больше. Слишком уж был весел, непринужден и умеренно нагл — как развязный халдей в дорогом кабаке. Причем заметно, что ему хотелось обнаглеть по полной, но он удерживался. Немного права покачал — дескать, вызывайте повесткой, пишите протокол. Но видно было: права качает спектакля ради. Поэтому легко успокоился после обычных в таких случаях увещеваний, что это, дескать, просто ни к чему не обязывающий разговор, что вы же хотите оказать всемерную помощь в установлении справедливости и так далее. И все свои «не знаю, не слышал, не видел» дальше долдонил с игривым блеском в глазах... Короче, опер почувствовал в нем некое второе донце.
— Ни при чем человек, вот и все объяснение. Не все же должны дрожать при виде ментовских корок, — сказал Карташ.
— Да что ты говоришь! — хмыкнул Эдик. — А я и не знал! А я, можно подумать, деревянный по уши и думал, что всенепременно должны дрожать и обязательно, чтобы все... Сказал же: опер
— А по-моему, первый тип более подозрительный, — возразил гаишник Квадрат. — Тот, который всех готов продать за деньги.
Эдик скептически покачал головой:
— Этого уже убрали бы, будь он причастен. Таких гнилых людишек в живых не оставляют, опасно. Гнилой — значит, трухлявый, ткни посильнее — и рассыплется. Или придумает, кому можно выгодно продать информацию.
Еще приятель Эдика полюбопытствовал в гостинице, кто там проживал по соседству с номером, где остановились Алексей с Машей. Его послали к управляющему. Управляющий, естественно, удивился: «Дык ваши уже выясняли!» Но сами понимаете, сказал опер, дело громкое, параллельно расследуется несколькими подразделениями, чтоб никаких ошибок и неточностей. Управляющий ботву проглотил и позволил заглянуть в компьютер, куда заносятся данные постояльцев. Один из соседних номеров занимал и до сих пор занимает какой-то барыга из Канады, другой номер пустует. И в ту ночь тоже пустовал. Опер захотел переговорить с постояльцами. Идея управляющему не понравилась: постояльцев, дескать, уже опрашивали, и многие остались недовольны повышенным вниманием к своим персонам... Ну, опер не стал настаивать. Клиенты для гостиницы — это серьезно. Ясно дело, что кто-то из них что-то обязательно слышал. И в первую голову весьма неплохо было бы по-трендеть с бизнесменом из Канады, но с ментовскими возможностями...
Такие дела.
Карташ месил снег среди прочих заключенных в прогулочном дворике и размышлял. Итак, параллельно официальному следствию эти сыскари затеяли следствие частное. И уже что-то начало вырисовываться: пустой номер, подозрительные типы из обслуги, плохой обзор коридора со стороны коридорного — все это было лучиком света в непроглядной тьме тоски и беспомощности. А ведь приятель Эдика еще только нащупывал подходы...
Кто-то тронул его за рукав, и Карташ обернулся.
— Эй, братан... — абсолютно незнакомый плюгавенький мужичок в ватнике, метр с кепкой росточком, смотрел исключительно мимо, — ты это, ты завтра с утреца на поверке скажи, что у тебя зуб болит...
— Чего? — не врубился Карташ.
— Чего, чего! — рассердился плюгавый визави, но смотрел все равно в сторону. — Не ори, бля, люди ж кругом... Зуб у тебя болит, понял? Так завтра и скажешь. Не забудь. Понял?
— Нет, не понял! — Алексей высвободил рукав из пальцев мужичка. — А ты...
— Ну и мудак, — констатировал мужик. — Я тебе дело говорю. Потом локти кусать будешь... — и растворился в толпе гуляющих и резвящихся. Как и не было.
Карташ пожал плечами и отвернулся.
Разбрелись по хатам. О странном предложении насчет больного зуба сокамерникам, на сей раз прогулку манкировавшим, он не рассказал — просто не дали. Едва за Алексеем закрылась дверь, Дюйм, ласково улыбаясь, указал ему на верхнюю пустующую шконку:
— Ну что, голуба, нагулялся? Полезай-ка.
— Опять? — возмутился Карташ. — Слышьте, мужики, достало. Вы че, издеваетесь?!
— Ты хотел, чтобы мы помогали? — напомнил Эдик. — Вот и давай.
— А пока меня не было, нельзя было?
— А вот нельзя было: абонент был вне зоны. Твои вопросы решал, между прочим.
Крыть было нечем. Унизительная церемония телефонного звонка началась. Ворча, Карташ забрался наверх и самолично накрыл голову одеялом. Квадрат положил сверху еще и подушку — для пущей надежности, и остался рядом, на стреме. Карташ скрежетнул зубами, но рыпаться не посмел. И в самом деле, чего протестовать, мужики помогают ему. То есть,
Он прислушался. Как и раньше, что-то заскрежетало, отодвинули что-то тяжелое, чем-то хлопнули, обо что-то ударили. Причем, какие из этих звуков были реальными, а какие производились для маскировки, он понять не мог, сколько не тщился. Известно было лишь одно: у чертей в хате имеется мобильник, который они старательно и, надо признать, надежно прячут от шмона... и от Карташа. Не доверяют, твари, родному соседу: а вдруг он казачком засланным окажется! И при том с азартом расследуют дело этого самого казачка... Вот и приходилось Алексею добровольно, посредством одеяла и подушки, лишать себя зрения и слуха, дабы, не приведи господь, не заметить ненароком, где у них тайник, когда уродам приспичит позвонить. И это уже превращалось в какой-то бредовый ритуал. Эх, видел бы сейчас кто-нибудь со стороны этого храброго победителя бунтующих зэков, спасителя Президента Ниязова и защитника всея Сибири от воровского беспредела...
Ладно. И пусть. Лишь бы и вправду помогли.
Сквозь толщу импровизированной звукоизоляции приглушенно донесся голос Эдика, что-то бубнящий, слов было не разобрать абсолютно.
Минут через пятнадцать закончили, наконец, ироды. Это ж сколько они на связь тратят? И как потом счет Карташу выпишут?
Алексей выбрался из-под подушки и одеяла, свесил ноги со шконки, мрачно посмотрел на Эдика.
— Ну? Не томи.
Эдик закурил.
— Не обольщайся, ничего конкретного. Вчера оперок мой пошатался по округе: вряд ли убийца, если он, конечно, существует в реальности, приковылял пешком и пешком же удирал. Значит, машина была припаркована на соседних улицах...
Обходить квартал с опросом граждан, ясно, приятель Эдика не стал, он поступил иначе: поставил себя на место человека, которому необходимо держать машину поблизости и одновременно спрятать от посторонних глаз. Эту логику непрофессионала понять невозможно, а вот просчитать логику спеца — с этим в точности наоборот, если ты сам спец, конечно. Вот опер походил, походил по прилегающим улицам и отыскал дворик. Хороший дворик, просто изумительный, проходной и проездной, подлинно питерский, из него можно выехать на одну улицу, а можно и на другую. Дворик исключительно жилой, то есть без офисов со сторожами и без ночных магазинов. И опер пришел к выводу, что на месте убийцы он оставил бы машину
