двигались, но Лунину показалось, что он слышит тихий голос: — Я же вам говорила, Николай. Меня невозможно спасти…
Тут все провалилось куда-то в черноту, и из этой черноты проступило другое женское лицо. Печальная Кора качала головой, повторяя: «Зачем вы не ушли тогда, Келюс? Я же говорила вам! Я говорила…» Затем ее лицо пропало, и перед Николаем встал во весь рост Михаил Корф, но не в мятом современном костюме, а в щегольской черной форме, с орденами на груди и стеком в левой руке.
— Экий форс-мажор, Николай! — произнес он странным, не своим голосом. Выходит, я должен вас всех перебить? Что за ерунда, право!
Потом пропал и он, и в полной тьме Лунин услыхал страшный хохот, от которого весь похолодел. Он не знал того, кто смеется, но вдруг понял: это тот, кого победить ни он, ни Фрол не смогут никогда, то Последнее Зло, что привиделось ему когда-то в темном коридоре Белого Дома.
Хохот внезапно прервался, и перед Келюсом появилось лицо Алии. Певица, завлекающе улыбаясь, манила его. Николай хотел что-то сказать, но горло сдавило, и он почувствовал, что делает шаг, потом еще один, затем еще и еще. Алия продолжала улыбаться синими неживыми губами, и Келюс вдруг почувствовал, что должен что-то сделать. Он ощутил страшный, доселе неведомый ему голод, и во рту явственно проступил жуткий солоноватый привкус свежей крови…
Николай очнулся от сильного толчка в грудь, открыл глаза и несколько секунд не мог сообразить, почему стоит посреди комнаты. Фрол был рядом, осторожно поддерживая Николая за плечо.
— Господи, — пробормотал наконец Келюс. — Чего это я?
— Ничего, Француз, — спокойно ответил дхар. — Ложись-ка и спи.
— Я что, лунатик? — вяло удивился Лунин, послушно возвращаясь и ныряя под простыню. — Надо же…
— Нервы, наверное. Спи, ёлы…
Келюс с некоторым удивлением отметил, что дхар одет и, судя по всему, еще не ложился. Лунин попытался сообразить, что это могло значить, но думать не хотелось, и он почти сразу заснул, на этот раз крепко и без сновидений. Последнее, что он успел заметить, это был Фрол, который сидел рядом, делая над его головой какие-то непонятные пассы.
Утром Николай встал бодрым, но мысль о жутком сне продолжала преследовать его. Он не выдержал и поделился своими опасениями с Фролом, но тот лишь вновь сослался на разошедшиеся нервы и совершенно непонятно почему посоветовал Келюсу не выходить из дому до вечера. Лунин сразу же согласился: мысль о солнечном свете почему-то вызывала неприязнь. Он задернул в комнате шторы и почувствовал себя увереннее. Внезапно Николай вспомнил, что ему уже советовали не выходить на солнце и задергивать в квартире занавески. Он долго не мог сообразить, кто давал ему такой совет, пока наконец до него не дошло: Кора.
Вечером все вновь встретились в квартире у Лиды. Валерий собирался, уезжать: он и так задержался в Столице. Пока Фрол о чем-то беседовал с Лидой, а Ольга готовила на кухне чай, Келюс отозвал своего самарского приятеля в сторонку: — Слышь, Шлиман районного масштаба, ты у нас всегда отличался благоразумием…
— Я? — поразился Валерий. — Ну, если это называть благоразумием…
— Посоветуй, — продолжал Николай. — Ольге угрожает опасность. Что бы придумать, а? Валерий на минуту задумался: — Ну знаешь! Раз ты упомянул о благоразумии, то лучше всего просто обратиться в милицию. Не Чикаго же у нас в самом деле!
— Не годится, — покачал головой Келюс. ~ Понимаешь, она здесь нелегально.
— То есть? — не понял бородач. — Без прописки, что ли? Без документов? Слушай, да кто она вообще такая?
— И без прописки, и без документов. А кто она такая, я и сам, честно говоря, не знаю.
— Так спроси, — пожал плечами Валерий. — Не могу. Ладно, что нам делать? Валерий вновь задумался.
— Сейчас я возвращаюсь домой, — неторопливо заговорил он, что-то прикидывая ~ Там буду пару дней, а потом уезжаю в экспедицию до конца августа. Я буду на Чабан-Кермене, это километрах в двадцати от Судака.
— Крым, что ли? — спросил Келюс, который в этот день почему-то соображал с немалым трудом.
— Географ! — хмыкнул археолог. — Естественно, не Кольский полуостров. В общем, места там глухие, три года скачи — не доскачешь. К тому же теперь это заграница… В общем, Ольга могла бы поехать со мной. Там, конечно, не курорт, особенно когда дожди зарядят…
— — А что, идея! ~ встрепенулся Лунин. — Давай у Ольги спросим.
Девушка выслушала Келюса и Валерия очень внимательно, затем улыбнулась: Знаете, Валерий, я уже бывала в экспедициях. Как-то года четыре назад я заезжала к своему кузену, он тогда копал под Севастополем.
— А у кого? — сразу поинтересовался бородач. — Кто-то из музея или пришлый?
— Он копал у Василия Васильевича Латышева. Вы, наверное, Валерий, слыхали о таком? Археолог внимательно поглядел на Ольгу: — Да, я слыхал о Василии Васильевиче. И очень бы много дал, чтобы заехать к нему в экспедицию хотя бы на денек…
Он перевел взгляд на Келюса. Тот понял.
— Думай что хочешь, Шлиман, — улыбнулся он, — но Ольга говорит правду.
— Николай, — удивилась девушка, — почему вы думаете, что Валерий должен сомневаться в моих словах?
— Нет-нет, — успокоительно заговорил бородач. — Все в порядке, Ольга… Ну, заезжали вы в гости к Латышеву… Ну, всяко бывает…
— Валерий! — тонкие брови взлетели вверх. — Я не понимаю, чем заслужила такой тон…
И тут Ольга что-то вспомнила, испуганно проговорила по-французски: «Извините, ради Бога!» — и быстро вышла вон из комнаты.
— Н-да, — в свою очередь высказался Келюс.
— Да нет, чего там! — растерянно заговорил Валерий. — Ну, была она у Латышева. Почему бы мне не побывать, скажем, у Лепера или Бертье-Делагарда? Нет, все нормально, красивые девушки путешествуют во времени, князь Курбский получает из Министерства обороны автоматы, а нами правят агенты с Сириуса… Полный порядок!
Николай пожал плечами: — Если ты считаешь нас всех бандой сумасшедших, то так, бином, и скажи. Знаешь, я бы тебя вообще ни о чем не просил…
— Ладно, — вдруг совершенно серьезным тоном заявил археолог. — Отвечу завтра, хорошо? Спорить не приходилось. Келюс молча кивнул.
— Зайду-ка я завтра в «Ленинку», — неизвестно почему добавил Валерий. Хорошо, что билет с собой захватил…
Ночью, перед тем как ложиться спать, Фрол несколько раз провел ладонями над головой Келюса, что-то тихо прошептав на непонятном Николаю языке. Затем он пожелал Келюсу спокойной ночи и хотел уйти, но Лунин остановил его.
— Воин Фроат, — обратился он к дхару, пытаясь говорить как можно спокойнее, — что это со мной? Только не говори, что, бином, нервы.
— Хвораешь ты, Француз, — неохотно ответил Фрол и отвернулся.
— Знаешь, Фрол, что-то стал я туго соображать, особенно днем, на солнце. Но такие вещи даже я могу понять. Это из-за укуса, да?
— Не знаю, ёлы, — пробормотал дхар, не поворачивая головы.
— Меня укусила собака. Собака, бином, страннее некуда… У меня светобоязнь, нет аппетита, левая часть тела как будто, бином, полита жидким азотом. Что еще? Ах да, хожу по ночам, хотя лунатизмом никогда не страдал… Фрол, значит, что… я стал… яртом?
Фрол молчал, по-прежнему отвернувшись. Наконец медленно проговорил, глядя куда-то в темное окно: — Нет, Француз… Ты не ярт. Но тебя укусили уже второй раз. Второй раз, ёлы! Первый раз тебя вытащил Кирилыч, но такие вещи без следа не проходят. А теперь… Я не умею это лечить. Старики умели.
