уселся рядом и хмыкнул:
— Что? Задолбал тебя тайнами? Ладно, рассказываю. Гражданин Гонжабов, ты тоже слушай…
Маленький бхот не отреагировал. Он глядел прямо перед собой, узкие глаза были полузакрыты. Казалось, он дремлет.
— Значит, так… Неделю назад колхозник из села Аксу-Кой Карасубазарского района Валилов перегонял стадо с летнего пастбища на Караби-Яйле. Чего-то там у них случилось, и бригадир послал его в ближайшую деревню. Валилов решил подсократить путь и пошел прямиком через горы. Возле горы Чердаш он наткнулся на вход в пещеру, которого раньше там не было. По рассказу Вали-лова, незадолго до этого случился оползень, часть склона обрушилась, вот вход этот и открылся. Валилов зашел внутрь и обнаружил там кой-чего, что его очень заинтересовало…
Ерофеев оглянулся, словно ожидая непрошеного соглядатая, но немногие пассажиры, собравшиеся в зале ожидания, не обращали на путешественников никакого внимания. Майор вздохнул и продолжил:
— Вернувшись к остальным пастухам, Валилов ничего не рассказал, но, попав в свое село, доложил обо всем председателю колхоза, предложив сообщить в Симферополь. Тот так и сделал, но, когда оттуда потребовали подробности, выяснилось, что Валилов исчез… Его ищут, но пока безрезультатно. Вот, собственно, и все. Наша задача — добраться до горы Чердаш, найти пещеру и обследовать ее. Гражданин Гонжабов привлечен в качестве эксперта. Все ясно?
— Не все, — покачал головой Ахилло. — Что было в пещере?
— Чего было, чего было… — недовольно повторил майор. — Хрен его знает, чего там было! Валилов назвал это «голубой свет», если с татарского перевести. Вроде столба голубого огня, который поднимается из какой-то дыры. В общем, наше дело туда добраться, а там видно будет. Гражданину Тернему виднее.
Михаил не спорил. Теперь их странная поездка действительно приобрела смысл. Он мельком взглянул на Гонжабова. Тот никак не отреагировал на услышанное, было даже неясно, понял ли он, что рассказал майор.
— Он вроде раньше встречал такое, — кивнул Ерофеев. — Пусть поглядит. Теперь вот что… Я уже говорил, о нашей поездке здесь никто не знает. Местные силы велено не привлекать. А чтобы по горам не плутать, узнал я один адресок…
Он вновь оглянулся и заговорил совсем тихо:
— Вышел я на этих чудиков-археологов. Один недобитый профессор рассказывал, что в Перевальном живет некий Семин Павел Иванович, директор местной школы. Он на этой археологии помешан, и вообще — первый краевед в районе. У меня к нему письмецо, пусть дорогу объяснит. Наша легенда: мы из Академии истории материальной культуры. Нам сообщили, что в пещере на склоне Чердаша найдены кости этого, палеолитического человека. Знаешь, чего это такое?
— Крымский питекантроп? — усмехнулся Михаил.
Ерофеев сердито покачал головой:
— Ты меня, капитан, не сбивай! Я два дня эту фигню изучал. Питекантроп это на Яве, Дюбуа его открыл. А здесь подозрение на неандертальца — это нижний палеолит, не спутай. Мы должны эту хрень обследовать. В Средней Азии уже такая находка была, вот и наш… Рахмет Ибрагимович будет вроде как эксперт из Ташкента. В общем, разговаривать буду сам, ты только кивай. Пусть нам этот Семин дорогу опишет, а там мы уж поглядим…
— А гражданин Семин часом не японский шпион? — не удержался Михаил, которому вся эта секретность показалась излишней и даже немного смешной. В конце концов, можно послать обычную экспедицию, пусть даже под охраной.
— Умный нашелся! — покачал головой Ерофеев. — И главное, кто это говорит, а? Да у вас что ни арестованный — то шпион!.. А если интересно, могу сказать: Семин Павел Иванович характеризуется положительно… Член партии, активист, отличник народного просвещения и, между прочим, Ворошиловский стрелок. Правда, были сигналы… Первый — будто он не с археологами в экспедиции ходит, а закладывает склады с оружием для турецкого десанта…
Ахилло не выдержал и хохотнул. Ерофеев тоже усмехнулся:
— Бред, ясно… Но тем не менее проверяли — складов он не закладывает. И второй сигнал — будто он национальность скрывает. По паспорту — русский, а отец — из крымчаков. И вот тут, между прочим, правда-Михаил пожал плечами. Криминала в этом он не видел.
— Мелочь, конечно, — кивнул майор. — Правда, еще говорят, будто дед его был каким-то шаманом. Но я проверял. Крымчаки — вроде караимов — иудаисты, шаманов у них нет и не было…
Ахилло кивнул, соглашаясь, и тут заметил, что Гонжабов слушает их очень внимательно. Широко открытые темные глаза бхота, казалось, светились недобрым огнем…
2. ЧИФ
Молодой человек в теплом осеннем пальто и мягкой шляпе с неширокими полями не торопясь вышел из подъезда и чуть заметно передернул плечами. Огромный двор был почти пуст, лишь у самого подъезда топтался изрядно прозябший на ноябрьском ветру парень с букетом сиреневых осенних астр. Та, которой предназначались цветы, явно запаздывала, и молодой человек мимоходом посочувствовал незадачливому кавалеру. Время явно не способствовало свиданию: над городом нависли низкие тяжелые тучи, то и дело срывался мелкий холодный дождь, и улицы Столицы менее всего подходили в этот час для долгих прогулок вдвоем. Впрочем, об этом подумалось лишь мимоходом. Молодой человек оглянулся, бросил быстрый взгляд на окна четвертого этажа и неторопливо зашагал вдоль гигантского дома.
Он мог быть доволен. Во всяком случае, для первого раза удалось сделать все возможное. Тот человек, который смотрел ему вслед из окна четвертого этажа, выслушал, и, кажется, поверил. Это было даже больше, чем он рассчитывал. Впрочем, расслабляться нельзя: молодой человек уже понял, что люди в Столице не склонны к откровенности и редко доверяют даже давним знакомым. Он слыхал об этом еще дома, но теперь пришлось убедиться воочию, что оказалось еще неприятней, чем он ожидал.
Длинный ряд подъездов наконец кончился. Сразу же стало холодней, ветер с набережной ударил прямо в лицо, и молодой человек сунул руки поглубже в карманы. Нет, этот город ему не нравился. Не нравился холод, не нравились серые безликие дома, дребезжащий транспорт, а главное — люди. Он знал, что здесь, в этом городе, в этой стране и на этой планете, будет нелегко, но даже не предполагал — насколько.
Можно было пройти к ближайшей трамвайной остановке, но молодой человек предпочел пройтись пешком. Он все еще не мог заставить себя втискиваться в забитые хмурыми злыми людьми трамвайные утробы. Благо, ходить было привычно, к тому же так можно куда больше увидеть и услышать. Уже не в первый раз перед глазами вставали улицы родного города, но он старался тут же отогнать несвоевременные воспоминания. Расслабляться было нельзя. То, ради чего они прибыли сюда, только начиналось.
Молодого человека крестили Иваном, но так называл его только отец, и то изредка. Для матери он был Жанно, для одноклассников — Джон, а в последние годы за ним прочно утвердилась кличка Чиф. Чифом он стал, возглавив школьную команду по бейсболу, и, в конце концов так стал называть его даже отец, обычно не терпевший американизмов. Впрочем, отвращение ко всему американскому отличало практически все старшее поколение. С тем большим пылом их чада учили английский, засматривали до дыр изредка попадавшие к ним американские журналы и называли друг друга именами и кличками, взятыми из американских кинофильмов.
Когда Чифу — тогда еще просто Джону — было четырнадцать, разразилась первая буря. Молодежь Святоалександровска, давно уже перекрестившая свой родной город в «Сент-Алекс», потребовала введения в гимназиях английского языка вместо всем осточертевшего французского. Департамент образования поначалу отмахнулся, и тут ударила забастовка. Мальчишки и девчонки выставили пикеты у здания парламента, у резиденции самого Председателя Думы, которого они предпочитали называть Президентом Сэмом, или попросту Дядей Сэмом, и заявили, что не вернутся в школы. На призывы и увещевания стачком,
