Коряги, как известно, не говорливы. Деревья — эти могут. Сам, правда, не слышал...
— Становись рядом, маленький ванакт. Сюда, слева.
А вот чтобы коряги! Правда, у черного весла-кормила не коряга пристроилась, а сам дядюшка Антиген, Антиген Лерниец, лучший наш кормчий — во всей Арголиде лучший. Но похож! Ежели в темноте, как сейчас, да еще чуток зажмуриться...
— Звал, дядюшка?
— Звал, маленький ванакт, звал. Постой пока рядом, оглядись.
В море кормчий — царь. А кормчий головной пентеконтеры — царь царей, не меньше. Богоравный владыка Корягиос... С таким не поспоришь! Ка-а-ак двинет корневищем!
Итак, стою. Смотрю. Налево смотрю, направо, а все больше — вверх. И на корягу тоже — исподтишка. Вцепилась коряга в кормило, корнями вросла, а каждый корень чуть не с меня толщиной. Замерла, сопит только. С присвистом.
...Болтают, будто звали дядюшку Антигена аргонавты главным кормчим. Да только отказалась коряга: баловство, мол, за одной шкурой бараньей корабль в Колхиду гонять. Несерьезно как-то. Пусть, мол, Тифий-мальчонка с вами сходит, а я лучше на Запад поплыву, к Океану, там у меня дела поважнее имеются.
А Тифию-то тогда уже за шестьдесят было! Сколько же коряге лет? Подумать страшно!
— Поглядел, маленький ванакт? — сипит между тем коряга.
— Так точно, дядюшка Антиген, — вздыхаю в ответ. — Доложить, чего увидел?
— Доложишь, доложишь!..
Раньше сипела, теперь скрипит. Громко так скрипит! Выходит, коряги даже смеяться умеют?
— Вот чего, маленький ванакт! Ты просил напомнить, когда Лесбос пройдем...
Хлопнул я себя по лбу. А ведь точно! Не иначе гроза из башки моей этолийской все напрочь вышибла.
— Так вот, мы его и прошли. Только что. Да ты, видать, не заметил. Все влево смотрел да вверх, а Лесбос-то по правому борту был...
Да-а, не быть мне моряком!
— Виноват! — вновь вздохнул я. — Значит, уже прошли? А я думал, еще целый день плыть...
Ив самом деле! Даже я знаю, что от Навплии до Лесбоса — два дня пути с хвостиком. И то при хорошем ветре. А нас ветер не баловал, только сейчас Зефир Полуденный плечо подставил.
— То-то и оно...
Просипела коряга — и вновь смолкла. Смолкла, тьмой вечерней окуталась, в доски палубные вгрузла. Чего-то не так с корягой! Оглянулся я, вправо поглядел, где во тьме Лесбос спрятался, вверх посмотрел...
— Не спеши, маленький ванакт. Вместе на звезд поглазеем. Слушай пока...
Хотел вновь сказать «так точно» — раздумал. Не шутит кормчий!
— Ты, маленький ванакт, умный мальчик. И батюшка покойный твой умным мальчонкой был. Все со мной сходить просился — не успел, бедняга...
А я и не знал! Молодец, папа!
— Потому не буду тебе глупости всякие городить, что, мол, сон мне был, и другим сон был, и Ориона-Охотника в море видели...
— Вправду видели? — не утерпел я.
Засопела коряга, насупилась.
— Видели, не видели — не в том дело. А вот что мы на день раньше к Лесбосу пришли... Смекаешь? Ветерок хилый, гребли средственно, не гнали. Это ж чьими такими молитвами, значит?
Окатило меня холодом — до кончиков ногтей. Не от вопроса — от ответа. Только не прав ты, Антиген, великий кормчий, коряга старая. Без молитв обошлось! Видать, изголодались там, на Снежном Олимпе!
Спешат!
— Всяко бывает, маленький ванакт. Да только не все это. Хотел ты на звезды поглядеть. Так погляди! Головой можешь не крутить, туда и смотри, на север, куда плывем...
— А мы не на север плывем, дядюшка, — не утерпел я. — Мы плывем между севером и востоком ближе к северу на одну шестую долю. Так?
Знай наших, коряга! Зря, что ли, я у дяди Эгиалея лучшим учеником был?
Думал, засмеется, заскрипит то есть. Или возмутится.
Смолчал. Смолчал, набычился.
— Смотри!
Взглянули мне звезды в глаза — маленькие, острые...
...Медведицы: Каллисто-нимфа с Идой-кормилицей, одна под другой, под ними Кефей, батюшка Андромеды Смуглой, которую Персею Горгоноубийце спасать довелось. Ну, притча: собственную дочь чудищу отдал, Кефей этот, — и все равно на небо попал! Вот он, сияет, а справа, как и полагается, супруга, Кассиопея-царица, из-за которой и вся беда случилась, нечего красотой своей эфиопской перед нереидами хвалиться!..
Странно, еще не ночь, а звезды такие яркие. Словно мы на корабле под самое меднокованое небо вознеслись!
А правее... Я только вздохнул. Когда нас, эфебов, учили все эти Кассиопеи с Кефеями различать, созвездие, то, что сейчас Каллисто-Медведицы правее (огромное, о двадцати звездах!), Борцом называли. Борец — и все тут. А недавно узнал — иначе эти звезды теперь именуют. Не Борец уже — Геракл! [39]
...Радуйся, дядя! Верю, что даже если ты сейчас ТАМ — ты не с НИМИ!
ТЫ — не с НИМИ! Ну, а еще правее, к востоку ближе...
— То, где девять звезд, — засопело рядом. — Их сейчас Близнецами кличут...
И вправду кличут — после того, как сгинули Кастор с Полидевком, братья Елены. Вовремя сгинули! Братья — на небе, заняты, нет им возможности за сестру вступиться, лад в семейке навести.
Да, все верно, девять звезд, как и сказано... То есть совсем не девять! Больше — и намного!
— Понял ли, маленький ванакт?
На миг показалось, что я снова эфеб, и не старший — первогодок. Когда нас с Капанидом в первый раз в учебный лагерь отправили (тот, что в лесу, за алтарем Реи), мы все больше меч мечтали в руках повертеть. И не деревянный — настоящий, бронзы аласийской. А нас, заставив побегать да поотжиматься от травы, завели на ночь глядя в самую глушь. Завели — бросили. Вот небо, вот звезды, тучек нет. Выбирайтесь, эфебы! Лагерь как раз на юге — идите, не заблудитесь. А там и поспать можно будет!
Впрочем, лишние звезды — не загадка. А ежели и загадка, то самая простая. Для эфебов- первогодков.
— Бродяги, дядя Антиген. Блуждающие звезды. Сейчас весна, Антисфории — Дни Равноденствия — недавно прошли. Так и должно...
— Сосчитай!
Сипит коряга, сопит. Недоволен дядюшка Антиген, великий Кормчий, аргивянским ванактом.
Делать нечего. Пожал плечами, считать принялся. Все верно, большие, разноцветные... блуждающие... Оранжевый — Зевс, бледно-желтый — Крон... Дий Подземный! Но ведь бродяги, блуждающие (их еще «планетами» кличут) — это же... Это же и есть — ОНИ!
ОНИ!
Всесильные, всевидящие, равнодушно взирающие на нас, хлебоедов, с меднокованого неба!
— Эх, маленький ванакт! Знаешь, был я в Эфиопии, золотишко да кость Абу-зверя торговал, так там, в Эфиопии этой, царь прежде всего в звездах должен разбираться, а уж опосля — в копьях да мечах! Ведь сколько этих, блуждающих, сейчас в Близнецах должно быть? Два всего — Арей да Крон. Один вверху, второй — ниже. А что ты видишь?
Не стал отвечать — незачем. Только усмехнулся. Даже не усмехнулся — губами дернул. Не править тебе Эфиопией, Тидид!
...ОНИ все были здесь. Все! Красный Арей внизу, над ним — еле заметный белесый Гермий,
