— А кто такой Горький? — . равнодушно отозвался Бен, перелистывая журнал. Нет, читать это нельзя: испорчу вкус… Лу, ты имеешь дело с болезнью. А если так — надо не возмущаться, а лечить. Вот завтра я схожу кой-куда, понаблюдаю за местными Гомерами, может, и этого Гатунского встречу. Что ему передать от тебя?
— Что он гвок, — буркнула сестра. — Охотно. Только не поймет. Наш фольклор они не изучают… Лу, чего там Джон поделывает, как ты думаешь?
— Ему виднее, — ответ был коротким и сухим. Бен недоуменно пожал плечами:
— Он просил меня настроить передатчик, наверно, хочет поговорить с Казим-беком… А помнишь, мы мечтали о том, какие тут у нас будут приключения? Как мы будем спасать приговоренных сталинскими сатрапами, расклеивать листовки, создавать партизанские отряды? Помнишь, у нас даже игра такая была — «красные-белые», и никто не хотел быть красным, кроме Джона?
— Почему? — удивилась Лу. — Я тоже часто была за красных, по-моему, ты тоже.
— Из-за Джона, — тут же уточнил Бен.
— Факт есть факт. Ну а насчет приключений, так, по-моему, уже на нервом курсе все стало ясно. Ты же сам говорил, мы тут не нужны.
— Это и обидно, — подхватил брат. — Ну ладно, я, как известно, циник и эгоист, и вообще, мне наши дела ближе. Но представь себе, если бы Президент Сэм объявил запись волонтеров! Да половина наших стариков записалась бы! И лорд Бар, и дядя Ник, и, наверно, все наши соседи! И отец, будь он жив. Прибыли бы сюда с трехцветными знаменами…
— В Европе больше миллиона русских, — заметила Лу. — Некоторые из них пытаются вернуться. Насколько я знаю, бойскауты сообщают о них в контрразведку, а суды приговаривают к расстрелу…
— А народ безмолвствует, — задумчиво проговорил брат.
— Отчего же безмолвствует? Народ рукоплещет, Бен! Народ счастлив, что существуют колхозы, лагеря и НКВД. В этом-то и ужас. Боюсь, сумей мы или кто другой опубликовать или распространить материалы о репрессиях — на Западе их уже немало, нас бы просто не захотели слушать. Нет, тут что-то не так…
— Поэтому мы не будем больше играть в «красные-белые», — кивнул Бен. Наше дело — выполнять приказ руководства, не вмешиваясь во внутренние дела товарища Сталина и его шакалов. А жаль! Честно говоря, я бы с удовольствием занялся хотя бы этим безусым. Чиф — гений! В первый же день вышел на что-то очень важное… Чушь какая-то — подпольное Политбюро прямо в центре Столицы!..
— Официальное подполье, — отозвалась сестра. — Где-то я о подобном читала. Умные диктаторы назначают не только министров, но и руководителей подполья, чтобы те держали недовольных в нужных рамках. Взамен гарантируется нечто вроде относительной личной безопасности. Чифа, по-моему, и вывели на такую структуру. Могу себе представить, кого бы они отобрали нам для Ту скулы.
— Постой-постой, — заинтересовался Бен. — Но в таком случае они бы не стали допрашивать его о дяде Генри. Согласились бы — и все.
Лу развела руками:
— Нам их логики не понять. Боюсь, придется отбирать людей самим. Погляжу-ка завтра на этого художника. Может, у него есть знакомые — из тех, кто не побоялся…
Она вновь взяла журнал и принялась перелистывать критические статьи в конце номера. Тут дело пошло спокойнее, и девушка даже начала проявлять нечто похожее на обычный читательский интерес. Бен вновь погрузился в словарь, пытаясь представить, как нужно обращаться к разным должностным лицам, а также к соседям по очереди и трамвайным попутчикам. При должном усилии все это можно заучить, но обращаться к особам женского пола со словом «товарищ», по мнению Бена, было все же чересчур. «Товарищ, вы не желаете сходить со мной на „Норму“?..» Как ни прокручивал он подобные фразы, все равно звучали они нелепо.
Неожиданно отворилась дверь. Чиф вошел в комнату, секунду-другую постоял на пороге, затем присел к столу.
— Леди, джентльмены, прошу…
Бен и Лу переглянулись, но переспрашивать не стали. Чиф подождал, покуда они усядутся, усмехнулся и начал:
— Проводим деловую игру. Бен, ты руководитель группы «Пространственный луч». Обстоятельства — наши. Состав — ты и Лу. Время — начиная с завтрашнего утра. Твои действия?
Бен тоже улыбнулся и щелкнул пальцами:
— 0'кей, приступаю. Завтра Лу отправляется к нашему больному. Кроме оказания помощи, она попытается установить контакты с его знакомыми из числа местной богемы. Такие люди, как правило, очень разговорчивы. Сам я иду к Бертяеву, где намерен побольше слушать и поменьше говорить. Это завтра. Послезавтра постараюсь сходить на демонстрацию, чтобы ощутить местный шабаш изнутри. Ну а в перспективе…
Он помолчал, затем заговорил совсем другим тоном:
— По-моему, надо попытаться выйти на знакомых Бертяева. С его прошлым, он не может быть просто преуспевающим драматургом. Может, именно через него удастся начать отбор людей для эмиграции. Затем надо прощупать «официальное» подполье со стороны — может, тоже через Бертяева. Если это не провокаторы, то продолжить переговоры, но уже безо всяких условий с их стороны. Они — представляют кандидатов, мы — отбираем. И осторожно выходим на Тернема. Тут, по-моему, Чиф, есть два пути. Прежде всего — знакомые Бертяева из числа инженеров — такие должны быть. Во-вторых, те адреса, что нам дали. В этом случае надо воспользоваться вариантом «Предок». Этим бы я занялся сам, передав контакты с Бертяевым Лу… У меня все.
— Лу? — Чиф повернулся к девушке. Та пожала плечами:
— Я в руководители группы никогда не намечалась, но с Беном, как ни странно, согласна. Могу добавить — моя цель не только сбор слухов и сплетен. Я хочу устроиться в научный центр, где можно провести исследование по психиатрии. Куда устраиваться и каким образом, еще не знаю, но постараюсь разобраться с этим поскорее. Думаю, если бы Бен был руководителем группы, то не посмел бы держать меня взаперти.
— Надейся, надейся, — хмыкнул брат и тут же заработал подзатыльник.
Чиф помолчал, подумал и наконец кивнул:
— Хорошо. Действуйте. Только, Бен, учти: ничем другим вы с Лу заниматься не должны. Все ясно?
— А ничего не ясно, — отпарировал его приятель. — Это что, продолжение деловой игры?
— На этот раз — нет. С завтрашнего утра ты руководитель группы. Казим-бек назначение утвердил. Вот твой личный шифр.
Бен повертел в руках небольшой белый конверт и, не распечатывая, сунул в карман:
— Чиф… Джон… тебя что, отзывают на Тускулу? Но за что?
— Нет, — усмехнулся Косухин-младший. — Я договорился с Казим-беком, что буду работать один. Думаю, скоро нам придется расстаться. По крайней мере, на время. Вопросы есть?
— Вопросы, вопросы… — бормотал огорченный Бен. — Бросаешь нас… Разве это по-товарищески? Лу, ты чего молчишь?
Но Люба Бенкендорф смотрела куда-то в сторону, и трудно было сказать, что у нее на уме…
7. «НЕ НАВРЕДИ!»
Михаил сидел в глубоком кресле, закутавшись в теплый ватный халат и укрыв ноги полосатым шотландским пледом. Картину довершал легкий шарф, укутывавший горло. Ахилло блаженствовал: субботний вечер обещал покой. В жарко натопленной комнате приятно думать о холодной мгле за окнами, а немецкий радиоприемник как раз начал трансляцию джазового концерта. Вдобавок ко всем удовольствиям жизни, Михаил был слегка простужен, что дало ему законное право объявить себя больным.
Вообще-то больничных листов Ахилло никогда не брал. Исключением были две недели,
