В дверь стучали. Вначале показалось, что это просто капли дождя ударяют по стеклу, но стук был совсем другим. Да, конечно, электричество пропало, звонок не работал, и кто-то, вероятно сосед по площадке, явился с предложением отремонтировать распределительный щит…
Пустельга подошел к двери и уже хотел было открыть замок, как вдруг откуда-то из неведомых глубин вынырнул страх. Ночь, пустая квартира, темнота… Он откроет дверь — и…
Сергей обозвал себя трусом. Если «Вандея» решила его убрать, то обошлась бы без подобных эффектов. Пустельга имел представление, как организуются такие акции: некоторые он планировал лично. Но страх не проходил. В дверь вновь постучали. Пустельга вздохнул, решив, что распределительный щит чинить не будет, — и открыл дверь.
— Сергей Павлович? Товарищ Пустельга? Голос был женский. От неожиданности Сергей отшатнулся, успев подумать о соседке, также заинтересованной в починке освещения. Но тут же понял, что ни сгинувшее электричество, ни соседи тут совершенно ни при чем. Женщина, вернее молодая девушка, невысокая, в расстегнутом легком плаще, была явно с улицы, от нее пахло дождем и почему-то бензином. В полутьме подъезда невозможно было разглядеть ее лицо, но голос вдруг показался знакомым.
— Д-да… Это я… — нашелся наконец Пустельга.
— Я Вера… Вера Лапина… Мне надо с вами… Можно зайти?
На тебе! На миг стало жарко, и снова вернулся страх. Что-то случилось, и конечно, очень скверное. Даже не будь всего прочего, этот визит среди ночи мог удивить и напугать кого угодно.
— Можно зайти? — растерянно повторила девушка, заметив, что Пустельга молчит. — Я промокла, там так холодно… Мне очень надо поговорить…
Сергей наконец опомнился. В любом случае держать гостью на лестничной площадке не полагалось, к тому же девушку, вдобавок промокшую и замерзшую. И тут Пустельга сообразил, что, ко всему, он не одет.
— Заходите. Прямо по коридору, вторая дверь направо. Я сейчас…
Он поспешил в комнату и быстро накинул одежду. Вернувшись, запер дверь и провел гостью к себе. Случайно прикоснувшись к ее руке, он почувствовал ледяной холод: Вера, похоже, действительно замерзла, как будто на улице была не осень, а самая лютая зима.
— Погодите, я сейчас заварю чай…
— Не надо… — Лапина бессильно опустилась на край кровати — больше садиться было некуда — и помотала головой. — Если можно — полотенце: у меня волосы промокли.
Чай Сергей все-таки поставил. В одной из вчерашних бутылок оставался еще глоток коньяку. Вера между тем тщательно вытирала волосы, они оказались длинными, по пояс. Тусклый свет падал из окон, за которыми горели уличные фонари, и Пустельга смог разглядеть ее лицо. Да, Вера, наверно, была красива, но теперь в полумраке черты лица странно заострились, кожа казалась бледной и какой-то пепельной. Впрочем, и сам он, очевидно, выглядел сейчас не лучше.
— Спасибо. — Вера глотнула коньяку, на губах мелькнула невеселая улыбка.
— Я думала, что вы меня не пустите. Но мне было некуда идти. Сергей Павлович, вы, конечно, на меня сердитесь…
— Давайте просто: Сергей, — предложил Пустельга. — Я не сержусь. Вера… Можно просто Вера?..
— Да, конечно. — На губах вновь промелькнула улыбка. — Давайте все-таки познакомимся…
Ее маленькая ладонь обожгла холодом, и Сергей пожалел, что коньяку осталось так мало.
— Вера, у вас руки ледяные! Вы не больны?
— Не знаю. Весь день я ходила по улицам, пыталась ездить в метро, чтоб согреться, но потом мелочь кончилась, а кошелек я забыла. Сергей, давайте я все сразу расскажу, чтоб хоть немного оправдаться перед вами…
Девушка говорила тихо, голос был растерянный и какой-то безнадежный, словно Вера заранее знала, что ей не поверят. Странно, но от нее веяло холодом, будто девушка действительно пришла с лютого мороза, и Пустельга запоздало подумал о своей шинели.
— Вы знаете, я попала в плохую историю. Переписывалась с одним человеком… Он был военным. Мы познакомились после одного спектакля… Хотя теперь это уже неважно… Потом его арестовали, и мои письма и фотографии оказались у Рыскуля. Дальнейшее вы знаете, Сергей… Это было страшно, и мне впервые в жизни захотелось умереть…
Она замолчала надолго. Пустельга не торопил. Он уже пришел в себя и теперь слушал, девушку не только с сочувствием, но и с профессиональным интересом. До сих пор она говорила правду: в таких случаях Сергей не ошибался. Он встал и снял с вешалки шинель.
— Спасибо, мне не холодно… — Вера покачала головой, но Пустельга все же накинул шинель на ее плечи. — Потом… Я попросила кое-кого из знакомых… Мне обещали помочь, но затем сказали, что это все безнадежно. И тут пришел Микаэль…
— А кто такой этот Микаэль? — как можно равнодушнее поинтересовался Пустельга. Девушка, похоже, удивилась:
— Миша? Ну, его у нас все знают! Это же сын Александра Ахилло, очень симпатичный молодой человек, такой общительный. Я с ним, в общем, не была знакома, но он часто приходил к нам в театр…
В общем, он вызвал меня и отдал документы. Я так и не поняла, откуда они у него…
Сергей кивнул: Вера по-прежнему не лгала. Пустельга постарался сосредоточиться: сейчас начнется главное, и он должен понять, где правда, а где — нет…
— Я так обрадовалась… Вы, конечно, понимаете… — Лапина вновь покачала головой, мокрые волосы упали на лицо. — В то утро мне казалось, что есть все-таки Бог на свете. А потом мне позвонили — в тот же вечер. Голос мужской, незнакомый… Сказали, что документы достали вы, назвали вашу фамилию и номер телефона. Вначале я ничего не сообразила и позвонила вам сказать спасибо. Теперь я понимаю, что этого, наверно, не надо было делать…
Девушка говорила правду, но Сергей ощутил, что каждое слово дается ей с трудом. Она, похоже, колебалась, рассказывать ли то, что было дальше.
— Потом… Потом — еще звонок. Тот же голос… Он сказал, что вы совершили должностное преступление, когда добыли документы. Что есть свидетели, и теперь я ~ соучастница. И если я не хочу попасть в камеру, а потом — в лагерь, то должна выполнять то, что мне скажут…
И тут Пустельга почувствовал в ее тоне легкую странность. Не то чтобы Вера говорила неправду, но что-то, похоже, было не совсем так. Она явно недоговаривала…
— Они хотели… Вначале я думала, что этот неизвестный хочет того же, что и Рыскуль…
Внезапно девушка уткнулась лицом в ладони. Узкие плечи вздрагивали — Вера плакала. Плакала без звука, словно ей что-то сдавило горло. Наконец медленно подняла голову:
— Извините… Это было так омерзительно… Рыскуль — он животное… Дайте мне платок… Или полотенце…
Чистого платка у Пустельги не оказалось. К счастью, полотенце было рядом.
— Но потом он сказал, что я должна познакомиться с вами. Что это будет легко: вы человек молодой, симпатичный… — Вера горько усмехнулась. — Что даже посредственной актрисе это вполне по плечу. А мне — тем более… Он, похоже, видел меня в спектаклях: назвал несколько моих ролей… Я должна стать вашей знакомой, другом и выполнять их указания…
— Какие именно? — История была самой элементарной. Вербовка, простая и не очень грамотная. Сам Сергей никогда не вербовал агентуру подобным образом. Страх и угрозы — стимул не особенно надежный, особенно в длительной перспективе.
— Они не сказали. Я должна вначале войти к вам в доверие…
Стоп! Вот это уже не так — Вера лгала. Лгала очень убедительно, но Пустельга кожей почувствовал неправду. Ей сказали, это точно…
— Я лишь поняла из его намеков, что должна узнавать от вас какие-то служебные тайны. Вы ведете важное расследование…
И это — тоже ложь. Тут не требовались даже отмеченные в его служебной характеристике «особые способности». Только человек, далекий от спецслужб, мог допустить, что сотрудник Большого Дома будет поверять служебные тайны своим знакомым — даже очень красивым, даже актрисам Камерного театра…
