—У тебя глаза были, как у... — Девушка кивнула на обыскивающего стражников горгона.— Как у него.
Вот хмарь! Я перетягиваю на себя горгоньи инстинкты с каждым часом все больше и больше. Если бы не связь, наверное, начала бы кидаться и на Эону.
Преодолевая внутреннее сопротивление, я подошла к Илишу. Сначала хотела подергать его за рукав, чтобы привлечь внимание, но, на удивление адекватно оценив возможные последствия своих действий, передумала это делать и просто покашляла.
Ты не хочешь обратно перекинуться? Мне чего-то все хуже и хуже...
С-с-снач-щ-щала выберемс-с-ся из-с-с Ойс-с-стры.
— Тогда пошли уже, что ли, пока я бросаться на прохожих не начала...
И мы двинулись дальше по переулкам-подворотням, безуспешно пытаясь таиться, вокруг распространялось непередаваемое амбре выгребной ямы.
...Ойстру мы покинули тихо, практически без скандала. Трупов за собой по дороге и то больше не оставляли. Через городскую стену перебрались благодаря нечеловеческим способностям Верьяна, разумеется: он взобрался по отвесной стене и сбросил нам оттуда веревку.
Далее был бег по ночному лесу. Тяжелый, выматывающий. Под строгим присмотром убывающей луны, выглянувшей ради такого важного дела из-за облаков. Даже не знаю, что тут сыграло свою роль — горгонья аура или наш убийственный запах — от нас шарахались как звери, так и нечисть.
Наутро мы свалились без сил у какого-то лесного озерца. Его берег нестройными рядочками заполонили сосенки вперемешку с елками. Одно лишь дело не терпело отлагательств: требовалось сменить Верьяну ипостась. Правда, для этого пришлось извести почти всю мазь, что у меня была. Но к тому моменту я настолько отвратительно себя чувствовала, что готова была поделиться даже своей кровью, лишь бы избавиться от чувства голода, высасывающего из меня волю.
За ветки деревьев цепляются клочья тумана, путаются в камышах. От воды несет промозглостью и тиной. Эона стучит зубами, пытаясь согреться возле разожженного нами хиленького костерка. Илиш неохотно усаживается неподалеку, вцепившись когтями в землю. Я откупориваю банку и от души оттуда зачерпываю. Жирная мазь пахнет так вкусно, что хочется слизать ее с пальцев. Борясь с искушением, я подношу руку к затылку горгона. Змеи так резко отшатываются в сторону, что голова Верьяна дергается, а когти зарываются еще глубже в почву.
Меня это не останавливает: голод — вот что подстегивает получше кнута. Мазью я смачно шлепаю в самую гущу змей, размазываю по гладким шевелящимся тельцам.
И вызываю даже через прокушенную губу: тотчас в мою ладонь вцепляется сразу несколько десятков крошечных, острых, как иглы, зубов. Точно каждая змейка, прежде чем сползти влажной шкуркой с Верьяновой косички, считает своим непременным долгом оставить мне укус на память. Рука опухает и темнеет, теряя чувствительность. Я не сдаюсь, продолжаю наносить мазь.
Ранки заживают почти мгновенно, опухоль то спадает, то возникает вновь, кожа меняет цвет от трупно-синего до здорово-телесного и наоборот.
Наконец, последняя змеиная шкурка остается у меня в ладони. Одежда и земля вокруг нас засыпана чешуей. Мы с Верьяном перепачканы в слизи. Меня шатает и хорошенько подташнивает, но внутри — ликование.
У меня получилось!!!
Серьезный взгляд янтарных глаз с обычными, пусть и слегка расширенными зрачками, в упор.
— Ты была права, детка,— говорит Верьян непривычно нормальным голосом.— Мне на самом деле любопытно, как у тебя это получилось.
Победное «я же говорила» застревает у меня в горле — Эону громко и чувственно тошнит под ближайшей елкой...
Потом, наверное, около часа мы отдраивали себя песком в ледяной воде, отстирывали одежду. Мое платье вообще пришлось сжечь. Хорошо, что у Верьяна были запасные штаны и рубаха — в итоге мне опять перепал мужской костюм. Для Эоны я прихватила пожертвованные Гильдией «моей очнувшейся служанке» платье и обувь. Недостающие предметы одежды Илиш виртуозно стащил в ближайшей деревне.
Вообще он оказался запасливым малым! И оборотистым. Хорошо, что он на нашей стороне.
И пусть его лояльность досталась мне ценой моего вранья. Все равно.
Мне на многое сейчас было наплевать.
Дэрриш был в бешенстве. Не в тихом, нет.
Захватившее Императора чувство требовало крушения мебели, отрубленных голов, лишений титулов и чинов. А еще бы хорошо поорать. Так, чтобы окружающие оглохли напрочь. Дабы неповадно было устраивать самодеятельность.
Вместо этого Император повторил свой вопрос сдержанно и спокойно (воспитание, волкодлак его задери!):
—Как это получилось?
Магистр Наивысшего ранга Аэлексэш Испытатель выцвел, как его шевелюра. В отличие от него наместник Идана был спокоен, подобно скалистым берегам его провинции.
—В подземельях магов прогремел взрыв, Ваше Величество,— сухо доложился конунг Иданский.— Случившийся вследствие этого печального происшествия пожар задержал проведение раскопок обрушившегося здания Гильдии, а также начало поисковых мероприятий. Одно известно точно: Императрица жива и все еще находится во вверенной мне провинции.
Император сцепил руки в замок.
—Я уже знаю, что произошло.— Он произносил раздельно каждое слово.— И теперь я всего лишь хочу узнать, как получилось, что меня известили так поздно.
В главной зале императорской резиденции в Идане повисло гробовое молчание.
Мой Император... — начал было наместник, но замолк, повинуясь знаку Императора.
Я не виню вас, Сигуд. Больше того, сожалею, что пришлось ввести вас в курс событий,— помолчав, продолжил Дэрриш.— А вот к Главе Гильдии магов, находящейся на вашей территории, у меня есть претензии. И немаленькие.
У меня тоже,— еле слышно проворчал стоящий позади него Эст Сотворитель. И тоже осекся под взглядом стремительно обернувшегося Императора.
Дэрриш прошелся вдоль галереи портретов предков Иданского наместника. Дойдя до Яральда Гневливого, известного потомкам даже не столько своим бешеным нравом, сколько рекордным числом официально признанных бастардов (законному наследнику пришлось изрядно потрудиться, вырезая конкурентов), Император повернул назад, к замершим подданным.
— Десять дней,— медленно произнес он, смотря поверх склоненных голов.— Именно за такой срок Избранная должна быть найдена. Десять, и ни днем больше. Отец мой Единый велит прощать, но больше я не буду столь неосмотрительно милосерден.
Погоня сжимала тиски с садистской медлительностью. Мы спали урывками, ели на ходу. Когда мылись в последний раз — забыли вовсе. Вся моя Сила уходила на то, чтобы маги преследователей не могли точно определить наше месторасположение и создать прицельный телепорт. Выносливости мне перерасход Силы, понятное дело, не прибавлял. Если бы с нами не было Верьяна, боюсь, никакая магия скрыться не помогла бы.
Но, несмотря на препятствия, мы все-таки приближались к побережью. Климат становился мягче, леса не такими непролазными. Впрочем, нечисти тоже прибавилось: наутро у границы обережного круга были следы — волосы шевелились, когда мне представлялась встреча с теми, кто их оставил.
С утра потеплело. Раскисшая проселочная дорога тяжело ложилась под ноги, а сверху давило свинцовым брюхом осеннее небо. Мои мысли были под стать окружающему депрессивному пейзажу.
Почему все так? Почему это происходит со мной? Что я сделала неверно? И сделала ли вообще?.. Кирина мертва, а я дышу, хожу, живу...
Прекрати,— тихо, но веско сказал Верьян.
Что прекратить?..— вскинулась я. Наемник с невозмутимым видом почесал нос.
Задавать самой себе, детка, глупые безответные вопросы.
С чего ты взял? — обрадовалась я возможности поцапаться с Верьяном и тем самым хоть как-то отвлечься от самоедства.
Да у тебя все на физиономии нарисовано. Глупейшее занятие, детка, не увлекайся.
Нашелся тут указчик!
Не твое горгонье дело!
Не мое,— легко согласился парень и отстал на полшага.
Ну сейчас, ага! Не упускать же такой отличный шанс сорвать злость. Я резко обернулась и застыла, наткнувшись взглядом на плетущуюся позади Эону.
Свесив голову и еле передвигая ноги, светловолосая еле брела. Я подождала, пока мы поравняемся, и остановила девушку, взяв ее за руку. Эона вздрогнула, подняла на меня потухший взгляд и тут же его отвела.
Мне тоже ее очень не хватает. Очень.— Я обняла подругу. Но ответного объятия не дождалась.— Я скучаю и тоскую, так же как и ты.
Не так! — Сбросив мои руки, Эона вырвалась и отступила на пару шагов, увязая в дорожной грязи.— Ни хмарного демона ты не понимаешь! И не надо тут меня утешать!
За спиной у меня присвистнул Верьян.
Так объясни мне,— выдавила я из себя, буквально ошалев от кричащей вне себя, поминающей хмарь Эоны.
Как можно кому-то объяснить, каково это, когда у тебя нет руки?! Или ноги! Ее просто нет! И никогда не вырастет. Нет — и все! Понятно?!
Ну что здесь ответишь... Девушка распалялась все больше:
—Почему ты не дала мне пойти за ней? — продолжала вопрошать Эона.— Это было моим предназначением! Утаны — половинки целого, им не жить друг без друга.
Это меня задело.
—Ах предназначение?! — Как же хорошо, когда тебе есть что проорать в ответ.— Посмотри на меня! Внимательно посмотри. Я должна была стать бессловесной племенной коровой! Потому что так было сказано в Пророчестве. Так вот знаешь что? К хмари его, это предназначение!
—Тут совсем другое,— произнесла Эона пусть с обидой, но спокойно, не повышая голоса.
Из чувства противоречия я хотела покричать еще, но передумала.
—У каждого свое, родное. Наболевшее.— После крика мой голос стал сиплым.
Что-то кольнуло меня в грудь. Сунув руку за ворот, чтобы почесать укушенное место, я нашарила трехлепестковый амулет Кирины. С удивлением вытащила шнурок наружу.
