В руках у человечка опять оказалась папка. Пальцы ловко извлекли густо исписанный лист.
— Вот, извольте видеть… Согласно этому документу мы можем отпустить вышепоименованного Юрия Петровича Орловского. Все уже заполнено, не требуется даже подписи… Ну, понятно, вместо него должен остаться кто-то другой — порядок есть порядок…
Этого Ника ждала с первой минуты. Жизнь за жизнь… Что ж, она готова… Она обещала старому священнику вернуться, но иного выхода нет. В этом туманном краю нелепо ждать милосердия.
— Конечно, речь не идет персонально о вас, глубокоуважаемая Виктория Николаевна, — сочувственным тоном продолжал юркий, — но выбор весьма невелик. Конечно, практика, так сказать, заложничества несколько антигуманна, но мы и так идем на серьезное нарушение. Так что решайте…
Ника закрыла глаза, собираясь с силами. Сейчас надо сказать «да». Только в эту минуту она поняла, насколько это страшно. Но иначе нельзя! Она никогда не простит себе, если…
— Убери свои бумаги, Ермий!
Голос был мужской, но говорил не Владыка. Ника удивленно оглянулась: возле костра появился еще кто-то. Странно, она и не заметила, когда он успел подойти — высокий, жилистый, русоволосый, с небольшой бородкой, в которой уже пробивалась седина. На незнакомце был пурпурный плащ, заколотый золотой фибулой. Яркие цвета странно смотрелись тут, в царстве серого и черного…
Ермий умолк, нерешительно поглядев на Владыку. Тот промолчал, даже не двинув бровью. Незнакомец присел на одно из бревен и протянул руки к костру, словно холод лилового пламени мог его согреть…
— Я… я очень извиняюсь… — Ермий вновь поглядел на молчавшего Владыку и, похоже, осмелел. — Смею вам заметить, гэгхэн, что ваше присутствие в этом месте…
— Я здесь, чтобы защитить мой народ, — надменно произнес человек в плаще.
— И тех, кто мой народ защищает…
— Но светлейший Фроат…
Имя показалось знакомым. Фроат — так, кажется, звали ее далекого дхарского предка! Гэгхэн — наверно, титул… Князь Фроат…
— Светлейший Фроат, мы не вмешиваемся в дела дхаров, — Ермий покачал головой, — я крайне удивлен, что вы позволили себе… Виктория Николаевна — человек, она…
— Она дхарской крови. Моей крови! — Гэгхэн откинулся назад, словно сидел не на бревнах, а на троне. — Кроме того, речь идет о другом человеке, о том, кто спас мой народ. Сейчас вы хотите погубить сразу двоих — ее, которую отправите за реку, и его, которого ждет смерть, скорая и страшная…
Ника растерянно поглядела на Владыку, затем на черноволосую — они молчали. Смысл сказанного с трудом проникал в сознание. Кто спас народ дхаров? Неужели Орфей? О чем говорит Фроат? Она останется здесь, а Юрия ждет скорая смерть! И тут Ника поняла: Иванов желает что-то узнать от Орфея. Тот не скажет — и погибнет…
— Не торопитесь, Фроат-гэгхэн, — низкий голос Владыки заставил дрогнуть пламя костра, — мы подумаем и об этом. Но сейчас мы еще не решили…
— Да, да, — подхватил Ермий, — речь идет о принципиальном согласии. Конечно, если бы кто- нибудь, имеющий на это право, согласился остаться тут вместо Юрия Петровича… Без сомнения, это решило бы большинство вопросов. Виктория Николаевна могла бы защитить и себя, и Юрия Петровича, но я не вижу выхода… Не знаю даже, что и придумать…
— Сие нетрудно… — Негромкий голос произнес это совсем близко. Ника оглянулась: рядом с нею сидел Варфоломей Кириллович. Старого священника заметила не только она. Лицо Владыки дрогнуло, а Ермий вскочил, поспешив снять с головы шляпу.
— Сие нетрудно, — повторил Варфоломей Кириллович. — Я останусь вместо Юрия Орловского. Мои права вам ведомы…
Дыхание на миг перехватило. Ника глядела на старого священника с недоумением и даже страхом. Кто он? Откуда у старика такая власть? Впрочем, это сейчас не главное, он нашел выход…
— Досточтимый Варфоломей Кириллович, — Ермий осторожно присел, но шляпу по-прежнему держал в руке, — ваши права общеизвестны и не подлежат обсуждению. Но смею напомнить, что, как только вы, так сказать, переправитесь через реку, ваше положение изменится. И очень сильно… Боюсь, что и в дальнейшем…
— К чему многоречие, Ермий? — Старик еле заметно улыбнулся. — Я уже сказал…
Нике стало легко. Сейчас все решится — неожиданно и так удачно. Она вернется вместе с Юрием, князь Фроат поможет им, и…
И тут она наконец сообразила. Она вернется, им с Юрием помогут, а старый священник останется тут! Господи, как она могла даже подумать? Платить чужой жизнью! Какая она все-таки сволочь…
— Ну что ж, — Владыка пожал плечами, — быть…
— Нет! — Ника вскочила, боясь, что опоздает. — Стойте! Не смейте! Я запрещаю!
Она перевела дыхание, пытаясь справиться с охватившим ее волнением. Ее слово — последнее, сейчас все кончится. Надо успеть…
— Я запрещаю! Слышите! Никто не останется здесь, кроме меня! Юрий бы никогда не позволил! И я тоже…
Никто не произнес ни слова, не двинулся с места. Все ждали, что она скажет дальше…
— Варфоломей Кириллович… Князь Фроат… Спасибо вам, но это дело касается лишь меня и Орфея… Юрия Петровича… А сейчас я хочу поговорить с Владыкой. Можно?
Широкоплечий секунду помедлил, затем кивнул.
— Владыка! Я не осуждаю ваши законы, я не дома. Вы можете сделать со мною что угодно. Это нетрудно, меня и Юрия ждет смерть и здесь, и на земле. Но есть еще другой закон…
Ника на мгновение умолкла, пытаясь понять, имеет ли право на такие слова. Кто она, в конце концов? Но ведь Тот, Кто когда-то приходил к людям, обещал помочь всем, даже таким, как Ника…
— Вы судите здесь. Владыка. Кто-то другой судит на земле, не знаю, справедливо или нет. Но вы — не высший суд. Есть Тот, Кто над вами, Кому подвластны и земля, и ад. Его именем, именем Господа, я требую…
Она испугалась собственных слов. Что может требовать она от всесильных? Она — пылинка, унесенная ураганом…
— Я требую… — Ника глубоко вздохнула и решилась, — справедливости. Я не могу просить о милости, о снисхождении, вы вправе отказать. Но справедливость выше вас. Разве люди виновны в том, что с ними сделали? Разве виновны, что ими правит нечисть? Что их обманывают и убивают? Разве виновны я и Орфей, что вместо счастья нас ждет смерть? Почему вы не спросите с того, кто отвечает за это?
Ника умолкла, сил больше не было. Кажется, она сказала совсем не то, что хотела, а главное — не так. Кого она обвиняла? Большевиков? Сталина? Его черную тень — «товарища Иванова»? Или кого-то еще более могущественного?
— Виновны ли люди? — Владыка нахмурился и покачал головой. — Виновны, Виктория Николаевна…
— Но не все, — негромко прервал его Варфоломей Кириллович. — Судят не всех, судят каждого. А совратителя судят особо…
— Юрий Орловский отвел смерть от моего народа. — Князь Фроат встал и шагнул к костру, поднимая вверх раскрытую ладонь. — Если мое слово еще значит что-нибудь, я тоже требую…
— Виктория Николаевна не пожалела жизни ради любимого и ради друзей, — проговорила черноволосая и тоже подняла ладонь к серому небу. — Именем Того, о Ком здесь сказано, я тоже требую…
— Я не могу требовать, — Варфоломей Кириллович встал рядом с Никой, — но я прошу…
— Это нарушение закона, — пробормотал Ермий, — но наши законы столь негибки, Владыка… Может, все же учтем…
— Хорошо, — тяжелый голос широкоплечего заставил всех умолкнуть, — я слышал. Сядьте…
И вновь тишина. Нике показалось, что она слышит стук собственного сердца. Наконец Владыка усмехнулся:
— Мне незачем напоминать о справедливости. Вы правы, Виктория Николаевна, я не имею
