мог зайти? Мало ли что порой померещится?
Нежное прикосновение чьих-то губ к лицу оказалось реальным, но сон не желал меня отпускать, и я пребывал на грани двух состояний. Тогда губы медленно перешли к телу, легкими поцелуями исследуя мою грудь, живот, опустились еще ниже и обхватили сразу напрягшуюся плоть. Ощущение было настолько сильным, что я мгновенно пробудился, а мои руки коснулись девичьей головы, прошлись дальше, обнаружили обнаженное тело…
Все произошло без слов. Они были излишни в охватившей нас страсти. Мы поминутно меняли позы, и в голове у меня не осталось ни одной связной мысли — лишь наслаждение, то затухающее, то вновь нарастающее. Но вот оно достигло предела, выплеснулось наружу и стихло…
Мы блаженно лежали рядом. Порой бригантину покачивало, словно она старалась убаюкать нас. Проваливаясь в сон, я даже в нем ощущал рядом стройное тело, на секунду пробуждался, убеждался, что это явь, и засыпал вновь.
А проснулся я уже один от пробившегося сквозь раскрытое кормовое окно солнечного луча, и не сразу смог понять, не померещилось ли мне случившееся? «Было, »— подсказало сердце. Мэри просто оказалась деликатнее, чем я думал, и ускользнула так, чтобы никто не смог заметить ее полуночный визит.
Я торопливо оделся и направился на палубу. Вскоре с берега вернулся Кабанов. Он и в самом деле был сразу с двумя девушками, ходившими на «Некрасове» стюардессами, а теперь с любовью взирающими на нашего командора. Теперь мог отправиться на сушу и я.
Мэри поплыла со мной. Мы с ней резвились, как дети. Гуляли, купались нагишом, любились днем, а потом и ночью.
На следующее утро мы вновь стали совещаться, что же делать дальше. Чувствовалось, что многие были бы не прочь навсегда остаться на острове, показавшемся нам раем, но это обрекло бы нас на неизбежный голод. По расчетам запасов должно хватить месяца на два, а что потом? Заняться охотой и рыбной ловлей? Отправиться на поиски какого-нибудь порта, и купить провизию там? Кое-какие деньги у нас все-таки были. Или самим превратиться в более или менее гуманных пиратов, и отнимать необходимое у всех встречных-поперечных?
Не помню, кто высказал последнее предложение, но его забраковали не столько по моральным соображениям, сколько из-за неоправданного риска и очевидной нехватки сил.
Пока же мы решили получше подготовиться к дальнему плаванию. Почти всех манила Европа, но здравый смысл подсказывал, что мы не готовы к столь дальнему и долгому переходу. Не было ни одной карты, не хватало опыта, не мешало бы иметь побольше припасов на случай всевозможных задержек в пути… Поэтому для начала было решено дойти до какого-нибудь ближайшего порта, купить там все необходимые, а по дороге как можно лучше освоить управление кораблем.
Украдкой вздыхая, мы около полудня снялись с якоря и покинули гостеприимную бухту. На прощание мы ради тренировки дали по залпу с каждого борта, наметив на берегу цели. Судя по результатам, артиллеристам следовало бы еще серьезно повысить свое мастерство, но очень много пороха поглотил брандер, а кто знает, что может ждать нас в пути?
Пока все было хорошо. Погода продолжала нас баловать. Легкий зюйд-ост наполнял поставленные паруса, солнце весело искрилось на необозримых просторах, и даже качка, главный бич сухопутной части нашего экипажа, едва напоминала о себе.
Всех мужчин разделили на три вахты. Каждая в основе имела одну из бывших девяток, к ним добавили по два моряка (в моей только один — Кузьмин), по паре десантников Кабанова в качестве дежурных канониров, а главными вахтенными назначили тех, кто хоть немного разбирался в навигации: меня, Флейшмана и Сорокина. Познания последнего оставляли желать лучшего, но на безрыбье и рак рыба, а Костя хотя бы знал общие принципы.
Днем вахты были достаточно условны. Новоиспеченные матросы дружно тренировались, я сам обучал обоих своих помощников, а десантники вместе с Кабановым возились у орудий, натаскивая остальных как в пушечном деле, так и в умении владеть холодным оружием. Сергей был убежден, что время боев окончательно не миновало, и старательно вдалбливал это в наши головы.
Мне совсем не нравилось размахивать палкой, изображая из себя мушкетера, но я не мог не признать Серегиной правоты. Карибское море с полным основанием назвалось флибустьерским, здесь вовсю процветало пиратство, и игнорировать данный факт было самоубийством.
Впрочем, встреча с пиратами в любом случае не могла кончиться для нас хорошо. Нас было слишком мало для абордажного боя, и пусть любой из десантников стоил десятка врагов, они физически не могли поспеть всюду. Кое-кто из бывших пассажиров, занимавшихся когда-то восточными единоборствами, тоже стал показывать неплохие успехи, но пиратов могло оказаться и две сотни, и три.
Короче, при любой подготовке единственным серьезным решением для нас было по возможности избегать любых нежелательных встреч. Иначе говоря, в значительной мере наше спасение зависело от капризной судьбы.
День прошел в хлопотах, у меня даже не было времени пообщаться с Мэри. Я не беру в расчет несколько ничего не значащих фраз, словно невзначай брошенных друг другу. Да и все равно для общения у нас не было места, оставалось ждать следующей высадки на берег или прибытия в порт.
К моему удивлению, Сергей несколько раз общался со своими бывшими спутницами. Разговоры были коротки, командор был загружен делами выше головы, но я невольно задумался: может, наш начальник успел проявить свою гусарскую лихость и на любовном фронте? Кто знает этих бывших вояк? Это не мореходы, после рейса едва пригодные на что-либо путное. Последнее знаю из своего опыта. Как-то даже разговаривал на эту тему с Петровичем, так он объяснял подобный факт повышенным магнетизмом современных кораблей. Не знаю, сколько в его словах правды, а сколько — желания показаться всезнающим специалистом.
К ночи на бригантине все постепенно угомонились, и на палубе осталась дежурная вахта. Я отстоял их сразу две: первую, помогая Сорокину, и третью — свою. Океан велик, но здесь хватало островов, и, плавая без карты, можно было запросто наткнуться на один из них.
Я достаивал свои часы, мечтая о койке, когда лучи солнца разогнали утренний туман, и при виде открывшейся картины мои желания столь же быстро испарились.
В каких-то полутора милях от нас курсом на вест шел здоровенный трехмачтовый корабль под испанским флагом. Следом держался еще один трехмачтовик, поменьше.
— Свистать всех наверх! Поднять все паруса! Лево на борт! — Команды сами срывались с губ, а душа пребывала в полнейшем ступоре.
Я помнил из давно прочитанных книг, что испанцы постоянно нападали на англичан, равно как и те на них. Мы несли на мачте самодельный андреевский флаг, но кто знает, как отреагируют доны на корабль еще не существующего флота? Не захотят ли познакомиться поближе? Мы, насколько я помню, никогда не воевали с ними, но бой двух кораблей — еще не война.
Мы не успели отвернуть, как головной корабль дал пушечный выстрел и легко лег на новый галс.
Ситуация стала критической. За нами гнались сразу два испанских судна, и расстояние между нами постепенно сокращалось…
41. Сэр Джейкоб. Право на выбор
Нет, если уж невезение начинается, то это надолго. Можно сколько угодно противиться судьбе, изобретать все новые ходы, но пока она не сменит гнев на милость, не поможет ничто. И невозможно угадать, как долго продлится очередная опала. Недаром Фортуна — это женщина, а их капризы непредсказуемы. Может ударить и тут же приласкать, а может отвернуться и забыть на неделю, на месяц, на год…
Сэр Джейкоб не был особым баловнем судьбы, как умерший несколько лет назад Морган, но и назвать неудачником его было нельзя. Если взвесить на весах все былое, то удач было пожалуй, побольше,
