В кабинете Евы Билкинс тоже доводы и контрдоводы — словно вороний грай.
— Остается лишь одно: я прикажу доставить ее с полицией.
— Не забывайте, Ева, что испытала молодая женщина.
— С таким мужем — да! Исключительно из-за него. Ей надо уйти от него. Он гибельно влияет на нее. Когда это у нас были затруднения с самой Квини? Никогда. Воспитанная в порядочной семье, пусть даже и в старомодных устоях, отличная ученица, единственная из нашей резервации принятая в художественную школу — это благодаря моим настойчивым хлопотам, — в восемнадцать лет уже заявившая о себе как о художнице, без пяти минут бакалавр — и вот вдруг катастрофа! За гангстера выйти замуж, да еще ребенка ждать от него, и теперь уходить из школы! Не может быть и речи об этом! Ни в коем случае! — Ева Билкинс помахала в воздухе письмом. — Пустая бумажка — эта справка! За этим Эйви нужен глаз да глаз. Его панибратство с индейцами противоречит служебным документам. Нужно его просто убрать отсюда. Ну и устроил он нам, возвратил этого бандита так скоро назад. Мистер Шоу с трудом выяснил это. И через год было бы ему рано, тогда и нашей Квини ребенок не помешал бы стать бакалавром. Но я буду действовать решительно, я прикажу доставить ее с полицией. Она в течение двенадцати лет подлежит обязательному школьному обучению. Я добьюсь подписи Холи!
— Что за муха вас укусила, Ева? Наверное же, есть и другие пути. Я совершенно не верю в то, что муж Квини хотел бы воспрепятствовать…
— Вы слишком хорошего мнения о преступнике! Это ясно! И нет никаких различных путей, но есть одно-единственное объяснение! Он тиранит нашу Квини, она боится его. Она ведь знает об ужасных событиях на этом отдаленном ранчо. Молодая женщина просто оказалась во власти этого человека. Мы должны защитить ее! Это еще видно будет, кто тут распоряжается.
— Но пойми же, Ева, в условиях демократии распоряжается здравый смысл. Разве не так? Я думаю, если Квини экзамен на бакалавра…
— Больше ни слова, Кэт Карсон! Так или иначе… она поедет в художественную школу. И притом немедленно. Ни дня я больше не дам ей прохлаждаться в доме Джо Кинга. Она уже опускается! Миссис Холи целую неделю ждет парную картинку к «Черному быку»— она предложила большую сумму. И что делает Квини? Ничего. Просто ничего. Сэр Холи обратил мое внимание на то, что Квини становится на путь «способной и талантливой ученицы Джо Кинга». Джо Кинга! — Ева Билкинс выговорила это имя с настоящим отвращением. — Этот станет препятствовать! Да мы сами ему еще раз покажем. Он должен быть под врачебным контролем, а он и не собирается.
— Ну, в этом отношении вы уж ничего не сделаете. Это компетенция Эйви.
— Но то, что происходит с Квини, — это мое дело, и я его доведу до конца. В художественной школе она не только получит своего бакалавра. Она там еще год пробудет в гигиенически и морально безупречном окружении и, как женщина, вдалеке от грубияна своего мужа. Этот наркоманящий парень вообще годится только для того, чтобы… ну да ладно.
Ева Билкинс взялась за телефон и попросилась у мисс Томсон на прием к суперинтенденту. Секретарша попросила повременить. Сэр Холи из-за принесенной циклоном жары на и без того засушливую землю был очень занят. Не хватало не только воды для животных, не хватало и питьевой воды. Распространились желудочно-кишечные заболевания — это всегдашнее бедствие при недостатке воды. Госпиталь был переполнен. Появились смертельные случаи у детей. Шефу по школам можно было при этом и немного подождать!
Так и случилось, что Еве Билкинс пришлось свою просьбу отложить на день. Но этот день имел большое значение.
Это был день, когда Квини должна была по настоянию Стоунхорна принять решение.
Она уже рано утром заметила что муж чем-то обеспокоен, но не говорит чем. И она боялась, что он сдержит свое слово и уйдет.
Он лишь немного времени уделил лошадям — томившиеся от жажды, они понуро стояли неподалеку, — потом пошел своими обычными широкими шагами, но только медленно, вверх по склону и остановился наверху, как будто бы что-то видел или чуял вдали.
Когда он возвратился, бабушка, которая обычно от этого воздерживалась, взглянула на него прямо и требовательно.
— Где-то, должно быть, горит, — сказал он. — Запах доносит ветром. Но еще не видно где. — Он повернулся к Квини, которая едва дождалась, чтобы муж с ней заговорил. — Тебе дается день отсрочки. Укладывай все, что войдет в машину, и седлай лошадей. Видно, нам придется отсюда убираться.
Когда она несколько раз на него вопрошающе взглянула, он выдавил еще из себя:
— Огонь.
Имущества у Кингов было немного. Одежда, одеяла и охотничьи ружья поместились в багажник. Пистолеты Стоунхорн надел на себя. Скромную мебель и печку можно было оставить. Большую заботу вызывали лошади. Стоунхорн не переставал вести наблюдение. Бабушка взяла мотыгу и принялась широкой полосой сбивать и выпалывать вокруг дома и загона траву. Квини стала лопатой очищать полосу от всего горючего. Так создают защиту, чтобы можно было зажигать встречный огонь. Когда работа была сделана, Квини глянула на другую сторону, на ранчо Бутов. Там, кажется, все еще были беззаботны.
Наконец к, вечеру Стоунхорну все стало ясно, и он принял решение. Он вышел на склон перед домом так, чтобы с другой стороны долины его можно было хорошо видеть, вынул пистолет и дал три предупредительных выстрела в воздух. У Бутов снаружи был только мальчик. Он поднял голову, и Стоунхорн помахал ему руками. Мальчик исчез. Через некоторое время наружу вышла Мэри. Стоунхорн просигнализировал: горит прерия.
Ранчо Бутов было ближе к опасности. Там принялись за дело. Айзек и Мэри оседлали коней и помчались к скоту и пасущимся лошадям. Свиньи были выпущены. Наверное, они могли спастись сами. Матушка Бут набила в оба автомобиля все, что было можно. Гарольд сел за руль семейного автомобиля, матушка Бут втиснулась в «Фольксваген»к взяла к себе мальчика. Оба автомобиля поехали в направлении агентуры. Гарольд — впереди.
Далеко у горизонта, за Белыми скалами, Квини заметила первый черный дымок. Дул только легкий ветерок, это еще было благо. Если огонь усилится, станет приближаться, можно пустить навстречу ему другой — встречный пал.
Уже летели стаи птиц, и воздух наполнился шумом крыльев.
— Если огонь придет на Белые скалы, ты, Тачина, уезжай с Унчидой. Можешь давать до ста миль. Ты поедешь до агентуры. В агентуре есть противопожарные средства. Если все же тебе там покажется ненадежно, поезжай на Нью-Сити. Не забудь сначала заправиться в поселке. Я останусь с лошадьми.
Море огня с его дымовой кроной текло быстрее и быстрее. По ту сторону гор горизонт светился багровым. Квини остановилась на шаг позади мужа: она хотела еще раз посмотреть на него так, чтобы его не беспокоить.
Ветер с приближением огня усиливался, становился штормовым. Он свистел наверху в соснах, ломал сучья.
— Уезжай, Тачина.
Она села за руль внешне спокойно, как будто это была ее обычная поездка. Бабушка села рядом. Квини завела двигатель и осторожно поехала изрезанной колеями дорогой вниз. Как только она достигла шоссе, она дала газ и пошла на высокой скорости. Разок она еще оглянулась назад, но Стоунхорна больше уже не увидела. Он, должно быть, ушел к лошадям, которые чуяли огонь. С возбужденными животными оставалось искусство ковбоя и наездника.
Квини ехала спокойно и равномерно. Дорога была совершенно пуста, и автомобиль, несомненно, был быстрее, чем огонь, который еще не преодолел гребня гор. Наступили сумерки, и Квини включила фары.
Когда она решила, что отъехала достаточно далеко, она убавила скорость. Дорога теперь стала оживленнее. Ей встретилась колонна пожарных машин, за ней два служебных автомобиля: вероятно, семейство Бут сообщило и поторопило.
Было уже темно, когда Квини повернула на Агентур-стрит. Все окна здесь были ярко освещены, так же и в госпитале и в канцеляриях управления. Моторы большей части еще припаркованных автомобилей были уже заведены. Две пожарные машины стояли наготове. Квини заправилась и проехала через поселок
