убедиться. Он передал его, а вот куда…
Келюс ничего не ответил. У него были соображения на этот счет, но делиться ими в такой компании он не собирался.
— Так вот, Николай Андреевич, — продолжал гэбист. — С этими бумагами может случиться та же история. Неужели вас это устроит?
— Наверное, я чего-то не понимаю, — вновь удивился Лунин. — Те, кто интересовался архивом, насколько мне известно, тоже не частная лавочка. Почему это я должен отдать предпочтение вашей конторе?
— По нескольким причинам, — охотно отозвался собеседник. — Вы правы, тот гражданин с собакой и его свита, с которыми вы, очевидно, знакомы, без сомнения, не частная лавочка. Но в государстве есть разные ведомства. Мы, конечно, не Красный Крест, но в этой истории нами движет вполне законное любопытство к государственным тайнам. А что движет ими? Мы-то бумаги сохраним, можете не сомневаться. Конечно, их увидят не раньше, чем лет через двести, но все-таки увидят. А вот, назовем ее так, параллельная служба сразу же кинет их в огонь. И вы, вероятно, догадываетесь почему. Это, как я уже сказал, во-первых. Кстати, Николай Андреевич, курите, если хотите. Сбоку, на дверце, есть пепельница.
Келюс не стал возражать и закурил. Гэбист в свою очередь ловко извлек из кармана пачку «Космоса», почти не отрывая рук от руля, прикурил и продолжил: — Теперь — во-вторых. Честно говоря, для вас лучше ограничиться «во-первых», но раз я вас не убедил… Видите ли, наша контора тоже может причинить изрядные неприятности. Мы не будем гоняться за вами с пистолетами, но привлечь за незаконное хранение оружия, разглашение государственной тайны и за прочие совершенные вами, извините за прокурорское выражение, деяния мы не только можем, но и обязаны. Зачем это вам нужно?
Келюс молчал. Что-то говорило ему, что главное гэбист еще держит про запас.
— Естественно, — добавил тезка Николай, — ваш друг Соломатин тоже не избежит этой участи, тем более что он довольно лихо пользуется огнестрельным оружием.
Лунин ничего не ответил. Гэбист заглянул в зеркальце заднего вида, и лицо его посуровело.
— Могу ответить за вас, — произнес он суховатым деловым тоном, в котором уже не было и следа добродушия. — Сейчас не тридцать седьмой год, суд будет гласным, и вы сможете там наговорить такого, что наша контора закается, что связалась с вами… Вы, кажется, чуть ли не любимец Стародомской, у вас орден, вас знает Президент, так?
— А если и так? Ну, давайте, Николай Батькович, что там у вас, бином, в левом рукаве?
— Извольте, — после минутного молчания ответил гэбист. — Стало быть, Николай Андреевич, переходим к левому рукаву. Видите ли, нам представляется, что вы несколько переоцениваете свою стойкость. Нет, я не собираюсь угрожать вам лично. Как я понимаю, вам грозят так часто, что это уже не принимается всерьез. Вы действительно храбрый человек, говорю это не в похвалу, просто констатирую факт…
Он вновь замолчал, а затем продолжил, голос его стал тяжелым и неожиданно густым: — Только, Николай Андреевич, если вы в самом деле решили бросить вызов целой Системе, то у вас не должно оставаться слабых мест. Я уверен, вы давно сняли копии с документов и позаботились, чтобы их передали куда нужно в случае вашей гибели. Да, за себя вы отомстите… Только вас мы не тронем… Вас лично. Но вы оставили кое-что без защиты, и тут ваша месть будет бесполезной… Кое-что, а точнее кое-кого…
Келюс понял. Одновременно с чувством бессилия в глубине души мелькнула радость: Ольга жива.
— Вы ни о чем не хотите у меня спросить? — удивился тезка Николай.
— Вы, кажется, назвали меня умным человеком. Поэтому я жду, что скажете вы.
— Хорошо! Ладно, — резко бросил гэбист и, вырулив на обочину, затормозил. — Вы заставляете меня заниматься, по сути говоря, мерзостями и шантажом, но вы сами виноваты, Николай Андреевич! Ваша Ольга у нас, она жива-здорова, так что можете успокоиться, пока во всяком случае. Мы выпустим ее в обмен на бумаги. Вопросы?
— Пока вопросов нет, — ответил Лунин, стараясь сдержать радость от мысли, что девушка жива. ~ Только вы сами намекнули, что сейчас не тридцать седьмой. Вы держите у себя человека без всякой вины и сами это признаете. Неужели вы думаете, что на вас не найдется управы?
— Значит, еще не поняли, — вздохнул гэбэшник. — Кого мы держим? Ольгу Константиновну Славину, как вы изволили сообщить в отделении милиции? Мы вам тут же докажем, что такого человека в природе не существует. Вы понимаете, что за нее невозможно заступиться? У нее нет документов. Она вообще не гражданка нашей страны. Нет никакой Славиной, понимаете?
— Ну, это мы еще посмотрим. — Келюс почувствовал, что его собеседник начинает волноваться.
— Дурак ты, Лунин! — заявил гэбист, вдруг потеряв всю свою вежливость. Ты что, так ничего и не понял?
— Ну объясни мне, если я дурак, — предложил Келюс, также переходя на демократичное «ты».
— Ну слушай, — тезка Николай, резко затянувшись, выбросил сигарету в окно. — Та, которую ты назвал Ольгой Славиной, является гражданкой… ну, скажем, другого государства. В том… государстве она объявлена вне закона. Вся семья ее уже уничтожена. Ты хоть знаешь об этом?
— Яма, — внезапно вырвалось у Келюса, вспомнившего свой сон, — у телеграфного столба в ложбине…
Гэбист резко обернулся, но ничего не сказал. Затем, достав другую сигарету, закурил и продолжил: — У этого… другого государства имеются контакты с нашим правительством. И теперь от нас требуют вернуть Ольгу. Такое решение в принципе принято. Мы передадим ее той стороне, ну и… сам можешь догадаться…
— Значит, другое государство? — зло переспросил Келюс. — И его, так сказать, граждане гуляют по Столице и палят из револьверов?
— А, ты об этих типах в комиссарских кожанках! Ну этих можешь уже не опасаться. Мы их накрыли сегодня утром. Арестовывать не стали, но забрали оружие и предупредили. Ты, Лунин, не их бойся. Другие есть. Наши, так сказать, соотечественники.
— Но если Ольгу решили выдать, как же вы можете ее отпустить? А еще говоришь, что вашей конторе можно верить!
— Ты дальше слушай, — продолжил гэбист. — В нашей державе есть разные, как ты выражаешься, конторы. У контор этих, само собой, интересы не всегда совпадают, думаю, это-то тебе известно. Так вот, в той… так сказать, другой державе… есть разные силы. Кое-кто там вовсе не жаждет крови. И наша контора не хочет рвать с этими другими. Поэтому мы можем поступить по-всякому. В том числе и следующим образом…
Он достал откуда-то из внутреннего кармана пиджака пакет из плотной бумаги и показал Келюсу: — Здесь паспорт на имя Славиной Ольги Константиновны. С тираспольской пропиской и временным разрешением на проживание в Столице, а также справка, что она беженка… Ах да, еще профсоюзный билет. Цени, Лунин, мы это сделали за два дня. Так вот, мы можем выпустить гражданку Славину, которую мы задержали для проверки, и после этого можешь поднимать на ее защиту хоть всю столичную диссиду — теперь она наша гражданка со всеми вытекающими… Кстати, скажу честно, мы, может, с твоей точки зрения, и сволочи, но эту девушку нам жалко. Просто по-человечески. Не веришь?
Келюс пожал плечами. В человеческие чувства представителей спецслужб верилось слабо.
— Отдай документы, Лунин, — тихим, почти равнодушным голосом предложил гэбист. — У нас нет времени. Или мы сейчас же выпускаем гражданку Славину и получаем партийный архив, или мы не получим архив, но нас поблагодарят за арест опасной преступницы. Все, надоело тебя уговаривать, Лунин. Решай…
Келюс помолчал несколько секунд, хотя решение уже принял.
— Паспорт, — наконец сказал он. — Отдашь ее паспорт сейчас. Потом вы привезете Ольгу, и мы поедем за документами.
— Не веришь? — усмехнулся тезка Николай. — А если ты нас попытаешься обмануть?
