безопасном месте, а затем поставим ультиматум: или вас отправляют домой, или мы просто уничтожим «Ядро». Для гарантии в момент передачи скантра мы пригласим иностранных журналистов.
— Умно, — барон вновь ощутил слабую надежду. — Но, сударыня, что может делать этот бандит у Деникина? Он не боится… на молекулы?
— Не знаю, — покачала головой Кора. — Он ищет еще что-то… Может, это гарантирует ему безопасность?
— Ладно! — полковник хлопнул ладонью по колену. — Стратегический план принят… Ну, а что у наших?
— Фрол вам расскажет… Мик — он молодец! Но, боюсь, Михаил Модестович, ваш родственник мною излишне, как бы это сказать…
— Уши оборву! — решил барон. — Хотя осуждать не могу, гм-м… Однако для личных дел у нас еще будет время. Сейчас главное — помочь Николаю. Пойдемте, сударыня, нам, по-моему, пора.
Барон склонился перед девушкой в галантном поклоне. Та секунду колебалась, затем все же подала ему руку…
Келюс ожидал допроса, предъявления обвинения, может быть, даже очной ставки. Он прикинул, что его легко обвинить в государственной измене: в хаосе, наступившем после августа, внуку старого партийного функционера легко приписать любые грехи. Но с ним с самого начала поступили странно. Милицейский автомобиль, покружив, выехал на какую-то пустую улицу, где уже стоял крытый военный фургон. Келюса вывели из «лунохода» и усадили в кузов, причем рядом оказался все тот же усмехающийся Китаец. Милиционеры откозыряли и отбыли. Фургон, однако, остался на месте — они никуда не ехали.
— Что происходит? — не понял Лунин. — Если я арестован, я требую…
— Адвоката просить будешь? — покачал головой капитан. — Поздно требовать, Лунин. Сиди… Прикажут — съездим в одно интересное место. Прикажут — я тебя здесь, прямо в кустах закопаю. Молись, если веришь в своего Христа…
Китаец улыбнулся, но было видно, что убийца и не думает шутить. Стало страшно — по-настоящему. Что он должен ждать? От чего зависит его жизнь?
Лунин покосился на своего конвоира. В фургоне, никого не было, кроме них и шофера, но тот — далеко в кабине. В голове мелькнуло: «Двинуть этого… Жаль, пистолета нет… Оглушить — и ходу…»
— Не вертись, Лунин, — посоветовал капитан. — Не хочешь молиться? Ты атеист, Лунин? Плохо тебе будет умирать!
— Сволочь! — ругнулся Келюс. — Фрол бы вас всех, бином… Морским узлом…
— Большой человек — глупый человек, — покачал головой Китаец. — У вас даже йети уважают милицию. Как просто, Лунин: твой йети перебил вард Волкова, а мы вас взяли голыми руками. Стоило лишь надеть форму… Вы, люди Запада, смотрите только на внешность. Жаль, я не достал тебя, Лунин, тогда ночью. Был бы ты национальным героем. Хоть не так обидно… А сейчас ты всем доставил хлопот!
— Вы не сможете меня убить! — заставил себя усмехнуться Николай. — Меня Генерал знает. Я даже с Президентом знаком! Если я пропаду — будет шум…
— И Президент тебя знает, — закивал Цэбэков. — Генерал тебя знает. Большой ты человек, Лунин! И сам шибко много знаешь… Ничего, он решит, что с тобой делать.
— Кто — он? Президент?
— Зачем Президент? — удивился Китаец. — У тебя мания величия, Лунин! Президент — человек занятой. Он сказал: надо обеспечить секретность, наше дело — выполнять. А насчет шума — не бойся! Тебя убьют враги перестройки… Или как сейчас у вас, русских, это называется?
— А, ну да! — озлился Лунин. — У нас, значит? А ты? Вансуй-банзай? «Алеет восток, поднимается солнце»! Идеи чучхе всесильны, бином, потому что они верны!
— Ай, Лунин! — губы Цэбэкова вновь растянула улыбка. — Ты, значит, расист? Не любишь нас, азиатов? Только я не китаец. Ханьцев я и сам ненавижу… И не японец, Лунин… Так что «банзай» кричи сам. Я — бхот. Географию учил, а?
Келюс неплохо знал географию, но о бхотах имел более чем смутное представление.
— Если хочешь, зови меня Шинджа, — продолжал капитан. — Так меня зовет он.
— Не хочу…
Тем не менее Лунин постарался на всякий случай запомнить странное имя Китайца, оказавшегося не китайцем, а каким-то бхотом. Правда, Николай не был уверен, что эти знания ему пригодятся…
Прошел час, может, даже больше (времени Лунин не засекал). Цэбэков замолчал и даже перестал улыбаться, глядя на свою жертву холодно и равнодушно. Дважды капитан доставал рацию, включал, но каждый раз, подождав несколько секунд, вновь цеплял ее на пояс. Наконец передатчик пискнул сам. Шинджа быстро включил его и выслушал короткую команду — Келюс понял, что говорят не по-русски. Удовлетворенно улыбнувшись, Китаец расстегнул кобуру.
— Можно убить по-разному, Лунин. Знаешь, нас учили убивать мгновенно
— это очень просто. Но мне всегда было интересно стрелять так, чтобы пуля убила не сразу. На животе у человека есть одна точка… Если попасть туда, ты умрешь через три минуты, но эти минуты покажутся тебе годами…
Келюс не стал отвечать. Страх сменился ненавистью. Китаец был не просто убийцей, работающим из-за денег или по приказу. Николай еще ни разу не ощущал желания уничтожить в человека, и теперь он понял, что это такое.
— Но тебе повезло, Лунин, — Шинджа хлопнул рукой по кобуре и вновь усмехнулся. — У наших что-то не вышло, и ты нужен живым. Так что готовься
— будешь отвечать на вопросы. Тебе придется очень постараться…
Фургон тронулся с места. Ехали долго, окон в кузове не было, и Келюс никак не мог определить даже направление, в котором его везли. Только по толчкам он догадывался, что автомобиль проезжает по скверной грунтовке. Очевидно, они были за городом.
Наконец машина затормозила. Китаец открыл дверцу и приглашающе кивнул. Лунин осторожно выглянул: они остановились во дворе большой, окруженной забором дачи. Подошла охрана — молчаливые парни в пятнистой униформе. Николая провели к высоким, окованным железом дверям, за которыми оказалась лестница, ведущая вниз. Китаец, велев подождать, вновь связался с кем-то по рации, затем хмыкнул и указал рукой вниз. Спустившись по лестнице, Келюс оказался в темном сыром коридоре, освещенном слабым светом электрической лампочки.
— Хорошо здесь, правда? — хмыкнул бхот. — Привыкай, Лунин!
Пройдя по коридору, они остановились у какой-то двери.
— Кажется, здесь, — заметил Шинджа. — Поздоровайся со старым знакомым, Лунин!
Келюс с испугом подумал о Фроле или о Корфе, но, когда дверь открылась, он увидел на полу нечто, совершенно не напоминающее человека: на голом цементе корчился кусок окровавленного мяса. Засохшая кровь покрывала все тело; правой руки не было — из предплечья торчали обрывки мышц. Тело еще жило, подергиваясь, вздрагивая, но не издавая ни звука. Келюс отвернулся: смотреть на это было невозможно.
— Не узнал? — удивился Китаец. — Ай, Лунин, знакомых не признаешь!
«Фраучи!» — вдруг догадался Келюс, и ему стало не по себе. Кем бы ни был бывший подполковник, такого Николай ему не желал.
— Крепко дрался, — пояснил Китаец. — Живуч! Ну, варды все живучи. Странно звучит по-русски, правда? Варды — живучи, а?
Шинджа провел Келюса в конец коридора, звякнул связкой ключей, и Николай оказался в небольшой камере с окошком, когда-то, вероятно, выходившим во двор, а теперь заложенным кирпичом. Лампочка освещала деревянный, похожий на пляжный, лежак, маленький столик и умывальник в углу.
— Не скучай, Лунин! — посоветовал Китаец, закрывая дверь. Николай остался один.
Первые несколько часов он старался не расслабляться, вздрагивая при малейшем шуме в ожидании гостей. Но о Келюсе, казалось, забыли. Молчаливый охранник принес скудный ужин, а еще через пару часов лампочка погасла.
Итак, его тюремщики не спешили. Когда возбуждение спало, Лунин попытался рассуждать логически. Это оказалось нелегко: страх не отпускал, перемежаясь со смутной надеждой на помощь. Но кто
