победу…
'Благой бог, равный Ра, сын Амона, воссевший на престол отца Своего, Его Величество Тутмос, Владыка Двух Венцов, Владыка Двух Царств, одаренный жизнью навеки, эту надпись повелел выбить в месте этом, дабы ведали все о великих победах Его. Амон создал Его могущественным и сильным, сильнее, чем все Его предки бывали, сотворил подобным Монту-Воителю, богу в сверкающих доспехах. Его лик суров, словно лик Губительницы Сохмет, словно лик Сутеха Жестокого в час гнева его. Он - лев свирепый, за добычей в пустыне рыщущий. Разбил Его Величество врагов Своих под Мегиддо…' Мегиддо… Ар-Магадд… Армагеддон…
'…и сокрушил лук Его страны окрестные, и наступила пята Его на землю эту. Ликует сердце Его, когда зрит Он врагов поверженных, десницей Его обезглавленных, с содранной кожей и выколотыми глазами. Ибо подобен гнев Его гневу Сета Убийцы, когда ступает Он по красному песку…' Они не знали пощады, владыки Черной Земли, цари Кеми. И стал Армагеддон. Последней Битвой для их врагов.
'…На 22 году царствования Своего воссиял Его Величество царь-бог Тутмос, восстал на врагов, что возле города Мегиддо собрались, выступил из города Ихема с доблестью, силой, мощью и торжеством, чтобы повергнуть жалких противников власти Его. И собрал Он вокруг себя владетелей всех стран, что Кеми покорными были, их коней, их воинов, их колесницы. Разбил Он стан у Мегиддо, утром же 21-го числа Первого месяца Засухи повелел Он двинуть войска на жалких врагов…' Ликуют молчаливые значки с уцелевшими крошками красной киновари. Ликуют! Ведь победителей при Арма-геддоне не судят.
'…И отправился Он, Тутмос, царь-бог, на золотой колеснице, подобный богу Гору, сильный рукой, как Монт-Во-ителъ, ибо отец Амон укрепил Его мышцу и защитил Его от врагов. И увидели жалкие враги, что Его Величество одолевает, и бежали стремглав в Мегиддо с лицами, полными страха. Бросили они своих лошадей и свои колесницы золотые и серебряные, и заперлись в городе, и завалили камнем ворота. Но Его Величество Тутмос, царь-бог, подошел к воротам Мегиддо…' Спорят песчинки с желтым камнем. Завидуют. Засыпают подножие, скрывают затейливые значки. Но неколебимо стоит обелиск давней победы, давнего ужаса. Обелиск Армагеддону.
Желтый камень, серый песок.
Мы шли к Аскалону. Яффа, Ашход, Мегиддо… Мы шли дорогой Армагеддона.
Дорогой Последней Битвы.
– Радуйся, родина наша далекая!
Хей-я! Хей-я!
Радуйся, Аргос, богами хранимый!
Хей-я! Хей-я!
Днем о тебе вспоминается сладко!
Хей-я! Хей-я!
Ночью лишь ты нам, отечество, снишься!
Хей-я! Хей-я!
– Эвриал?
– Лазутчики вернулись, Тидид. Тут такое дело… Суфеты Аскалона против сдачи города, но многие в Совете за. Они еще думают, дураки!
– Фоас?
– Все в порядке, брат Диомед! Обложили город, мышь не пробежит, птица не пролетит…
– Сфенел?
– Все, как ты сказал, Тидид. Башню осадную строим, Амфилох мастеров прислал. Я приказал наверху бычью голову сделать, чтоб страшнее было…
– Башня 'Бык', значит?
– Ага! Большой такой 'Бык'! Ну и, понятное дело, шумим побольше. А подкопы ночью роем, тихо. Думаю, не догадаются. Дней за пять управимся, а потом ка-а-ак…
– Тидид! Ребята! Да зачем эти подкопы? За эти пять дней мы их так напугаем, что они сами ворота откроют!
– Басилей Эвриал Мекистид! А зачем нам их ворота?
– Говорят, ты плакал, Курос, верховный дамат? Дернула худыми плечами Цулияс, дочь Шаррума, жреца Света-Сиусумми. Дернула, отвернулась.
– Таков обычай, ванакт. Когда царь умирает, все обязаны плакать. Считай, что это входит в мои обязанности.
– Спасибо.
Не ответила, даже не повернулась, не взглянула. Ох, с характером же девчонка!
– Есть такая легенда, ванакт Диомед. Некий злой человек после смерти был схвачен демонами-аху и брошен в Темный Предел, в царство Вурусему Безжалостной. Но взмолился этот человек, стал просить у Светлых Асов защиты. И сказали ему Асы: 'Если сделал ты хоть одно доброе дело в жизни своей, заступимся за тебя'. И вспомнил злой человек, что когда-то накормил нищего репой со своего поля. И обрадовались Светлые Асы, протянули с Небес эту репу, а человек схватился за зеленую ботву и взлетел к самым Небесам…
– Ясно, - усмехнулся я.
– Когда-то ты, ванакт, не позволил одной беззащитной девушке стать подстилкой под твоими воинами. Эта девушка не забыла, и когда все думали, что ты уходишь, она хотела проводить тебя слезами… Не будем о пустом, ванакт Диомед! Ванакт Кеми Мернептах Мериамон шлет посольство…
Поглядел я на нее, губастую, поглядел, залюбовался. Откуда у этой девчонки такая выдержка, такой разум державный? Ей бы не даматом быть - царем! И не из худших. Жаль, страшненькая очень. Но ведь владыкам красота ни к чему…
– Послов двое, оба - приемные сыновья Мернепта-ха. Старший - Месу, воевода Птаха. Младший - Мемносе, воевода Ра.* *Армия Египта (Кеми) была разделена на три войска (корпуса): Ра, Амона и Птаха.
– Вот как?
Забеспокоился Великий Дом, Владыка Двух Венцов. Еще бы! Обложили мои войска Аскалон, а там и до Газы рукой подать. А ведь Газа - это уже Кеми! Рассказывают, в прежние века владыки кемийские имели силу не пускать чужеземцев в свой Номос. Говорят, и сейчас это так. …И не только говорят. Видел это Дамед-бог, видел Мернептаха-бога в силе ЕГО! Но кто знает? У гиксосов же получилось! И если снова проснется Дамед-бог, если вновь протянет СВОЮ руку…
– Как думаешь, Курос, стоит идти на Кеми? И вновь дернулись худые плечи под льняным хитоном.
– Тебе решать, ванакт. Но Кеми - большая страна, чужая страна. Чтобы править Черной Землей, надо стать там своим…
'…богом', - мысленно добавил я.
– Но остановиться тоже трудно. Только новые победы укрепляют царство. Города Азии открывают тебе ворота, но кто знает, к чему лежит их сердце? Стоит уйти твоим войскам…
Знакомые слова! Будто я снова пью пиво с малоизвестным Исин-Мардуком. Ой, умна губастая!
– Победы - это не все, верховный дамат Курос. Я могу не идти на Кеми, могу остановиться в Аскалоне, но остановиться так, что Азия надолго забудет о непокорности. Ты понял меня, верховный дамат?
И снова ничего не ответила Цулияс, дочь Шаррума, жреца Света-Сиусумми. Но я знал - поняла. Все поняла!
Страх сильнее славы, сильнее милости. На пепле Хат-тусы я начал строить Великое Царство. Пеплом Аскалона я воздвигну ему стропила. И смешается пепел с кровью, и застынет гранитом…
Горе тебе, Аскалон, город великий, ибо стоишь ты на дороге в Армагеддон!
