Вернувшись в кабинет, он предложил:
— Давай посмотрим, что ты читаешь.
Я показала ему «Таинственный юг».
— Я даже не знаю, о чем там речь. Дошла только до жуков и сейчас перечитываю первую главу.
Арчи пробежал глазами первую страницу.
— Этот писатель хочет стать вторым Фолкнером.
— Ну, до этого-то я и сама додумалась. А что, если он и в самом деле второй Фолкнер?
— Нет, — отозвался Арчи, переворачивая страницу.
— Но я не берусь это утверждать. Мими хочет, чтобы я написала внутреннюю рецензию.
— Так это для Мими? — спросил он.
Я кивнула.
— Все это?
Я кивнула.
Он посмотрел на меня, и мне стало ясно: он понял то, что я не хотела ему говорить.
— Пиши! Этот парень хочет стать вторым Фолкнером, запятая, и возможно таковым и является, запятая, но я не смогла читать его дальше первой главы.
— Это все, что мне нужно сказать? — спросила я. — Дальше можно не читать?
— Конечно, — ответил он, вручая мне рукопись. — Давай теперь посмотрим остальные.
Он пробежал первые главы всех рукописей, которые я принесла, и сказал:
— Ты не ошибаешься в своих суждениях.
Потом спросил о каждой из них — по какой причине та или иная мне не нравится, после чего надиктовал на основе моих отзывов рецензии, которые я должна была отдать Мими.
Он растолковывал мне нюансы моего положения в новой иерархии Н., пояснив, что в данном случае и речи нет о понижении меня в должности, и описал издательскую политику, в которую я оказалась втянутой.
Я замечаю, что мне следовало бы уже давно все это знать.
— Нет, — отвечает он, — всего узнать невозможно.
Я говорю:
— У меня такое ощущение, словно я Элен Келлер, а ты Анни Салливан[16].
— Элен, — произносит он нежно.
Я притворно вздыхаю и говорю:
— Ты учил меня читать.
Он смеется лающим смехом, и от одних этих звуков меня тоже разбирает смех.
Потом я признаюсь, какое ужасное прозвище придумала Мими. И рассказываю, что порой она смотрит на меня так, словно не в силах понять, способна я на что-то или нет, и что рядом с ней я чувствую себя дурой.
— Ты даже не знаешь, какая ты способная!
Я спрашиваю:
— Ты с ней спал?
— Нет, дорогая, — отвечает он.
— Ты неплохо поработала, — говорит мне Мими на следующий день.
— Спасибо, — киваю я.
— Но твои прежние рецензии были куда подробнее.
Я чуть было не сказала, что напишу развернутые отзывы, если это нужно, но тут же представила себе, как читаю роман про жуков. И вместо этого повторила слова, сказанные Арчи:
— Свое время нужно использовать эффективно.
Она смотрит на меня, как на чревовещателя. Потом говорит:
— Отличные рецензии.
И отпускает, сказав «спасибо».
Я слышу свой голос: «Нет проблем». Это выражение я подслушала у говорящих по-английски иностранцев, которые употребляют его вместо положенного «Не за что».
Арчи должен был идти на званый обед. Он предложил мне поработать в его кабинете и добавил:
— Если хочешь, я просмотрю твою работу, когда вернусь.
Я не хотела возвращаться в теткину квартиру, а в издательстве, где горели лампы дневного света, было одиноко и неуютно. Я спросила:
— Ты правда не возражаешь?
— С чего бы мне возражать? — ответил он. Потом добавил, что ключ я найду на обычном месте — во рту горгульи, — и посоветовал чувствовать себя как дома.
Я последовала его совету и взялась за чтение, усевшись в кожаное кресло и положив ноги на стол. Я прочитала все принесенные с собой издательские рукописи и написала несколько рецензий для Мими. Потом растянулась на диване с романом «Чокнутый», который мне оставил Арчи.
Я проснулась, когда он накрывал меня шерстяным одеялом.
— Привет, — сказала я.
— Ты хочешь встать и пойти домой? — спросил он тихо. — Или будешь спать в комнате для гостей?
— В комнате для гостей, — ответила я.
Арчи сказал, что прочитал рукопись одного невролога и хотел бы обсудить ее с моим отцом.
До этого они встречались только дважды: на похоронах моей тети и у нас на побережье; последний визит придал новый смысл затянувшемуся уикенду. Мне он запомнился тем, что Арчи курил на пристани и бросил окурок в воду. Я посмотрела на него так, словно он был террористом, угрожающим нашему образу жизни, и сказала:
— Мы ведь здесь плаваем!
Мой голос прозвучал так же сурово, как голос моей матери, когда она сделала замечание сезонному рабочему, припарковавшемуся на лужайке. Тогда я сказала ей, что далеко не каждый знает наши порядки.
Так и прошел уикенд. Я сердилась на Арчи, а потом сердилась за это на себя.
Из этого уикенда он вынес приятные воспоминания о том, как он сидел на крыльце с моим отцом. Они беседовали об издательском деле и о книгах, и теперь Арчи понимал, что отец просто хотел доставить ему удовольствие.
— Он был так добр ко мне, — сказал Арчи. — Даже если этот уикенд и не пришелся ему по душе, он этого не показал.
Помню, с каким облегчением отец встретил наш разрыв, хотя он никогда и слова не сказал против Арчи.
Арчи наблюдал за мной.
— Что твой папа говорил обо мне в тот уикенд?
Я ответила:
— Он говорил, что ты очень обаятелен.
Так оно и было.
Мы с хрустом разломили наши гадальные печенья с предсказаниями и, как обычно, достали оттуда крохотные клочки бумаги. В моем говорилось, сколь ценно обретать мудрость и знания. Арчи предрекалось: «Ожидается большое счастье». Когда он откусил от своего печенья, я воскликнула:
— Нет, нет, не ешь, а то предсказание не сбудется!
