– Ну как же, по всем статьям – космополит, враг советской власти… – развел руками Дормидонт Павлович.
– А я весь репертуар представлю в цензуру: что разрешат, то и будете исполнять, – буркнул Осип Ефремович. – И голова болеть не будет.
– Боже мой, как мне все это надоело… – тихо простонал Артем Виноградов, качая головой. – И для чего все это делается, кто мне объяснит?
– А по – моему, тебе все объяснили, разве нет? – сказал Дормидонт Павлович. – Делай что приказано и не нуди! А будешь нудить – пожалте бриться…
– Ну хватит, хватит! – пристукнул по столу ладонью Осип Ефремович.
И все замолчали: пили чай, зачерпывали маленькими ложечками варенье, сопели и вздыхали. И старались не смотреть друг на друга. Наконец Осип Ефремович сказал тоном, не допускающим возражений:
– В стране ничего не делается без ведома товарища Сталина. И если про Ахматову, Зощенко и других так написано в «Правде» и написал это товарищ Жданов, значит, и товарищ Сталин знает об этом и одобрил эту статью. Вождь ошибаться не может. В ответ никто не проронил ни слова. Осип Ефремович попытался заглянуть в глаза своим артистам, но все поспешно отводили взгляды в сторону. Только Мессинг сказал:
– Наверное, я мог бежать от фашистов в другие страны… хотя бы в Индию… или Южную Америку, но я решил жить в СССР. Я поверил товарищу Сталину и буду верить ему всегда…
И вновь ответом ему было молчание. Аида Михайловна заботливо подливала всем чай.
– Их теперь, наверное, арестуют? – тихо спросил Артем Виноградов.
– Давайте лучше о женщинах! – гулко сказал Дормидонт Павлович.
– Ах, оставьте вы! – Артем вскочил из-за стола, нервно заходил по номеру. – Я надеялся… я думал… люди столько пережили за эту страшную войну., столько смертей, крови, страданий… столько оборвавшихся молодых жизней… Я думал, после всей этой страшной войны люди станут добрее друг к другу, роднее, ближе… Ведь мы вместе победили. А что получается? – Он резко остановился, уставился на товарищей больными страдающими глазами.
– Что же получается? – спросил Дормидонт Павлович.
– Не знаю… ничего не понимаю! – он шлепнул себя ладонями по голове и вновь заходил по номеру.
Остановился возле буфета, оперся на него рукой и стал смотреть в окно, машинально забарабанив пальцами по стенке буфета. Потом пальцы Виноградова машинально нащупали радио, стоявшее на буфете, и машинально же повернули ручку тумблера. И сразу же на весь номер зазвучал бодрый голос диктора:
– В заключение наших спортивных новостей можем сообщить, что хоккейная команда ВВС завтра отправляется в Свердловск, где встретится в товарищеском матче с командой спортивного клуба Южно- Уральского военного округа. Партия и правительство после войны особое внимание уделяют развитию спорта. С командой хоккеистов ВВС летит генерал-лейтенант Василий Сталин. Василий Иосифович огромное внимание уделяет спорту в Военно-воздушных силах…
Мессинг слушал радио вполуха, но прозвучавшее имя Василия Сталина заставило его вздрогнуть:
– Что там сказали? Василий Сталин? Куда летит?
– С командой хоккеистов ВВС, – ответил Дормидонт Павлович. – Я слышал, он покровительствует футболистам и хоккеистам. Души в них не чает…
– Куда летит? – вновь спросил Мессинг. – В Свердловск? Самолетом?
– В Свердловск. На самолете. Там у них товарищеский матч… – ответил Дормидонт Павлович.
– Ладно, братцы, пора мне и в Москонцерт заглянуть. Любезнейшая и очаровательнейшая Аида Михайловна, позвольте поблагодарить за прекрасный чай и варенье, за теплоту души… – Осип Ефремович посмотрел на часы и встал из-за стола. – Дормидонт, тебе со мной тоже надо бы поехать в Москонцерт. Гастроли у нас через две недели, а репертуар ваш еще уточнять и уточнять…
Дормидонт Павлович молча поднялся, поклонился Аиде Михайловне, поцеловал у нее руку:
– Спасибо за чай…
– Да, и мне пора… – очнулся от мыслей Артем Виноградов. – Вольф Григорьевич, всего наилучшего…
Мессинг встал, пожал Виноградову руку, сказал тихо:
– Не надо отчаиваться, Артем…
– А что надо? – невесело улыбнулся Виноградов. – Не отчаиваться? Легко сказать, да трудно сделать…
– Все образуется… – Он положил ему руку на плечо. – Ведь у нас бывало и похуже…
– Тебе виднее, Вольф Григорьевич, – вновь невесело улыбнулся Виноградов. – Ты у нас один сквозь время видишь. А я… я вот буду басни читать! – вдруг тряхнул головой Артем и победоносно на всех посмотрел. – А что? Давно пора переходить на эзопов язык! Хоть и в кармане, а все равно фига!
– Давай! И твой эзопов язык засунет тебя в далеко не эзопову жопу, гы-гы-гы… – гулко заржал Дормидонт Павлович.
– Прекратите вы, труба иерихонская… – брезгливо поморщился Артем Виноградов.
– Когда, вы сказали, гастроли? – спросила Аида Михайловна, прощаясь с Осипом Ефремовичем.
– Должны быть через две недели, а там как Бог даст… – развел руками администратор. – Сами видите, что творится… Нужно заново утверждать весь репертуар.
– И Вольфу Григорьевичу тоже? – спросил Дормидонт Павлович.
– А вот ему не надо! – почти со злостью ответил Осип Ефремович. – Вольф Григорьевич не вам чета!
Они попрощались в прихожей. Закрыв дверь, Аида Михайловна вошла в номер и удивилась, не увидев там Мессинга. Она прошла в спальню и обнаружила его лежащим на кровати, на спине, с закрытыми глазами.
– Что-то случилось, Вольф?
Мессинг не отвечал, лежал неподвижно.
– Ты услышал что-то про Василия Сталина? – снова спросила Аида Михайловна.
Мессинг резко поднялся и вышел в гостиную, подошел к тумбочке с телефоном, положил руку на трубку и замер, не решаясь ее снять. Аида Михайловна стояла в дверях спальни и с тревогой наблюдала за его действиями. Наконец Мессинг снял трубку и набрал совсем короткий номер.
– Алло, простите, это приемная товарища Сталина? Это Мессинг Вольф Григорьевич. У меня настоятельная просьба, товарищ Поскребышев. Вы не могли бы соединить меня с товарищем Сталиным? Нет, я не сошел с ума. Это очень важно. Да, он дал мне этот телефон при нашей последней встрече, сказал звонить при срочной надобности. Я бы не стал по пустякам беспокоить его, но это очень важно. Речь идет о его сыне Василии… Спасибо, жду… – И Мессинг замер с трубкой в руке, глядя в окно.
Аида Михайловна все так же стояла в дверях спальни и молчала. Наконец Мессинг встрепенулся:
– Да, товарищ Поскребышев. Живу там же… в гостинице «Москва». Да, с тех пор… Хорошо, я буду на месте… – Он положил трубку и посмотрел на жену. – За мной сейчас приедут…
Аида Михайловна подошла к столу, налила себе чаю, отпила глоток и медленно сказала:
– Если бы ты знал, как все это печально…
– Что именно? – спросил Мессинг.
– Тебя так встревожила судьба Василия Сталина, что ты стал звонить по телефону, который даже вспоминать боялся… Ну конечно, это же Василий Иосифович… Не дай Бог с ним что-нибудь случится! Только услышал и уже успел подумать… А ты подумал, что с Зощенко может случиться? Или с Анной Ахматовой? Или с другими такими же? Или это тебе неинтересно? А вот Василий Иосифович – это да! Это важно! Это же сын самого Сталина, вождя и учителя всех народов! Неужели ты не понимаешь.
как это ужасно выглядит? Как унизительно! Для тебя, для Вольфа Мессинга!
Аида Михайловна хотела еще что-то сказать, но в дверь громко и требовательно постучали. Тут же
