Черный нос 'Калидона' рассекал вйнноцветные волны. Поддавалась морская плоть, разлеталась мелкими брызгами. Ярым огнем горел Солнцеликий Гелиос…
– Впервые я не понимаю тебя, ванакт Диомед, - сказала Цулияс, царевна хеттийская, дочь Великого Солнца Суппилулиумаса. - Не понимаю тебя, Тидид!
Я поглядел на губастую (ой, отделали же ее, до сих пор синяки не сошли!), покачал головой:
– Все просто, царевна. Я иду под Трою.
– Но почему? - поразилась она. - Ты пощадил Аскалон, чтобы не поссориться со своими друзьями, и это мудро. Ты не пошел на Кеми - и это тоже мудро…
– И отпускаю на волю наглую смелую девчонку, - рассмеялся я. - Это тоже мудро, царевна, ведь войско твоего отца рядом с Троей!
Не улыбнулась. Странно посмотрела.
– Может быть, я смогла бы полюбить тебя, ванакт Диомед. Если бы не пепел Хаттусы. Если бы не пепел в твоем сердце…
Отвернулась, вдохнула горячий соленый воздух… Я погладил ее по щеке, на которой еще не зарубцевалась глубокая рана… Когда ее пытались схватить, губастая выхватила кинжал.
– Представь себе, царевна, что кто-то подлый, жестокий, кровожадный хочет погубить твоих друзей, погубить людей, виновных лишь в том, что они люди. А под Троей это случится или где-нибудь еще, так ли важно?
– Не понимаю…
Покачала головой Цулияс, царевна хеттийская, дочь Суппилулиумаса Тиллусия. Вздохнула. На солнце поглядела. …И почему-то захотелось упасть в ноги Крону-мертвецу, воскурить жертвенный дым прямо в его жадные ноздри, чтобы задержалось хрустальное колесо под всеми мирами, чтобы застыл черный 'Калидон' посреди горячего моря…
– В земле Тегарама есть оракул. Самый известный оракул в Азии, ванакт. Отец послал туда, чтобы спросить о твоей судьбе…
Хотел вновь рассмеяться. Не смог. Странно смотрела Цулияс, царевна хеттийская.
– Оракул сказал, что ты сокрушишь один мир, спасешь другой и построишь третий. Может быть, ты все-таки бог?
– Не бог, - наконец улыбнулся я. - К счастью, не бог. Еще… Уже…
– Не пойму, Тидид, - вновь повторила она. - Ты хороший полководец, ты неплохой правитель. В Трое готовы. У ванакта Приама было время собрать союзников из половины Азии. Даже если вы победите, то все равно изойдете кровью. Ты же сам сколько раз говорил мне о дорий-цах!.. А войско моего отца рядом.
Я поглядел на нее, на серьезную не по годам губастую девчонку, которая могла бы полюбить меня…
– Это ты хороший полководец и неплохой правитель, Цулияс, царевна хеттийская. Но есть вещи более важные, чем победа.
– Может быть, - согласилась она. - Знаешь, ванакт, я помню одну старую песню. Нашу, хеттийскую. Песню про бога Улликумми. Там есть такие слова:
Уж не тот ли прислужник плох, Что поставил трон, Раз ты не хочешь сесть? Уж не тот ли кравчий плох, Что чашу тебе предложил, Раз ты не хочешь пить?
Ее рука коснулась моей - на какой-то миг, словно чайка задела крылом.
– Ты решил выпить свою чашу, Тидид?
Черный нос 'Калидона' рассекал винноцветную плоть, ярым огнем горел Солнцеликий Гелиос.
Раб стал свободным. Свободный человек спешил выпить свою чашу.
Троя!
ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ КПИОТЕОМАХИЯ*
*Кинотеомахия - борьба собаки с богами (греч.).
Насиловали…
Жестоко, беспощадно - прямо на смоленых досках палубы. С хрипом, визгом, подвыванием, с каплями густой слюны, с каплями густого семени, размазанного по лицу, по губам. Долго, раз за разом, без устали, без милости.
Насиловали - меня.
Шершавые доски вгрызались в спину, острые зубы рвали плечо, острые ногти терзали мою плоть…
Ванакт Артоса терпел молча. Мужчины не кричат, даже когда их насилуют - особенно если насилует собственная жена.
– Ублюдок! Ублюдок! Похотливый козел! Я перевяжу твой уд веревкой, канатом, я тебя оскоплю, я- а-а…
Богоравная ванактиса Айгиала, дочь Амфиарая Вещего, жадно сглотнула семя, зажмурилась, застонала. На какой-то миг смертельная хватка ослабла.
– Это тебе за всех твоих девок, ванакт! За всех твоих… Можно было вырваться, прокатиться угрем по палубе (учил меня такому дядя Эгиалей на случай, ежели в бою с ног собьют!). Да только куда бежать? Море кругом!
Корабли толстяка Полидора ждали нас, где и ведено было - возле острова Гидрия. С самого начала мне это на-званьице не понравилось. Как чуял! А когда небольшая юркая кимба нагло ткнулась о борт 'Калидона', когда бухнулась доска между палубами, когда на нее ступила богорав-ная ванактиса, понял - не зря чуял. Даже поздороваться не изволила государыня аргивянская, даже в мою сторону поглядеть. Оскалилась, головой в золотом венце мотнула:
– В воду! Все в воду!
Только и пошел плеск над Миртойским морем, до самых Киклад слышно. Под шумок я тоже к дельфинам сбежать пытался. Да где там!
– Не смей уходить! Я твоя жена, ванакт! Я тебе напомню, что я твоя жена…
Я покорился, с тоской глядя на повисшее в белом горячем небе светило. То-то нынче смеху Гелиосу Златоликому!
– Я тебе напомню, похотливый козел…
Сжали худые пальцы мою плоть истерзанную, искусанную… отпустили. И насильники, видать, устают!…Интересно, это кто из нас похотливый козел? А за бортом - плеск. Наслаждаются мужи аргивянские теплым морем. Смеются? Нет вроде. Не иначе - сочувствуют.
– Полидор привел сорок кораблей. Еще двадцать придут прямо в Авлиду через два дня…
Державными делами богоравная ванактиса занималась тут же, на палубе, на моем плаще сидя. Голая, в одном венце золотом. …И с брызгами семени на губах.
– Почти пять тысяч человек, двести лошадей, колесницы…
– Ясно.
Я поглядел на белые паруса, заполнившие залив, принялся было считать, бросил. Ванактиса не ошибается.
А молодцы Толстяк с Дылдой! Большое войско за эти три года подготовили. Правда, сразу в бой его не поведешь - мальчишки еще. Думал я новых воинов в Азии по горным перевалам погонять, в мелких стычках закалить, да вот не успел.
Авлида! Что там делал носатый Агамемнон эти три года? С ума сойти можно!
