Под созвездием северных «Крестов»

«Пропал ты, старлей, — подумал Карташ с волнующей обреченностью, — это уже, похоже, даже не любовь, это, похоже, гораздо большее — это то, что навсегда...»

А совсем рядом представитель некого банка уговаривал напыщенного бобра с двумя подбородками и тусклым взглядом воспользоваться кредитом их банка, расписывал прелести процентов и соблазнял сроками платежей. Причем уговаривал и расписывал столь страстно и пылко, что твой Ромео просто отдыхает.

— Мне тут намекнули, что не стоит сближаться с этим гражданином с серьгой в ухе, — продолжал Карташ, стараясь, чтобы его слова прозвучали максимально внушительно. — Из чего я сделал вывод, что не стоит сближаться и с тем, кто намякивал. Ну и, на всякий случай, со всеми остальными.

— Как скажешь, дорогой, — сказала Маша, внимательно глядя Карташу в глаза. — Ты же у нас главный...

Потом они бродили по парку, обнаружили, что позади особняка готовят шашлыки. Потом эти шашлыки ели. Запивали их, естественно. Потом с молодой семейной парой сразились в набрасывание колец на колышки — сия забава обнаружилась в приусадебном парке. Потом все же прокатились на презентуемой машине, но на первый раз в качестве пассажиров. Действительно, тачка лихая. А потом...

Странные ассоциации возникают порой. По поводу того, что случилось потом, Карташу упорно приходила на ум цитата из фильмов о сыщике Холмсе. Старина Шерлок там сказал, имея в виду одного охотника на тигров и частных детективов: «Есть такие деревья, которые растут нормально... но только до определенного момента. А потом с ними что-то происходит».

Точно так же на этой автомобильной презентации все шло нормально... до определенного момента. Затем все ломануло вкривь, вкось, наперекосяк и через пень-колоду. И, главное, непонятно, с чего и почему.

Может, он слишком много выпил? Хотя что он там выпил! Слезы, по офицерским-то мерилам...

Карташ не мог назвать точного момента перелома. Почувствовал, что с ним что-то не так, когда они с Машей ехали на заднем сиденье презентуемой телеги. Как-то нехорошо прильнуло тепло к затылку и височным областям, голова слегка закружилась, онемели пальцы на руках. Тогда он списал это состояние на алкоголь и понадеялся на свежий воздух, которым продышится, как только они выберутся из машины. И действительно, свежий воздух помог. Отпустило, разве что продолжало ломить виски. Карташ успокоился... однако, как выяснилось вскоре, совершенно напрасно.

Последнее, что помнил Карташ, это как он вышел из холла на улицу, закурил. А потом наступил провал. Темный, как полет в сухой колодец...

Такие казусы случаются с пьющими людьми: р-раз — и с какого-то момента, после очередной рюмки, события вечера словно ластиком стирает, сколько не вспоминай — ни за что не вспомнишь. А, как впоследствии выясняется, ты действовал, разговаривал, перемещался, еще добавлял — но исключительно на автопилоте. Случались подобные истории в свое время и с Карташем, чего уж там, бывало, и не раз. Но опять же — в этот раз он выпил до смешного мало, с ним не то что провал не мог случиться — примитивная икота приключиться не посмела бы...

А по симптомам имело место точь-в-точь алкогольное отключение. Карташ тоже действовал, разговаривал, перемещался — и все на автопилоте.

Впрочем, одно включение сознания все же имело место.

Карташ вдруг обнаружил себя в глубине парка. Он стоял под разлапистой сосной, сверху, под порывами ветра сыпалась хвоя. Где-то вдали играла музыка. Романтическая обстановка, бляха-муха. Вот разве что в двух шагах стоял не добрый друг и не возлюбленная, а тот самый черноволосый и серьгоухий, от общения с которым предостерегал Карташа собеседник по имени Виталий Сергеевич. И больше никого в пределах прямой видимости не наблюдалось.

— Слушай, чмо, — нехорошо выпятив челюсть, проговорил сынок непростого папаши. — Тебе же сказано было по-хорошему — получи и отвали. Ты что, очень крутой?

— Наверно, где-то есть и покруче, — с трудом выговорил Карташ, потому как речевой аппарат подчинялся ему из рук вон. И слова вышли невнятными, малоразборчивыми.

— Э-э, да вы нажрались, ваше благородие, — брезгливо произнес папашин сынок. — Хер ли я с тобой толковать поперся? На тебя достаточно холуев спустить...

Он повернулся, чтобы уйти.

— Козел. На зоне ты будешь самым голосистым петухом, — сказал Карташ, в сей момент ощущая некие удивительные спокойствие и легкость во всем теле... хотя это тело заметно плохо слушалось своего хозяина.

— Что? Что ты сказал, «навозное» — кто? — нехорошо прищурился папашин сынок, который враз передумал уходить со сцены.

Он стремительно приблизился к Карташу, взял его за отвороты пиджака, встряхнул, швырнул на сосну, выталкивая сквозь сжатые зубы невнятные, но насквозь угрожающие междометия. Карташ извернулся и впечатал сынка спиной в ствол. Но тот тоже оказался не промах и подсечкой завалил Карташа. Падая, Карташ потащил следом за собой и сынка. Не эстетично завозились на земле. Алексей чувствовал идущий от земли холод.

Короче, катались по земле недолго и до серьезного членовредительства дойти не успели: очень скоро и очень поблизости раздались голоса, кто-то принялся разнимать их...

«О господи, — мысль, как яркая вспышка, полыхнула в мозгу, — угораздило же вляпаться... И это называется светское мероприятие...»

И последовал окончательный, бесповоротный провал. Больше ничего от того вечера не уцелело, ни единого обрывка...

Глава 7 А поутру они проснулись

Сознание вернулось, словно нажали на выключатель. Карташ понял, что очнулся он от ударов по голове — частых, глухих и очень болезненных. Будто по темени лупили киянкой.

Впрочем, сразу стало ясно, что по голове его никто не лупит, просто под черепом болезненно отражаются отзвуки ударов. А удары эти походили на настойчивый и требовательный стук в дверь.

Во рту стоял премерзкий привкус, как коты нагадили. Хотелось как можно скорее напиться чистой и холодной воды, прополоскать пасть, старательно поработать зубной щеткой, очистив зубы от этой дряни.

Лежащий на спине Карташ открыл глаза и увидел над собой светло-коричневую древесину кроватного каркаса, свешивающийся на него край цветного пододеяльника и над всем этим — высокий белый потолок. Алексей приподнялся на локтях и огляделся. Ага, знакомы номер в гостинице «Арарат». И кто-то из коридора действительно лупит в дверь...

Карташ сел, прислонился к кроватному боку. От движения в глазах помутилось, мгновенно налился свинцом затылок, снизу вверх пошла волна тошноты. Пришлось вновь прикрыть глаза.

Колотьба в дверь меж тем прекратилась, принеся нешуточное облегчение больной голове. И Карташ снова смог поднять чугунные веки.

Первое, что он увидел на сей раз — лужицу блевотины неподалеку от двери, на границе ковра с узбекским орнаментом и паркета. Сия деталь интерьера, спору нет, прекрасно согласуется с его хреновым состоянием, с тем, что очухался он не где-нибудь, а на полу. М-да, как нехорошо-то получилось... Да что ж это, в самом деле, неужели он так напился? Или пивом с шампанским паленой водкой потом догонялся?

Удары в дверь утихли, но снаружи затеялась малопонятная возня. Невнятным шумом доносились