Он поспешно выплюнул откушенный кусок на салфетку.
Я сказала:
— Знаешь, что мне в тебе больше всего нравится?
— Что? — спросил он, положив подбородок на сжатые кулаки и изображая близкого к обмороку школьника.
— Ты готов проглотить свою гордыню или выплюнуть ее на салфетку, лишь бы я рассмеялась.
Я сказала:
— Хорошая новость: это последние рукописи из моего архива. А плохая новость: это последние рукописи из моего архива.
— Пойдем спать, — предложил он.
3
Однажды я где-то вычитала, что совершенно неважно, как долго алкоголик не пьет. Стоит только ему начать снова, и он приходит в то самое состояние, в котором был, когда перестал пить. Так было и с Арчи.
Я забила его чулан своей одеждой. Мои шампуни и кондиционеры выстроились по краю его ванны. В холодильнике было полно диетического лимонада и морковки.
Каждый вечер мы ужинали вместе — дома или в ресторане.
Прежде чем лечь спать, он громко объявлял из ванной: «Я принимаю антабус».
Я не знала, что отвечать на это, и пыталась придумать правильный ответ. А потом стала просто выкрикивать: «Спасибо!», словно он чихнул, а я сказала: «Будь здоров!»
Я знала, что он хочет заниматься сексом, если, перед тем как лечь, Арчи намазывал лицо кремом для бритья. Я называла это его предощущением. Сам секс был физический труд. Я была для всего последующего — для нежности, которая не могла прийти другим путем.
Иногда мы спали лицом к лицу, обнявшись, а однажды ночью я проснулась и обнаружила, что его рот так близок к моему, что я дышала его дыханием.
Единственной подругой, которой я обо всем рассказала, была Софи, больше всех ненавидевшая его. Я опасалась ее реакции, но Софи, казалось, даже не удивилась. Только спросила:
— С ним тебе лучше?
Я ответила утвердительно.
— Он не пьет?
Я рассказала об антабусе и о покер-чипе из Общества анонимных алкоголиков.
Она посмотрела на меня и задумалась. И наконец произнесла:
— Только не сдавай свою квартиру. Ладно?
Я ответила, что квартира не моя, а тетина, поэтому я не могу ее сдавать, к тому же переселяться к Арчи у мне и в мыслях не было.
На прощанье она бросила:
— Позвони мне, если это произойдет.
Арчи спросил, рассказала ли я о нем своим родителям, и я ответила: нет.
— Как долго ты собираешься держать меня в чулане? — сказал он. — Здесь темно, и я постоянно наступаю на твои туфли.
Я собиралась в наш загородный дом на уикенд, и Арчи дал мне экземпляр «Чокнутого» для отца. И сказал:
— Пойдем!
— Пойдем? — не поняла я.
Он дотащил мою сумку до угла Гудзон-стрит и остановил такси. Сел вместе со мной в машину и доехал до станции «Пэнн». Он вел себя так, словно я была моряком, уходящим в дальнее плавание.
Пока я стояла в очереди за билетом, он сходил к газетному киоску и купил книгу «Все о тропических фруктах», а также журнальчики «Мир собак», «Истинные вероисповедания» и «Загадки», чтобы мне было что читать в поезде. Поднимаясь на перрон, мы держались за руки. Расставаться было тяжело. Я сказала, что беспокоюсь, как он тут будет один. Он поцеловал меня, попросил не беспокоиться и добавил:
— Я последний человек, о котором тебе следует думать.
Уикенд был точно таким же, как и те, что я проводила дома до того, как мне стало известно о болезни отца. Но теперь-то я знала, что таилось за внешним спокойствием. Мы завтракали во внутреннем дворике. Мы разговаривали и читали. Бродили по окрестностям. Ужинали при свечах. Мы вели себя так, словно могли бы пойти в кино и не вернуться.
Когда я проснулась в воскресенье, мама уже несколько часов была на ногах и работала в саду. За завтраком она сообщила, что через несколько недель собирается красить дом. Она показала отцу и мне образцы красок — всевозможные оттенки белого цвета — и пояснила, для какой из комнат предназначена та или иная.
— Алебастр кажется слишком казенным для спальни, — сказала она с улыбкой.
— Это придирки, — отозвалась я. — А кокосовый цвет для ванной? Думаешь, годится?
Маму легко было разыграть; она закатила глаза, притворившись расстроенной. И заявила:
— Я хочу, чтобы дом выглядел как можно лучше.
Сказано это было с таким воодушевлением, что я предпочла промолчать.
— Дом и сейчас неплохо выглядит, Лу, — заверил ее отец и бодро замурлыкал какую-то песенку.
Мы поехали с ним за покупками и остановились купить фрукты там, где прежде был Ашбернский парк. Лавка «Лорд и Тейлор» теперь стала магазином для фермеров, а в отеле, где я когда-то купила свой первый бюстгальтер, сейчас продавали экологически чистые продукты.
На парковочной площадке я увидела Ашбернских ведьм — мать и двух дочерей, — которые по- прежнему носили распущенные лохматые волосы и ездили на проржавевшем красном «рамблере». Они пугали и восхищали меня еще в те времена, когда я была ребенком и мы с подругами бегали за ними по пятам. Про них было известно, что они возвращали в магазин платья, которые уже носили.
Отец сказал:
— Я считаю, что это худшее из того, что может представить себе девушка из провинции.
Уже собираясь уезжать, я спохватилась, что забыла передать отцу «Чокнутого». Я не сказала, что эта книга от Арчи.
Казалось, отец, заметив надпись на титульном листе, был доволен. Только сейчас, когда он листал первые страницы, я обнаружила, что Микки Лэмм подписал книгу для него.
— Это была встреча с читателями, о которой я тебе говорила, — пояснила я.
Отец отвез меня в деловую часть города — к железнодорожной станции. У него была машина с откидным верхом, и он держал верх открытым, а окна закрыл, чтобы ветер не мешал нам разговаривать. Больше всего ему хотелось узнать о моей жизни в Нью-Йорке: стали ли наши отношения с Мими более непосредственными, что мне нравится в моей работе, думаю ли я еще завести собаку, как поживает Софи, встретила ли я какого-нибудь интересного человека?
Когда я в тот вечер пришла к Арчи, он спросил:
