Диомед, сын Тидея

— То не черная туча вставала-а-а! Туча-а!.. Давай к на-а-ам, Да-а-аме-е-ед! Налье-е-ем!

— Эй, Калха-а-ант! Жи-и-ив?

— Б-б-б-б-бо-о-о-оги-и-и!..

Взбунтовались на третий день — на третий поворот клепсидры. Всю ночь мы перетаскивали заледенелые дельфины через ледяное поле, пытаясь найти выход в лабиринте узких промоин.

К счастью, чернобородый Мантос ошибся. Здесь, посреди седого Океана, не бывает зимы. Воздух был не ледяным — промозглым, и вода капала с покрасневших пальцев. Просто белое поле — до самого горизонта.

Задубели, покрылись волдырями руки, лед прожигал до костей даже через толстые подошвы эмбат.

А наутро...

— Беда, ванакт! Ай, беда! Совсем беда, понимаешь!..

Мои аргивяне, критяне Идоменея, итакийцы Любимчика, троянцы, дарданы — все. Высыпали на лед, загустели слитной толпой...

...Кроме усатых шардана. Этим и холод нипочем!

— Назад! Назад! Заблудились! Домо-о-ой!

Думал вначале: выкричатся да и успокоятся. Напрасно думал...

— ...Куда ты нас завел, Диомед? Куда?! Надо было на том острове остаться! От добра добра не ищут!.. Назад! В Аргос! На Крит! В Трою!..

Даже забыли бедняги, что сейчас осталось от Крепко-стенной...

— Не хочешь — сами уйдем! Сами! Здесь близко! На восток! Через лед — и дома!..

И что сказать? Как убедить?

— Слушайте меня! Это я, Диомед Тидид, ваш ванакт...

— Ахейцы! Троянцы! Поверьте мне, Одиссею, сыну Лаэрта!..

— Бо-о-о-о-оги-и-и-и-и!..

Бесполезно...

— Домо-о-о-о-о-о-ой!!!

Безумные лица, безумные глаза. Не слышат, не понимают...

— Уйдем! Уйдем! Оставайся сам, если хочешь!..

Ледяное поле до горизонта. Неровное, в узких трещинах, в серых промоинах. Но безумие сильнее страха... И вот уже кто-то заскользил по льду, упал, встал на четвереньки, снова уткнулся носом в белую твердь. За ним еще, еще...

— Надо что-то делать! Что-то делать! — бормотал серый от ужаса Подалирий. — Они же погибнут, ребята! Все погибнут!..

Молча пожал плечами Идоменей. Вздохнул Любимчик. Нахмурился Гелен Прорицатель. Вытер слезу Эней-плакса...

— Надо что-то делать!..

Колыхнулась толпа, распалась. Немногие на месте остались, остальные побрели прочь, навстречу безумию, навстречу Смерти... Страшной смерти, дурной. Стоило переплывать Океан, стоило выжить под Троей...

...Троя. Жужжание стрел, неровный, распадающийся строй, отчаянное «Бежи-и-им!».

— Эмбатерия! — прошептал я одними губами. — Эмбатерия...

Опомнился. Глубоко вдохнул ледяной промозглый воздух:

— Доля прекрасная — пасть в передних рядах ополченья,
Родину-мать от врагов обороняя в бою!

Тишина в ответ — мертвая, страшная. Но вот чей-то голос, неуверенный, хриплый:

— Родичи, братья мы все необорного в битвах Геракла.
Будьте бодры, еще Зевс не отвратился от нас!

Откликнулись! Сперва негромко, недружно, растерянными слабыми голосами, затем все звонче, все сильнее:

— Вражеских полчищ огромных не бойтесь, не ведайте страха,
Каждый пусть держит свой щит прямо меж первых бойцов,
Жизнь ненавистной считая, а мрачных посланцев кончины —
Милыми, как нам милы солнца златого лучи!

Равнялись ряды, светлели лица. А эмбатерия гремела уже во всю мощь — над белой пустыней, над ненавистным серым туманом. Замер Океан, затаился, даже ветер стих. И уже не безумная толпа — войско стояло ровными шеренгами у заледенелых кораблей.

— Воины те, что дерзают, смыкаясь плотно рядами,
В бой рукопашный вступать между передних бойцов,
В меньшем числе погибают, а сзади стоящих спасают;
Труса презренного честь гибнет мгновенно навек!

Давний, страшный напев звучал над седым Океаном. Эмбатерия, песня Смерти — песня победы. И в первый раз я по-настоящему поверил, что выжившие — выживут.

— Срамом покрыт и стыдом мертвец, во прахе лежащий,
Сзади пронзенный насквозь в спину копья острием!..

— По корабля-я-ям! Земля уже близко! По корабля-я-я-ям!

Ударили в лед эмбаты — с треском, с грохотом. И кинулось прочь, в ледяную даль, не нашедшее поживы Безумие.

— Добрая слава ахейцев в веках никогда не померкнет,
В царстве Аида живя, будем бессмертными мы!..

В царстве Аида живя, будем бессмертными мы!

* * *