9
Прежде чем лечь, я позвонила Арчи, но он не подошел к телефону. На секунду я с беспокойством подумала, что он пьет. Но было четвертое июля, и я вспомнила: он собирался в этот день к Микки, чтобы с крыши его дома наблюдать фейерверк. Возможно, он задремал. Или вышел погулять… Но тут я спохватилась: Арчи не ходил на прогулки.
В поезде на Нью-Йорк я пыталась вспомнить, как он говорил: «В последнее время я принимаю антабус». И осознала, что фактически никогда не видела, как он принимает эти таблетки.
Вместо того чтобы ехать к нему, я отправилась на квартиру тети. Меня встретили духота и спертый воздух. Я открыла все окна. Затем пошла в тетин кабинет и позвонила ему.
Я пыталась обнаружить в его голосе признаки опьянения, но не уловила ничего подобного. Я передала ему слова отца, выразившего удовлетворение по поводу того, что у меня теперь есть опора в лице Арчи, а он ответил:
— Ты мне это уже говорила.
Я не поднимала вопроса о пьянстве с тех пор, как он заверил меня, что завязал. И мне трудно было затрагивать эту тему, что, казалось, подтверждало правдивость его слов.
— Ты ведь не пил, пока я была в отъезде, — подумала я вслух.
— Хоть тебя и подмывает спросить об этом, — отозвался он, — но лучше не надо. — И добавил: — Кажется, я не давал тебе повода для таких подозрений.
— Верно, — согласилась я.
— Вот и хорошо. Приходи.
И я пришла.
10
Наконец я закончила с Путтерманом и еще раз все перечитала, считая это экзаменом для себя. После я поняла, что меня больше волновала реакция Арчи, чем Мими, и это показалось мне неправильным. Я решила отдать рукопись ей, не показывая Арчи.
Она прочитала рукопись за один вечер и вызвала меня на следующий день к себе в кабинет. Она взяла свои духи, и я протянула ей руки.
— Филигранная работа, Джейн, — сказала она.
— Спасибо, — кивнула я.
— А где письмо? — спросила она.
— Письмо?
Она медленно произнесла:
— Письмо Путтерману.
Я подумала: «Ты хочешь даже, чтобы я написала письмо, которое пойдет за твоей подписью?»
Она принялась объяснять, что письмо автору должно содержать объяснение тех правок, которые мы внесли в текст романа. А также наше мнение касательно перспектив его издания.
— Хорошо, — сказала я и взяла рукопись.
— Филигранная работа, — сказала я себе по пути к Арчи. — Поистине тонкая работа.
После обеда я отдала ему рукопись, и он сразу же понес ее в свой кабинет. А спустившись через некоторое время вниз, сказал:
— Читается хорошо, милая.
— Мне нужно знать, считаешь ли ты, что я когда-нибудь достигну успехов в этом деле.
Он, казалось, размышлял.
Я добавила:
— Мне нужно знать, стану ли я когда-нибудь классным редактором.
— Да, — сказал он. — По-моему, ты уже сейчас классный редактор.
Я бросила на него сердитый взгляд. Я считала, рукопись нуждалась еще в доброй дюжине серьезных правок. Но он сказал, что моя тетя Рита любила повторять: «Лучший редактор — это невидимка». И добавил, что редакторы всегда находятся за ширмой, ибо трудятся не ради похвалы или славы, которые являются прерогативой писателя.
— Ты пользуешься славой, — заметила я.
— В узком кругу.
— Ограниченное самовосхваление, — резюмировала я.
Он посмотрел на меня. А я добавила:
— Не думаю, что слава достойна осуждения.
— Тебе нужны фанфары?
— Заткнись, — сказала я.
— Ты, кажется, грубишь, — сказал он и встал, чтобы убрать со стола.
В кровати, в темноте, он прошептал:
— Я обидел тебя, извини. — И добавил: — Ты нуждаешься в несколько большем поощрении.
— Я знаю, — ответила я.
— Ты действительно проделала прекрасную работу для старика Путтермана.
— Мими назвала ее филигранной.
Он повернулся и пристально поглядел на меня.
— Ты дала рукопись Мими прежде, чем показала мне?
— Да.
Он сел на кровати, отвернулся и закурил сигарету.
— Зачем надо было это делать? — спросил он, ставя меня в положение третьего лица.
— Ты верно сказал, что я нуждаюсь в большем поощрении с твоей стороны, — отозвалась я и тоже закурила. — Я всегда была готова положиться на твое суждение.
Он делал глубокие и частые затяжки, и по одному этому можно было понять, что он очень раздражен.
— Для меня твои суждения тоже кое-что значат, — сказал он наконец. — Я прошу тебя прочитать мои редакторские заключения.
— Ты вряд ли в этом нуждаешься, — сказала я.
— Нуждаюсь, — возразил он.
— Но если меня вдруг не окажется рядом и я их не прочту, ничего не изменится.
— Ты куда-то собираешься? — спросил он.
Мими позвала меня в свой кабинет.
— Ты проделала серьезную работу с этим романом, — начала она. — Но я несколько удивлена тем, что она заняла у тебя так много времени.
— О! — сказала я. И вспомнила, как когда-то вожатая девушек-скаутов сообщила мне, что я заработала недостаточное количество значков; она заявила: «Ты должна активнее участвовать в скаутском движении».
А Мими продолжала:
— Я не стала говорить об этом вчера, потому что не хотела умалять проделанную тобой работу. Возможно, я вообще не упомянула бы об этом, если бы ты и на чтение поступающих рукописей не тратила так много времени.
Она глядела на меня и явно рассчитывала услышать обещание в будущем работать быстрее.
