прием, но чертовски эффективный, согласись... Бля буду, Патрикеич, ты один полагал, что мы пойдем в гости именно в тот домик... На том вся интрига и строилась. Ну, что молчишь? Хрюкни что-нибудь. А потом я тебе прокручу пленочку, разговор твой с этим скотом, на которого ты работаешь. Микрофончик у тебя в машине давненько пристроен...
Насчет записей и микрофона он откровенно блефовал, но должно было хватить и ловушки с особняком. И точно — Патрикеич, насколько можно было разглядеть в полумраке, пришел в состояние совершеннейшего расстройства чувств, поплыл, как кусок пластилина на горячей печке.
— Ну чего тебе не хватало, паскуда? — спросил Мазур прямо-таки с отеческой укоризной. — Процент тебе капал неплохой, работы впереди был непочатый край. Так нет, обязательно нужно было скурвиться. Вот как ты сам полагаешь, отрежу я тебе яйца или попросту без затей в сортире притоплю? Ты не дите малое, сам понимаешь, как в нашем веселом бизнесе с разоблаченными стукачами поступают... Ты за ручку-то не хватайся, я двери заблокировал, да в любом случае выскочить не успеешь, я тебя раньше удавлю... Ну, хрюкни что-нибудь покаянное, разрешаю.
— Кирилл Степанович...
— Пятьдесят уж лет, как Кирилл Степанович, — сказал Мазур холодно. — Ну, гнида...
— Да поймите вы...
Мазур положил ему руку на плечо, двумя пальцами легонько надавил на болевую точку (отчего Патрикеич нешуточно взвыл и дернулся), сказал задушевно:
— Думаешь, мне не приходилось яйца в кулаке давить? Знал бы ты, какой при этом треск раздается специфический, а уж ощущения, судя по слышанным мною воплям, — хуже некуда... Не мямли, сука! — рявкнул Мазур злым шепотом. — Если покаешься чистосердечно и подробно, получишь шанс и живым остаться, и организм свой поганый сохранить в целости. Но если будешь запираться, моментально вызвоню ребят, отвезем тебя в уютное тихое местечко и там уж поговорим по всем правилам, с колоритными деталями вроде паяльника в жопе и отрезания ушей в четыре приема... Я похож на человека, который крови боится?
— Кирилл Степанович, я не виноват, собственно говоря... Так уж вышло...
— Мало тебе показалось, сучонок? — брезгливо поморщился Мазур. — Решил и у меня заработать, и на мне?
— Ну что вы... Они меня заставили...
— Кто?
— А я знаю? — огрызнулся Патрикеич. — Но одно ясно: люди серьезные. Две недели назад они меня подловили. В сауне...
— Бог ты мой, — сказал Мазур, — неужели с мальчиком? Так за это сейчас статья отменена...
— Ага... С какой-то сучьей малолеткой. Я ж не знал...
— Тихо, тихо, — сказал Мазур. — Спокойно и по порядку.
— Две недели назад я вызвал Жанку в сауну... не в ту, где мы сегодня были. В другую. Их ведь немерено... Вместо Жанны приехала какая-то бикса, совершенно незнакомая, сказала, что у Жанки жуткая нестыковка, подхватил в последний момент какой-то постоянный клиент из тех, кому не откажешь, — и потому она вместо себя свободную подружку послала... Ну, какая разница? Девочка была штучная, на вид все восемнадцать, я, недолго думая, ей велел раздеваться... И не успел ничего! Влетели эти черти. Один в ментовском, капитан, удостоверение, без дураков, правильное. Двое в штатском, они вообще не представлялись — но они-то меня и прессовали, а капитан торчал на подхвате, статьи цитировал, живописал, что мне в СИЗО устроят... У этой сучки был при себе паспорт — и довольно, знаете, мятый, явно не специально для этого дела смастеренный. Четырнадцать с половиной, такие дела... Я же юрист, Кирилл Степаныч. Не по уголовным делам, но все равно УК знаю. Статья корячилась, как два пальца. Уж на семьдесят два часа они меня могли закрыть по-любому, а там... — Патрикеича явственно передернуло: — В общем, они нажали, я и потек...
— Как говно между пальцами, — сказал Мазур без всякой жалости.
— Вас бы на мое место!
— Бог миловал. Дальше.
— Ну, что там дальше... В общем, они меня форменным образом вербанули. С собственноручно написанным первым докладом...
— Насчет меня?
— Ну да. Чтобы я вас освещал подробно и старательно.
— И что, по-твоему, это органы? — спросил Мазур.
— Категорически не похоже, — уверенно сказал Патрикеич. — Капитан, полное впечатление, настоящий, а вот другие двое... Крепко сомневаюсь. Один, тот, что постарше и представительнее, похож скорее на серьезного бизнесмена — манеры, ухватки, лексикон и все такое прочее... Ну, мы-то с вами прекрасно знаем, что серьезный бизнес с криминалом переплетен испокон веку... А второй... Этот попроще. Как две копейки. Классическая уголовная рожа, прирежет и не крякнет...
Мазур зажег лампочку под крышей машины, достал фотографию Удава и посоветовал:
— Присмотрись хорошенько...
— А что присматриваться? — с энтузиазмом воскликнул Патрикеич. — Этот, тут и гадать нечего...
— Второго опиши как можно подробнее. Внешность, манеры, всякие мелкие детали...
Ничего нельзя было утверждать заранее, но Мазур склонялся к мысли, что описываемый человек ему решительно незнаком. Патрикеич, конечно, скот безрогий, но в силу профессии наблюдательный, хваткий и, в общем, неглупый. Описал достаточно подробно, сведи где-нибудь судьба — можно, пожалуй, узнать...
— И ты две недели на меня старательно стучал... — укоризненно сказал Мазур.
— А что оставалось делать? — пожал плечами чуточку успокоившийся Патрикеич. — Вы же разговор записали? Сами слышали, как он на меня давил... И вчера... — Он спохватился, замолчал.
— Что — вчера? — грозно спросил Мазур.
— Ну... Это...
— Вилять?! Ты, голубь шизокрылый, полного прощения еще пока что не получил, так что рано радуешься...
— Ну... В общем, он настаивал, чтобы я вас при первом удобном случае затащил в сауну к блядям. И обязательно предварительно ему доложил, в которую.
— Ага, — сказал Мазур. — И ты доложил? То-то в вестибюль пошел звонить под хиленьким
