Здесь, под Троей, на прокисшей от крови Фимбрийской равнине, наверное, только ко мне прилетала подобная муха. Безумцы на безумной войне жили от боя до боя...
Но ведь кто-то уцелеет? Теперь уже ясно, мы победим, значит, настанет день, когда безумцы очнутся, поглядят друг другу в глаза. А ведь у каждого за спиной — войско! Испытанное в боях, опытное, привыкшее к крови. Хорошо Любимчику! Всего-то и хочет — домой, доплыть до своей козьей Итаки, к Пенелопе-хлопотунье и рыжему малышу... Сколько же лет сейчас этому малышу? Здесь, под Троей, прошло чуть больше двух месяцев, а там, за стенками Кронова Котла...
Наивный Любимчик! Он думает, что самое трудное — взять Трою. Торопит, подгоняет, считает дни. Ему кажется, что это будет так легко — вернуться из-под Трои...
Я отогнал докучливую муху-мысль, огляделся. Потом разберемся с мухой! Завтра бой, надо обойти посты, надо заглянуть к раненым...
— Ванакт! Вана-а-а-акт!
Что такое? Кто это так плачет-рыдает?
— Вана-а-акт Диоме-е-ед! Поговори-и с богоравны-ым басилее-ем Сфенело-ом!
Толстозадый Деипил был безутешен. Даже если именно в этот миг Троя бы сдалась, он бы и не улыбнулся.
— Он меня-я не лю-ю-юби-и-ит!!!
Ну вот, еще и это! Рыдает Деипил, слезы по нарумяненным щекам размазывает. Текут румяна, стекает черная краска с длинных ресниц.
— Он меня сотником обещал сдела-а-ать! Он мне колесницу хотел подари-и-ить!..
...Вот даже как? Ай да Капанид!
— А теперь он женщину-у лю-юби-ит! Та-а-акую про-тивну-у-ю-ю!
Высечь бы этого нарумяненного! Крепко высечь, до крови на блудливом афедроне. А после объяснить, кто из них — та-а-акой противны-ы-ый!
— Вана-акт Диоме-е-е-ед! Богоравны-ы-ый вана-а-акт!..
Рабыню-пленницу Сфенел получил по жребию, после очередного дележа добычи. Я ее даже не видел. И никто не видел. Не выпускает Капанид из шатра свою новую подружку. Не выпускает — а сам бродит довольный, цветущий. Хмыкает...
...Это еще ничего, у Смуглого в шатре целых три девицы гнездо свили!
— Вана-а-а-акт!..
— Брысь, чудище задастое! — рявкнул я. — А не то троянцам отдам. Они таких любят!
Еще не хватало мне с этим нарумяненным разбираться. Хлопотное дело — война!
— Перемирие завтра кончается. Поэтому...
Я помедлил, поглядел на клюющего длинным носом Агамемнона. Спит? Или просто пьяный с утра? Пьяный!
— Поэтому поступим так. Мирмидонян переводим на правое крыло, направление — Идские предгорья...
Послышалось совершенно неуместное на военном совете (в шатре самого вождя вождей!) хмыканье. Наглое такое. Ухмыльнулся мне нахал Любимчик. Ну как же, вспомнил зазнайка Диомед совет мудрого Алкима!
...Я и не забывал. Просто всему свое время, рыжий.
— Лавагет Лигерон?
— Я понял, дядя Диомед, — кивнул малыш. — Мы отрезаем Трою от гор...
Он научился воевать, наш Лигерон, седой грузный старик. Между приступами безумия ему вполне можно было доверить войско. Увы, все чаще безумие догоняло Ахилла Невскормленного.
— Менелай! Твои спартанцы наступают в центре — фалангой. Направление — Скейские ворота...
Я вновь покосился на сопящего Агамемнона. Совсем совесть потерял богоравный! После страшного боя у кораблей, когда он (снова!) приказал бросать все и уплывать, когда даже Любимчик не выдержал — вырвал из его трясущихся рук золотой жезл вождя, — запил Атрид. Безнадежно, беспросветно. Некому теперь громами греметь, брови супить, орать на нас, недостойных. Был Зевс — да весь вышел, остался лишь винопийца, человек псообразный...
— Фоас! Куретов — в горы. Перекрыть все тропинки, всех, кто еще прячется за городом, — вырезать!
Да, пора! После гибели Гектора троянцы скорее всего побоятся выйти из города. Битва кончилась, начинается осада. И не помогут Крепкостенной ни горы, ни белые Идские скалы.
Не помогут!
— А я?! Я тоже хочу на правое крыло! Я что, не заслужил? Почему на правое крыло Лигерона?
Ох, вечно ты всем недоволен, Аякс Теламонид!
— Саламинцев ставим правее всех. Задача — занять скалы у мыса Ройтейон, не дать троянцам прорваться к морю...
Ага, уже доволен, бычок!
— Идоменей! Твои корабли...
— Т-трою...
Что такое? Кто это заговорил? Неужто Агамемнон?
— Т-трою! — дернулся длинный нос. — Т-трою, спрашиваю, уже взяли?
Кто-то хмыкнул. Кто-то пискнул. Кто-то поспешил захлопнуть рот рукой.
— А п-почему не взяли? П-повелеваю: взять — и д-доложить!
Проснулся Зевс! Изрек — и громом грянул. То есть не он грянул — мы помогли. Ударил гром-хохот, в поясницах согнул, на хеттийский ковер кинул — кататься, повизгивая. Дрогнул шатер, подскочил, вот-вот в пляс пойдет!
— А п-почему смеетесь? — поразился Зевс. — Смеяться нельзя, я этот... в-вождь вождей!..
Ну что бы мы без тебя делали, богоравный Атрид?
— Дили-ладо! Дили-дили!
А мы Гектора убили!
Лигерон, ты наш отец!
Скоро Трое и конец!
Хей-я-я! Хей-я-я!
— Не расслабляться, ребята, не расслабляться! Ишь загуляли! Мальчики всякие, девочки... Вы что думаете, война кончилась?
— Ну и скучный же ты, Тидид! Слушай, лучше приходи вечером ко мне, я тебя одну девочку уступлю. Девочку-лидиечку! Она такое умеет, такое!.. Куда там дулькам нашим!
— Басилей Эвриал Мекистид! Еще раз такое услышу, всех твоих девок-дулек на костре испеку. А ты, Сфенел, тоже хорош!..
— А-а... А что я?
— Ребята, мы еще не победили, Гектор — еще не Троя!
— Ой, и скучный же ты, Тидид!
— Ну что, дядюшка Терсит, вижу, глаз уже заживает?
Моргаешь помаленьку?
— Моргаю, хи-хи, моргаю, своего не упущу! Не любишь ты меня, племянничек, не любишь, хи-хи! Мог бы дружка своего заставить и побольше мне пеню выплатить! Жадный ты!
— Да ну? Все по обычаю было, родичи собрались, Одиссей, обидчик.твой, извинился. Сколько ему велели, столько он и выплатил.
— Мало, хи-хи, мало!
— Ну и проглот же ты!
— Проглот, проглот. Курица, и та к себе гребет, хи-хи!
— Ха-ха, дядюшка!
— Мы у шатра станем, рядом станем, всю ночь смотреть будем, чужака этого выследим. Всех наших
