левую ногу, направился к ним.
— Это наш отец, — шепнул Лхаст Фроату, — его зовут Вар, сын Сатфа. Он последний из Беглецов.
— Он старший? — догадался Фроат.
— Да. Мы избрали его кна-гэгхэном. Вначале Фроат не понял, а потом сообразил, что в отсутствие князя племенем управляет выборный «сын князя» — кна-гэгхэн.
Собачонка, подбежав к Фроату, деловито обнюхала его сапоги, вопросительно взглянула, а потом, вероятно выработав свое мнение о госте, завиляла хвостом и даже попыталась подпрыгнуть, чтобы свести знакомство покороче. При этом, как отметил Фроат, она ни разу не залаяла. Между тем старик подошел к гостю, вопросительно поглядев сначала на него, а затем на сыновей.
— Он дхар, — сказал Рох, — «серый дхар». Он знает Истинный Лик.
— Эннах, — кивнул наконец Вар, приветствуя гостя. — Кто ты и откуда, «серый дхар»?
— Эннах, эд-эрх, — как можно вежливее поздоровался Фроат и, немного волнуясь, начал: — Я Соломатин, Фрол. Моего деда переселили отсюда в Вятку. Недавно я узнал, что кто-то ушел в лес. И я решил приехать…
Фроат чувствовал, что это звучит не особо понятно и убедительно, но старик слушал внимательно, не сводя с него больших глаз.
— Ты Фрол? — спросил он наконец. — У тебя нет дхарского имени?
— Он сказал, что его зовут Фроат. Фроат, сын Астфана, — ответил вместо Фрола Серж.
Услыхав это, старик вздрогнул, сделал шаг вперед, подойдя к Фролу почти вплотную.
— Что? — тихо проговорил он. — Фрол, он сказал правду?
— Да, — растерянно кивнул дхар, — меня зовут Фроат. Мой отец — Астфан, сын Митха… По- мосхотски, Афанасий Дмитриевич…
— Да, конечно… Наверное, там, среди мосхотов, даже «серое племя» забыло наши обычаи. Раньше, Фроат, никто бы не позволил ни тебе, ни твоему отцу носить такие имена. Их могли получить только потомки Фроата Мхага…
— И сейчас это так, — вновь удивился дхар, — только в нашей семье…
Фрол, не договорив, умолк. То, что он был потомком Фроата Мхага, всегда воспринималось им совершенно спокойно. Но здесь, в дхарском лесу, это генеалогическое обстоятельство могло быть оценено совершенно по-другому. Дхару стало неудобно, он почувствовал себя чуть ли не самозванцем..
— Хорошо, — сказал Вар, внимательно поглядывая то на смущенного Фроата, то на сыновей. — Мы еще поговорим об этом, сын Астфана. Нам вообще надо поговорить о многом… Пока мы будем называть тебя Фролом. Ты не будешь возражать?
Фроат пожал плечами. Ему, собственно, было все равно. Он лишь вспомнил, что Келюс и Варфоломей Кириллович чаще называли его по-дхарски, а здесь, выходит, ко двору пришлось его русское имя.
— Пойдем, — кивнул старик, — тебя сейчас покормят, Фрол… А потом зайдем ко мне, поговорим…
Братья отвели Фроата к деревянному столу. Серж, ругаясь по поводу исчезнувшей куда-то Пелагеи Николаевны, сбегал в одну из землянок и притащил большой кусок вяленого мяса и чугунок с уже остывшей картошкой. Хлеба не было, и Фрол подумал, что в окруженном минными полями лесу его вряд ли легко достать.
Фрол успел проголодаться, поэтому ел с аппетитом, не забывая расспрашивать своих новых знакомых о здешнем житье-бытье. Первым делом он узнал, что с едой особых проблем нет, поскольку дичи в лесу хватает, а охотниками дхары все годы были знатными. Кроме того, Беглецы успели захватить с собой достаточно картошки, которая, несмотря на нелегкий климат, росла неплохоПроблемы бывали лишь с солью, но в последние годы удавалось доставать ее постоянно. Правда, вот уже почти год никаких связей с внешним миром лес не имел, но запасы еще были. Вдобавок выращивали лук, чеснок и кое-что из зелени.
Как бы ненароком Фрол поинтересовался, хватает ли на всех места: было интересно узнать о численности местного населения. Его тут же уверили, что лес большой и может прокормить не только сотню, но и всю тысячу дхаров. Тут уж Фрол, не выдержав, спросил напрямую. Братья переглянулись, начали что-то прикидывать, и наконец Рох сказал, что сейчас здесь живут восемнадцать дхарских семей, то есть всего где-то под полсотни человек, в том числе около двадцати взрослых мужчин. Фрол заметил, что сотни никак не получается, но Лхаст, несколько пренебрежительно махнув рукой, пояснил, что чуть дальше живут еще несколько семей «белых» и даже три семьи «черных» дхаров.
При этих словах присутствовавший при разговоре рыжий Серж сник, посмотрев на Фрола как-то виновато. Дхару тоже стало не по себе. Дед ничего не рассказывал ему о том, что дхары как-то разделялись, да еще почему-то по цвету. И уж тем более Фроат не понимал, чем «серый дхар» лучше «белого». Он не выдержал и спросил об этом у Роха. Тот, очень удивившись, ответил, что племя «серых дхаров» всегда считалось первенствующим. Из этого племени происходили дхарские князья, только «серые» умели принимать Истинный Лик, и к тому же лишь они не покорились в давние годы мосхотам, пока молнии князя Семена не перебили их богатырей. Все это он объяснял таким тоном, словно Фрол был ребенок, почему-то не выучивший таблицу умножения.
Фрол, воспитанный в несколько иных традициях, попытался возразить, но его не стали слушать. Лхаст лишь заметил, что, вероятно, мосхоты сбили уцелевших дхаров с толку, если потомок Фроата Мхага не видит разницы между собой и каким-то «черным» дхаром, попросту говоря, диким чугом. Кровь ударила в лицо Фроата. «Чугами» дразнили дхаров победители-русские. «Чугом» называл его Волков. Он не хотел слышать этого слова, но в последнюю секунду все же сдержался. В этом лесу он — лишь гость.
Братья, похоже, не обратили внимания на его реакцию, и Рох продолжил рассказ. Из Беглецов, ушедших от энкавэдистов, в живых оставался только их отец, старый Вар. Фрол было удивился, но Рох пояснил: в лес успели уйти главным образом старики и дети. Мужчины вместе со взрослыми членами семей были вывезены раньше и не сумели бежать. Многие погибли от болезней, особенно в первые годы, а некоторые ушли из лесу в конце пятидесятых, узнав о смерти Сталина и об объявленной амнистии. Фрол вновь удивился: он ничего не слыхал о вернувшихся и подумал, что едва ли дорога поверивших в амнистию оказалась очень гладкой.
За последние годы в лес сумело перебежать всего трое, одним из которых был Серж. Очевидно, дхары начали постепенно забывать о тех, кто ушел в таинственный лес, принимая рассказ о них за очередную легенду, подобную сказаниям о Ранхае и Гхеле.
Несколько раз солдаты по громкоговорителю предлагали дхарам выйти из лесу, обещая полную безопасность, но последовать этому совету решились немногие. Впрочем, с солдатами давно научились ладить. Их уход был воспринят не как освобождение, а как разрыв столь привычных за долгие годы связей. Тут Фрол, вновь не выдержав, поинтересовался, что дхары собираются делать теперь, когда блокада снята, а власти, столь долго их преследовавшей, нет и в помине.
Братья на минуту задумались, наконец Рох заметил, что это должно решать Великое Собрание — Ахусо Т'Йасх, но многие из тех, кто родился здесь, едва ли захотят вернуться в большой мир. Кроме того, добавил он, понизив голос и оглянувшись по сторонам, скоро должен прийти эннор-гэгхэн. А уж эннор- гэгхэн скажет, что делать дхарам.
Фрол вспомнил скептическую физиономию Келюса, но вновь промолчал.
Поблагодарив за обед, Фрол отказался от предложения пропустить стопочку картофельного самогона и отправился вместе с Рохом к дому, где, как он понял, жил старый Вар. Кна-гэгхэн сидел на простой деревянной лавке, читая огромную книгу в переплете из тонких деревянных дощечек.
— Садись, Фрол, — кивнул он, увидев дхара. — Иди! — Это относилось к Роху.
Они остались одни. Старик еще какую-то минуту смотрел в книгу, дочитывая страницу, затем аккуратно захлопнул деревянный переплет и положил рукопись на лавку.
— Это летопись дхаров, ~ сообщил он. — Наверное, у меня осталась последняя. Всего их было три. Эта, по слухам, записана по приказу самого Ранхая…
— Я встречал потомка Ранхая, — вспомнил Фрол, — его зовут Виктор Ухтомский. Он хочет перевести «Ранхай-гэгхэн» на язык мосхотов…
