смотреть на жену.
Квини церемонно достала из кармана блузы письмо из Канады. Стоунхорн с интересом наблюдал.
— Ага, наконец-то. Я все время ждал, что ты еще что-нибудь извлечешь из своего заколдованного мешка.
Она дала ему письмо. Он вскрыл стилетом конверт и при свете керосиновой лампы прочитал вслух:
— «Инеа-хе-юкан, вы будете для меня желанными гостями, в любое время приезжайте и можете оставаться в моей типи столько, сколько захотите. Инеа-хе-юкан».
Казалось, Стоунхорн вылезает из своей собственной кожи. Он с некоторым усилием поднялся и положил письмо в маленький прочный ящик, лучший ящик в доме, в котором сохранялись патроны.
Квини тоже поднялась и убрала свое тяжело завоеванное ходатайство, которое, запачканное, валялось на полу. Остаток ночи она лежала рядом со своим мужем и чувствовала, насколько исхудало его тело. Он не касался ее, но их руки нашли друг друга.
На следующий день все встали немного позже. Разгромленная комната еще не была приведена в порядок, когда автомобиль под моросящим дождем свернул на боковую дорогу. Приехал Халкетт, отец Квини. Он приехал на автомобиле, с которым у Квини были связаны воспоминания. Чтобы приехать в такую раннюю пору, надо было выехать еще ночью. Дочь поздоровалась с ним и увидела при этом, что на заднем сиденье лежит большой, закрытый наброшенным покрывалом ящик. Отец осмотрел сначала не дом, в котором исчезла бабушка, закрыв за собой дверь, а заглянул в загон для лошадей, где у животных находился Джо.
Туда направил он свои шаги, и Квини пошла с ним.
— У вас же все есть! — воскликнул Халкетт, когда остановился у загона.
Джо перелез через ограду. Ему не хотелось показывать, что трудно согнуться в пояснице.
— С такими лошадьми ты можешь делать деньги, — заметил отец. — Если вы займетесь их разведением.
— Кобыла Квини жеребая.
Отец захотел уже идти назад к автомобилю и кивнул обоим молодым людям, чтобы они подошли вместе с ним.
— Что будет теперь с твоей школой, Квини? — спросил он. — Они со мной говорили об этом.
— Я иду в двенадцатый класс здесь, у миссис Холленд.
— Наконец-то ты стала разумной! Художественная школа ни к чему для наших детей. И жена принадлежит своему мужу. — Он повернулся к Стоунхорну: — Джо, как же быть? Нужна вам еще наша бабушка? У меня жена тяжело заболела от жары и плохой воды. Мне надо ее отвезти в больницу. Тиф, говорят они..
— Возьми бабушку. Мы теперь здесь вдвоем.
— Хорошо. Я тут захватил вам с собой кроликов. Белые, длинношерстные. Они должны набрать вес до восьми фунтов. И я нашел тут одного в Нью-Сити, который хорошо платит за шкурки.
— Наш шеф по экономике Хаверман, ну и обрадуется же он, когда вернется, — сказал Стоунхорн. — Он все хотел, чтобы я разводил кроликов.
Халкетт не понял иронии.
— Для тебя это не занятие, Джо. Ты настоящий лошадиный человек, это я вижу. Но для Квини подойдут белые кролики. А ты, собственно, их потом забьешь, и поедите жаркое.
— С удовольствием. Они дорого стоят?
— Я ничего за них не платил. Я же вам, вашему дому еще ничего не давал.
Халкетт с помощью Джо вынул деревянную решетчатую клетку с четырьмя кроликами из автомашины. Их ангорский мех был действительно великолепен.
— Джо, — сказала Квини, мысли ее смешались, — может быть, мне для миссис Холи нарисовать собачку прерий? Она ждет картинку.
— Слушай, наконец, с твоими художествами! — Отец стал сердиться. — Я должен тебе как следует объяснить, как содержать этих кроликов, чтобы они хорошо росли. Джо должен тебе построить для них хлевушку с проволочным полом, это для чистоты… Пятьдесят — шестьдесят кроликов сможешь ты держать.
Квини с удовольствием заткнула бы себе уши, ведь мысли о кроликах ей и в голову не приходили, но из уважения к отцу она ничего не сказала.
Отец открыл багажник и достал еще что-то внушительных размеров.
— Нам пришлось забить, была сильная засуха. Я прихватил вам с собой два телячьих костреца.
Джо и Квини приняли нелишний запас мяса. Они отнесли его бабушке в дом, которая только теперь узнала, что ей предстоит возвращение домой. Ее пребывание у Кингов, рассчитанное всего на несколько дней, продлилось довольно долго. Она быстро собрала свой небольшой узелок, слегка похлопала Квини по плечу:
— Я молюсь за тебя и за ребенка.
Квини было очень тяжело расставаться.
Бабушка сидела в машине, у отца был уже в руках ключ зажигания, когда он еще раз высунул голову в окно:
— Джо!
Стоунхорн подошел.
— Не давай себя дурачить, Джо, вот что я тебе скажу, если один… один из тех придет. Гарольд сообщил, что ты не раз угрожал семейству Бут оружием, и он предложил обыскать твой дом и запретить тебе держать оружие. У него безотчетный страх с тех пор, как ты возвратился живым. Был он таким койотом и как свидетель?
Стоунхорн слегка закусил нижнюю губу; глаза его стали узкими, словно он во что-то целился.
— Послушай же, Джо, — продолжал Халкетт, — Эд Крези Игл спрашивал Мэри, и Мэри сказала, что это все ложь. Ты стрелял по ястребу и дал три выстрела из-за огня. Предложение Бута отклонили. Значит, никто не имеет права хозяйничать в твоем доме. Но Гарольд напился как свинья и избил Мэри, правда, и она не осталась в долгу, по крайней мере Гарольд заработал хорошую круглую синюю шишку и один глаз у него закрылся. Но Мэри лежит в больнице.
— Жаль, что меня при этом не было. Тогда лежал бы и он, но где-нибудь в другом месте. Я займусь этим парнем, хотя еще и не могу согнуться.
— Что с тобой такое?
— Пегий ночью во время пожара сказал мне своим копытом, что хочет прочь. Так, пустяк, просто я стал плохим ковбоем.
Халкетт слегка усмехнулся и махнул рукой, как бы подтверждая, что это, и верно, пустяк.
— Удивительно, что вы всех лошадей сохранили в засуху. Молодцы. Мне пришлось забить.
Очевидно, отцу было тяжело от них уезжать.
Но вот двигатель завелся. Бабушка еще раз простилась с Квини и Джо взглядом.
Когда автомобиль исчез, оба пошли к дому. Счастье, подумала Квини, что отец не нашел времени зайти внутрь. Хотя бабушка и сложила, конечно, в сторону осколки, щепки и печные трубы, однако порядочным помещение все-таки не выглядело.
— Да, значит, надо мне теперь делать новый стол. Лампа нам летом не нужна, — заключил Джо; печные рукава он тут же снова соединил.
— Я здесь кое о чем подумала, Джо, и хотела бы с тобой посоветоваться.
— Опять какие-то новости? Что ж, давай.
Она вышла из дома, вышел и он с ней. Моросил мелкий дождик, но они не обращали на это внимания.
— Я должна тебе кое-что объяснить, Стоунхорн, тогда мне это и самой станет ясно.
Оба стояли позади дома, где их не могли видеть с ранчо Бутов.
— Ты слышал, что мой отец против рисования картин. Ему, конечно, нравится, как бабушка вышивает по старым образцам, но больше этого он не хочет ничего видеть. Администрации пришлось
