вводить эту дрянь живым… и мертвым…
— Что?! — Чиф даже привстал.
— Да. Вначале добровольцам, а потом всем, кто попадался. Я, бывший офицер русской армии, попал в ЧК, и мне предложили выбор: расстрел или участие в научном эксперименте. Видит Бог — сплоховал, надо было стать под пули вместе с однополчанами. А потом отступать было поздно. Живые становились такими, как я… А недавно умершие превращались в големов — без мыслей, без чувств, — идеальные солдаты. Волков командовал одним из таких полков. По-моему, он не особо разделял идеи Коммунии, но я его понимаю. Он живет дольше нас всех и имеет право мстить за себя…
— А эта девушка? — Чиф оглянулся туда, где на ящиках лежало неподвижное тело. Полковник вздохнул:
— Вера Лапина, молодая и очень талантливая актриса. Ей ввели сильную дозу — она чуть не погибла. У нее плохо с психикой — вы видели. Волков и я помогаем чем можем, но лучше бы ей просто умереть… Хотите выпить?
— Чаю? — брякнул Чиф. Фраучи улыбнулся:
— Нет, кое-чего покрепче.
Чиф подумал и кивнул: ситуация была не менее экстремальная, чем в Долине Больших Ветров, когда дорогу отрезало и ударил сорокаградусный мороз…
Живой огонь пробежал по телу, Чиф закрыл глаза и с наслаждением почувствовал, что нервы начинают отпускать. Что ж, он узнал еще одну тайну — еще одну маленькую грязную тайну этой странной планеты…
— Добрый день… Я… Как я здесь?.. Чиф открыл глаза — Вера Лапина стояла рядом, держась рукой за край стола. Она дрожала: тело бил крупный озноб, но глаза были живые, в них стояла боль…
— Вера! Вам холодно? — Фраучи вскочил и снял со стены висевший на гвозде ватник. Девушка благодарно кивнула, с трудом набросила ватник на плечи и без сил опустилась на табуретку, которую поспешил уступить Чиф.
— У меня… опять?
Фраучи кивнул. Вера уронила голову на сжатые руки и беззвучно заплакала. Чиф поспешил отвернуться.
— Ничего, Вера, — успокаивающе проговорил полковник, — скоро это должно пройти…
— Почему… почему вы не прикончите меня? Ведь убивают же смертельно раненных!
— Вера… Послушайте… Вы сильная девушка, вы должны выжить…
— Это не жизнь! — Вера оторвала руки от лица, и Чиф поразился: она уже ничем не походила на ту, что протягивала руки к его горлу. Лицо казалось обычным — живым, только очень бледным, с темными пятнами под глазами и запекшейся кровью на искусанных губах.
— Это жизнь, Вера. Иной у нас не осталось. Вы же знаете, пуля вас не убьет, будет лишь очень больно. Вы можете только потерять разум, как те, в подвале…
Словно в ответ, из-под земли донесся приглушенный вой, вновь загрохотал потревоженный люк.
Полковник налил девушке спирту — та выпила одним глотком, даже не закашлявшись. Затем виновато взглянула на Чифа:
— Извините, я вас даже не заметила. Надеюсь, когда я… Вас здесь не было?
— Нет, — попытался улыбнуться Косухин, — я только что пришел.
В дверь заглянул сторож. Фраучи кивком указал на девушку, тот кивнул в ответ и, подойдя, осторожно взял ее за плечи:
— Пойдем… Тебе лежать надо. Иначе плохо будет…
Вера кивнула и послушно встала. Через минуту дверь хлопнула, и Косухин с Фраучи остались одни.
— Я, может, ошибаюсь, — нерешительно начал Чиф, — но что, если попробовать переливание крови? Или пересадку костного мозга? Если мы с вами не верим в нечистую силу, то, значит, болезнь можно лечить.
— Переливание крови помогает только на самой начальной стадии. Оно не лечит, но задерживает развитие болезни — иногда надолго… Увы, это все… Правда, среди нас ходит легенда, что где-то на Востоке умеют лечить по-настоящему, но, боюсь, это уже сказки… Я, кажется, удовлетворил ваше любопытство?
— Более чем, — согласился Чиф, вновь попытавшись улыбнуться. — Всегда интересно узнать о себе кое-что новое… Фраучи кивнул:
— Тогда, если не возражаете, вопрос есть у меня. Зачем вам враждовать с Всеславом? Он многим помогает, в свое время здорово выручил меня, да и не только меня. У нас его все уважают: он сумел добиться, чтобы нас перестали травить, как бешеных собак…
Чиф ответил не сразу. Говорить о Всеславе не хотелось.
— У нас с ним… нечто вроде вендетты, еще с Гражданской войны. Тогда он командовал бандой убийц…
— Это клевета. Про Всеслава много лгут. Говорят, будто он собрал шайку полузверей — вроде тех, кто заперт там, в подвале, — и по ночам, в подземелье, приводит в исполнение приговоры ОСО. И про Гражданскую всякое придумывали… Будто он некромант, беседует с духами и чуть ли не колдун… Чему удивляться — нас не любят. Он, как и я, занят охраной одного важного объекта — и не более. Всеслав — командир спецотряда, я заместитель. Вот и все…
— Выдаешь государственные тайны? Чиф вздрогнул и обернулся: в дверях стоял Волков. Никто не слышал, как он вошел, даже дверь почему-то не заскрипела.
— Пытаюсь помирить тебя с твоим наследственным врагом, — усмехнулся Фраучи.
— А-а! — Волков чуть скривился и, пододвинув пустой ящик, присел к столу.
— О чем еще толковали?
— О ВРТ, — бросил Чиф, — и о Вере Лапиной. Волков молча достал из кармана портсигар и долго выбирал папиросу.
— А о вас, Косухин, говорили? Товарищ Фраучи объяснил, что вы ничем не лучше таких, как мы?
Тон краснолицего был резким и злым. Чиф сдержался.
— Разве дело в биологии? Разве дело в том, что вы когда-то заболели, а мои родители попали под излучение? Впрочем, я хотел поговорить не об этом…
— Ладно, — Волков отвернулся, — поговорим…
— Я пойду. — Фраучи встал, но комбриг жестом остановил его:
— Погоди… Есть новость: меня, похоже, переводят. Ты остаешься командиром «Подольска». Будем поддерживать связь…
— Тебя? Но за что? Волков пожал плечами:
— А за что тебя забрали в ВЧК в восемнадцатом? Постараюсь еще побарахтаться, а если что — уйду на дно. Живым меня не возьмут! Ладно, иди — и покуда никому…
Фраучи кивнул, застегнул шинель и, дружески усмехнувшись Чифу, вышел. Волков подождал, покуда дверь за ним закроется, и резко повернулся:
— Ну! Я вас слушаю!
И тут Чиф понял, что совершенно не готов к разговору. Слишком многое довелось узнать за последний час и слишком страшен тот, кто сидел рядом…
— Вы взяли не ту кличку, Венцлав! — Это было первым, что пришло в голову. — Вам надо называться «Янусом». Оказывается, вы любите помогать слабым и больным, защищаете обиженных…
Волков дернул щекой:
— Вы дурак, Иван Косухин! Те, что здесь, такие же, как и я! Пора вам кое-что понять: люди нам чужие. Покамест у вас есть друзья, подруги, знакомые, — а потом они же будут считать вас монстром и потащат на костер…
Косухин вспомнил свою беседу с Лу. Пока он здоров… Пока он почти такой же, как все…
— Но вы не рассказываете им о своих подвигах? О том, что делали в Гражданскую и раньше?
