старика Айвазовского. — До нашего прихода этот штымп явно валялся в отрубе. И судя по амбре, что повисло тут под люстрой, он вряд ли ваще мог что-либо соображать. И про «пальчики стереть» тоже.
— Может, оттиснуть на всякий случай? — лениво предложил Зубастый, глядя на начальника. — Чтоб уж наверняка. Чтоб уж потом не отмазался...
Произнесено было — и определенно осознанно — с такой интонацией, что поди сообрази, шутит он или всерьез.
А старшой определенно задумался. Женщины в гостиничной униформе опасливо подошли ближе, прикрывая рты ладошками.
Что бы он там ни надумал, Карташ не собирался позволять проделывать с собой подобные фокусы. «Вышибу стулом окно к чертовой матери», — решил он для себя.
— Если начнет запираться, снимаем и пальчики, и скальп снимем. Оно никогда не поздно, и не впервой, — сказал старшой, закурив. — Но если он накатает чистосердечку, то можно обойтись и без... лишних улик. Все разойдутся довольными, нам — срубленная «палка», ему — добровольное сотрудничество.
— Тем более, что картина ясна до очевидности, — сказал тот, кто рассматривал Айвазовского. — Пальчики есть, пальчиков нет — все равно сядет как миленький.
Карташ вдруг понял, что его элементарно разводят, разыгрывают с ним дешевый ментовский спектакль, произносят давно разученные партии.
— Как мужик мужика я тебя понимаю, — ободряюще хлопнул Карташа по плечу Зубастый, от чего Алексея вновь затошнило. — Приезжаете втроем, чтобы продолжить веселье, ты отрубаешься. Неожиданно проснувшись, видишь, что твоя подруга развлекается с корешем, которому ты всецело доверял. Приходишь в состоянии аффекта. Бах-бах, два трупа, и содеянного не изменишь. Короче, много не дадут. Но тут, брателло, надобно вовремя подсуетиться, вовремя сознаться и раскаяться. Иначе рискуешь не...
— Твою мать!
Возглас издал человек в сером растянутом свитере. И столько в этот возглас было впихнуто эмоций, большей частью негативных, что Карташ даже мог не поворачивать головы в его сторону — и так понятно, что опер в сером свитере установил личность папашиного сынка.
— Водительское удостоверение, — «серый свитер» пересек комнату и вложил документ в руку старшого. Тот взглянул и присвистнул. К старшому подошли остальные опера, почувствовав, что происходит нечто из ряда вон.
— То-то мне морда показалась знакомой, — сказал Зубастый и постучал себя по лбу костяшкой большого пальца.
— А это точно... тот самый? — осторожно спросил старшой. — Сынок...
Сердце у Алексея бухнуло, остановилось на бесконечную секунду и заколотилось в ритме рэйва.
Кто ж в современной России не знает старика Гаркалова? Разве что те, кто не имеет телевизора или вообще игнорирует передовицы «Времени» да «Вестей», где рассказывается о правительственных буднях...
Что ж это получается... Получается, Карташ вроде как завалил отпрыска
— Точняк, — кивнул Зубастый. — Я как-то сперва в рожу не вгляделся, потому что даже в бреду не мог представить. Но теперь вижу — он. Доводилось однажды полюбоваться вблизи. Во ведь, бля, подарочек получили... Протокол, бляха-муха, куда дели?
Все опера удивленно воззрились на Карташа. Вышло что-то вроде немой сцены из «Ревизора», разве что только ее участники не молчали, а глухо матерились себе под нос.
— Значит так, — старшой резко поднялся со стула. — Колян, — он взглянул на Зубастого, — зови Пашку и вези этого фрукта в отдел. Остальное... сам знаешь.
Зубастый шагнул к Карташу.
— Погоди, — сказал старшой. Приблизился и тихо — но все же Карташу удалось расслышать — добавил: — Попробуй пробить, откуда ствол и что еще на нем висит.
— Ну, ты от меня много хочешь, — громко откликнулся Зубастый. — Попробую, конечно...
Карташ, как человек не совсем чуждый правоохранительной системе, без труда въехал, о чем речь и в чем тут дело. Все предельно ясно. Это — районные опера. Убийство случилось на их территории, поэтому они и примчались. Но теперь, когда вскрылись обстоятельства и среди фигурантов всплыло имя сынка наизвестнейшего папаши, да еще всплыло применительно к жмурику, дело вместе с подозреваемым от районщиков заберут. По идее, забрать должны убойщики из управы, хотя могут и фээсбэшники. Но в любом случае пройдет некоторое время, никак не меньше часа. Это время подозреваемый будет находиться в отделе, в распоряжении местных, то бишь вот этих самых оперов. И расколоть подозреваемого за это время, выколотить из него признание и передать почти раскрытое дело тем, кто придет забирать его себе, — тут даже не дело чести, не желание утереть нос заносчивым коллегам из управления, хотя и такой аспект несомненно присутствует; в первую очередь, тут маячит возможность заработать нехилые служебные очки на быстром раскрытии убийства Гаркалова-младшего. Можно надеяться на повышение, на досрочные звездочки, на то, что возьмут на заметку, а со временем заберут в ту же управу, для начальства райотдела это возможность повысить показатели, быть хваленным на совещаниях разного уровня, попасть на хороший счет и тэ дэ, и тэ пэ...
Бить его, наверное, в отделе не станут. А вот прессовать начнут плотно и старательно. Но Алексею сейчас было все равно.
— Давай-ка бабки бери, какие есть, бритву, зубную щетку и шагай, — с деланным сочувствием скомандовал Зубастый. — Понадобятся... Паша!
В номер, распахнув приоткрытую дверь, заглянул совсем молодой парень в форме с сержантскими нашивками и с «калашом» на плече.
— Примешь бойца и волоки в машину.
...Закончив повесть, которой нет печальнее на свете, Карташ махнул водки и запил водой из кружки. Хата номер четыре-шесть-* понемногу начинала кружиться и качаться перед глазами.
Сокамерники некоторое время молчали.
— Ну чисто как в сериале... — сказал наконец Квадрат.
— Наркологическую экспертизу делали? — перебил Эдик — насквозь оперским тоном.
Алексей вяло пожал плечами:
— Да, чего-то проверяли вроде. Через сутки примерно... Никаких следов в крови. Значит, просто пьяный был. Да я и не отрицал...
— Есть наркотики определенных групп, которые без следа выводятся из организма за несколько часов, — покачал Эдик головой. Сделал паузу и добавил: — Причем, не обязательно наркотики... Эти тупорылые уроды тебе прямо говорили — мол, ты убил? И понятые слышали? Эх, блин, жалко меня там не было... Что — «а что»? А то, что подобные обвинения может только суд выносить! А теперь рассказывай, что подписывал, когда, что не подписывал...
— Так, стоп, — перебил Дюйм. — Эдик... Эдик, опер херов, я к кому обращаюсь!
И посмотрел на мента долгим взглядом, в котором явственно читалось: «Ты че! А вдруг это подсадка?», — и добавил другим уже тоном:
— Не тяни ты парню душу, не видишь, и так ему паршиво...
— Да ладно, — выговорил Карташ. Язык уже несколько заплетался. — Пусть спрашивает, я-то чист и невинен, как незачатый младенец.
Ну не рассказывать же им о своем славном прошлом и о Кацубе с Глаголевым...
— Слушай, а может, ты шпиён? — спросил Эдик. — Промышленный, а? Или агент ЦРУ. Под Гаркалова копаешь, чтоб, значит, Россию развалить? Тогда почему не в фээсбэшной тюрьме сидишь?..
— Ага, — слабо усмехнулся Алексей. — Честь имею представиться: агент Бен Ладена, личный номер три-два-два — два-два-три. Собираюсь вот «Кресты» взорвать, на устрашение правильных урок...
