штука валяется. Медная. Да это же шлем-дыроглаз! Бывший шлем то есть.
Ого!
— Это ты камнем, — подсказывает Капанид. — Во-о-он тем!
Нагибаюсь. Камешек — с яйцо воробьиное. И этим я!.. На душе — мерзко. Другой бы, наверное, радовался.
А чему тут радоваться? А если бы у того болвана шлема не было?
— Тебя проводить? — Амфилох гладит пятно под глазом (уже синеет!), морщится. — У-у, Гадес, ведь не хотел же пить!
Говорит — словно извиняться продолжает. Перед старшим. Передо мною, то есть. Хотел я ему сказать, что от Бромия[19] одни неприятности (это еще мой дедушка Ойней понял), да не стал. Амфилоху уже двадцать один, а мне еще... Ха-ха, мне еще... И так мы с ним, как взрослые, разговариваем.
— Совсем выросли вы, парни! Когда вас стричь-то будут?
Переглядываемся. Не иначе, Амфилох у папы своего мысли читать научился.
— Скоро, наверное, — неуверенно замечает Капанид. — Может, на солнцестояние — на Гиперионов день.
— А меня сам Эврисфей постриг. Вместе с Атреем.
Это я помню. Амфилоха в Микенах постригли, а наш за это постриг Агамемнона — Атреева сыночка. Уx и не понравился же мне он! Нос до небес — на трех рос, одному ему достался.
И гордый — не кивнул даже. А ведь первым поздоровался, как и положено.
— Вот постригут вас, — итожит Амфилох, — и пойдем, ребята, по девочкам. Я вас с такой дулькой познакомлю!
Сфенел сопит. Краснеет. А мне — мне хоть бы хны. Не нужны мне эти дульки! И вообще, девчонки не нужны. И без них хорошо. А вот волосы состричь — самое время!
Длинные волосы — значит, мальчишка еще. А постригут — сразу взрослым станешь. Ведь чего Амфилох про дулек этих самых заговорил (про иеродул[20] то есть, которые при храме Афродиты)? Они на тех, у кого волосы длинные, и не смотрят. Запрещает богиня! Ну, дульки — это для Амфилоха, зато меч... Постригут — сразу же меч носить можно. Потому как взрослый!
Меч у меня есть — прадедов, старый, без ножен. Папин-то пропал.
И вообще — сколько можно быть маленьким?
— Пошли ко мне, Тидид. Чего тебе одному дома делать?
Тут Сфенел прав. Пусто у нас в доме. Давно пусто. И тех слуг, что с папой пошли, никто не вернулся. Няньки умерла, и еще одна служанка тоже умерла. А одна убежала — я ее искать даже не стал.
Конечно, те, что остались, и подметают, и обед готовят, а дедушка помогает — мясо к празднику присылает. И вина всякие присылает, хоть мне и пить нельзя.
Да только пусто в доме. И страшновато даже. Особенно если мама долго не приходит.
(А я про маму Капаниду все-таки рассказал. Только не сказал, кто она. Он мне, кажется, не верил, пока я его с мамой не познакомил. Тогда он даже испугался. Немножечко, но испугался. Ну и зря! Мама — она очень добрая.)
— Так пошли?
— Не-а. У тебя там родичи.
Сфенел вздыхает. Кивает — соглашается, значит. Родичи — это тяжело, особенно Сфенеловы. Все — козопасы, от всех сыром несвежим пахнет. И все — богоравные. Только и знают про дедушку Зевса да про бабушку Гестию толковать. А мы слушать должны. Потому что — родичи!
Одно хорошо. Пока толковали (в прошлом году это было, когда очередной набег козопасов случился), выяснилось вдруг, что мы с Капанидом тоже родичи — через его дедушку Гиппоноя. Этот дедушка моему дедушке Ойнею кем-то там приходится. А еще мы, конечно, родичи через дедушку Адраста, потому как его, дедушкин, дедушка женился на дочери Сфенелова прапра... В общем, какого-то там «пра». Это хорошо! А впрочем, мы и без всяких «пра» — лучшие друзья. На всю жизнь!
— Пойду к дяде Эвмелу, — решаю я. — Он мне велел сразу прийти, как мы в Аргос вернемся.
Капанид не отвечает. К родичам ему идти не хочется, а дядю Эвмела он, кажется, слегка побаивается. Как и моей мамы.
Вот чудак репконосый!
* * *
Могила Форонея, ворота Лариссы, Аполлон Волчий, Голова Медузы... Знакомая дорога! Вот уже семь лет я тут хожу — чуть ли не каждый день.
К дяде Эвмелу!
Поначалу здешние мальчишки мне прохода не давали. Бить хотели. А теперь не хотят. Здороваются. В общем, они хорошими оказались. А сейчас трое из них в нашем десятке — тоже эфебы, как и мы.
Да, теперь я каждый камешек здесь знаю. И даже больше. Вот, например, Форонеева могила. Раньше думал — могила и могила, Фороней — и Фороней. Бог — и все тут. Мало ли богов? А теперь я все знаю. Фороней — одно из имен Прометея. Некоторые думают, что это разные боги (в смысле не боги — титаны, да все равно), а это только имена разные. И даже не имена — прозвища. Потому что Имя никто не знает (то есть почти никто). А прозвищ у каждого — хоть гидрой ешь. В Аргосе он Фороней, в Афинах — Прометей, а на Кавказе, где Руно Золотое украли, — Амипан. И еще одно прозвище у него есть — на «лы» (на значок «ламед», значит). Но оно очень плохое.
И «Аполлон» это тоже прозвище, и «Артемида», и даже «Зевс»... Но об этом — тс-с-с! Дядя Эвмел так и говорит: «Тс-с-с!»
А про Медузу я такое знаю! То есть не про Медузу, а про Медуз. Но об этом тоже «тс-с-с». А еще я знаю, почему дядя Амфиарай Зевса не любил. Но это не просто «Тс-с-с!» — это «Тс-с-с-с-с-с-с-с!».
А еще дядя Эвмел обещает рассказать... Ага, вот и пришел. Как-то быстро очень.
Так я же бежал всю дорогу!
Привычка!
* * *
— Эфеб Диомед после выполнения летнего задания...
— Не после, а для, — сурово перебивает дядя. — Думаешь, пифию напугал, пол-Ахайи сна лишил — и отдыхать? Нет, юноша, бегать — это еще не все.
Дядя Эвмел знает о Палладии. Я не удивляюсь — он все знает.
— Итак, эфеб, вопрос первый: отец Кадма?..
Тоже мне, вопрос! Это для маленьких. Но делать нечего. Стойка «смирно», руки на бедрах:
— ...Агенор, наставник.
— Сыновья Эллина?..
Мы с дядей, как всегда, на втором этаже, в той горнице, где камни со значками. Камни и папирусы. И еще таблички из глины. Дядя сидит на круглом камне, который называется «омфал». Его из Лерны привезли.
— Первый потоп был...
Это уже сложнее — считать нужно. Первый — это Огигов потоп, он был за двести шестьдесят лет до Девкалионова, а тот...
— ...Пятьсот тридцать два года назад, наставник.
— Медленно, эфеб! — дядя Эвмел качает головой. — А теперь — все предки Беллерофонта...
Последние два года дядя ходит с палочкой. Он совсем старенький, а ведь ему только тридцать лет! Мне его очень жалко, ведь он такой умный. И добрый! А дядя Эгиалей говорит, что Эвмелу и надо править в Аргосе. Но — нельзя. Эвмел — младший брат, да и править может лишь тот, кто войско водить умеет. Обычай такой. Дядя Эгиалей говорит, что этот обычай — глупый. И дикий.
