больницу. Бен уже послал просьбу в Сент-Алекс, ответ должен был прийти в ближайшие часы. Стрешнев станет первым, кого группа попытается вывезти за пределы государства рабочих и крестьян.
— Люба, что невеселы? — обернулся к ней Синицын. — Надеюсь, на работе все в порядке?
Упоминание о мифической больнице, где якобы числилась «патронажная сестра», не понравилось девушке. Синицын был непрост, а ее конспирация явно шита белыми нитками.
— Ей достается, — усмехнулся художник. — Такие больные, как я, удивительно капризны!
— Ну что вы, Вячеслав Константинович! — воскликнула Лу. Больной махнул рукой:
— Не надо, не надо. Люба! Я-то себя знаю… Ладно, не будем усугублять… Володя, ты о чем-то рассказывал?
— А! — кивнул тот. — Как раз хотел… Ты своего однокурсника помнишь? Неркулова? Вячеслав Константинович улыбнулся:
— Знаете такого, Люба?
Девушке оставалось сослаться на провинциальное происхождение. Володя удивился:
— Хотел бы я у вас пожить годик-другой! Не знать Неркулова! Да это сейчас главный ваятель по части вождей! Лениных отгрохал уже не меньше дюжины…
— Четырнадцать, — тихо уточнил больной.
— Вот-вот. Сейчас Дом Советов строится — знаете? Так там намечается скульптура вождя — сто двадцать метров!
— Вы серьезно? — Лу чуть не выговорила это по-французски. Историческая родина продолжала преподносить сюрпризы.
— Да, Колосс Родосский!
— Со смотровой площадкой на лысине, — добавил Стрешнев совершенно равнодушным тоном.
Лу хотела спросить: «А зачем?» — но удержалась. Очевидно, гражданам СССР такое должно быть ясно и без пояснений.
— У него еще, говорят, в мастерской товарищ Ленин стоит в полный рост и, так сказать, а натюрель…
— И, между прочим, правда, — кивнул художник. — Тут он прав, изучает натуру. Все-таки он профессионал…
— Вот именно. Ну-с, а недавно заказали ему бюст Кутузова. Ворошилов заказал. Сам Неркулов стараться не стал — отдал помощникам. Съездил в Крым, отдохнул — а те что-то такое слепили… Надо сдавать работу, привозят Ворошилова…
Стрешнев не удержался и хмыкнул, очевидно, вспомнив что-то связанное с непобедимым маршалом.
— Появляется Неркулов, нарком к нему, а тот — еле жив. Лицо такое, будто лимон съел, а главное — левый глаз открыть не может. Ворошилов, добрая душа, давай расспрашивать…
— А, понял! — усмехнулся Стрешнев.
— …Неркулов и говорит, что-де пострадал из-за Кутузова. Настолько вжился в образ, что пришлось месяц ходить в повязке. В результате — нервный тик. Маршал давай его утешать. Выпили, закусили, бюст, конечно, Ворошилов одобрил, и только потом… Люба, догадайтесь.
— Н-не знаю, — растерялась Лу. — Бюст не понравился?
Володя расхохотался.
— Неркулов сообразил, что у Кутузова не было не левого, а правого глаза, закончил вместо Володи художник. — Я об этом слыхал, еще когда был студентом, но рассказывали не о Неркулове и Ворошилове, а об Антокольском и генерале Драгомирове.
— Неужели врут? — огорчился Синицын. — Жаль!
— Ну почему врут? — не согласился Стрешнев. — Фольклор, Володя. Знаешь, по-моему, Неркулов просто издевается над этими «меценатами». Лепит им чудищ… А выходит, между прочим, талантливо — действительно памятники эпохи. Вроде половецких идолов…
Люба с удовольствием послушала бы еще о неведомых ей нравах столичной богемы, но Володя уже откланивался, предложив проводить девушку. Лу отговорилась, не желая, чтобы странный гость догадался о том, где она в действительности квартирует. Синицын развел руками, улыбнулся и, пообещав заскочить завтра, был таков.
Стрешнев подождал, пока на лестнице затихнут шаги, а затем негромко проговорил:
— Люба! Вы хотели о чем-то меня спросить? Я не ошибаюсь?
Девушка кивнула. Надо было поговорить о возможной эвакуации больного художника, но Лу никак не могла решить, с чего начать. И в самом деле, не показывать же карту звездного неба, тем более что звезды, называемой на Тускуле попросту «Солнцем», на этой карте не было.
— Вы, кажется, не доверяете Володе, — продолжал Стрешнев. — Я это почувствовал. Знаете, у больных, как у детей, очень острое чутье…
Она не доверяет Володе? Пожалуй, нет, это он не доверяет ей…
— Я знаю его много лет, Люба. Поверьте, он не из тех, кто приходит в гости по долгу службы. Не смотрите, что он такой веселый, ему пришлось очень много пережить…
— И вы считали его погибшим? — не удержалась девушка, вспомнив первую встречу с Синицыным.
— Да… И не один я… Слава Богу, мы все ошиблись…
Итак, Лу не зря обратила внимание на улыбчивого парня с явно вымышленной фамилией. Стрешнев намекал, что Володя не имеет отношения к НКВД. Значит…
Следовало посоветоваться с Беном, а еще лучше — с Чифом. Вспомнив, что приятели по-прежнему в ссоре, Лу вздохнула. Несколько раз она пыталась помирить «мальчиков», но тщетно. Похоже, дело не в мальчишеских амбициях Джонни-боя и не в уязвленном самолюбии брата…
Лу собралась, плотно застегнула пальто, предчувствуя уличный холод, уложила сумку и надела жуткого вида берет. Она никак не могла привыкнуть к своему «камуфляжу»: нелепая одежда вызывала раздражение. Оставалось попрощаться, но внезапно по лестнице загремели шаги. Вначале Лу решила, что это Синицын, но тут же сообразила, что это кто-то другой. Вернее, другие: гостей было несколько, они спешили, громко топая сапогами по деревянным ступеням.
— Люба, что это? — Стрешнев приподнялся с лежака и тут же горько усмехнулся: — Кажется, понял… Не бойтесь, не за вами — это за мной… Хорошо, Володя успел…
Лу застыла, не в силах двинуться с места: к подобному она оказалась совсем не готова. Правда, ничего подозрительного, на первый взгляд, у скромной медсестры не было, но обыск мог сразу же раскрыть ее несложную конспирацию: достаточно пластинки-пропуска, спрятанной на поясе пальто, не говоря уже о медицинских приборах, которых в Стране Советов не было и в помине. А на коробках с ампулами так и стояло: «Свято-Александровск», заклеить или содрать этикетку Лу не догадалась.
В дверь уже стучали — властно, нетерпеливо. Девушка растерянно взглянула на Вячеслава Константиновича. Тот ободряюще улыбнулся и кивнул…
В комнату вошли, вернее вбежали, четверо дюжих мордастых здоровяков в серых шинелях с малиновыми петлицами. Девушку отшвырнули в сторону, кто-то рванул сумку из рук, рявкнув: «Стой на месте!» Но пока не она интересовала гостей — двое уже держали художника за плечи, третий деловито обыскивал больного.
— Где он? — Вопрос был повторен несколько раз. Стрешнев развел руками и тут же получил короткий сильный удар по лицу. Лу охнула.
— Опоздали, во, блядь! — Один из «малиновых» быстро обошел скромное жилище больного, заглядывая в каждый угол. Одна из картин, прислоненная к стене, отлетела в сторону от удара сапогом.
— Ушел, курва! — констатировал другой. — Ну, Стрешнев, говори, где он?
— О ком вы, товарищи? — глухо спросил художник, бросив на Лу быстрый незаметный взгляд. Та поняла: «малиновые» ищут Володю.
— А тамбовский волк тебе, бля, товарищ! Забыл, как обращаться положено, сука! — «Малиновый» взмахнул кулаком, но другой энкаведист, высокий, с неприятными пятнами на лице, перехватил его руку:
