основании пирамиды. Это тельце мертворожденного ребенка мужского пола. Младенец покоится в нарядной коробке, которая некогда служила пепельницей для дорогих сигар. Эту коробку положили на дно люка четыре года назад, среди путаницы кабелей и труб — Мелоди, его двенадцатилетняя мать, я, его прадедушка, и наша ближайшая соседка, наш дорогой друг, Вера Белка-5 Цаппа.
Пирамиду придумали строить Мелоди и Исидор, который стал ее любовником позднее. Это надгробие — памятник жизни, которая не была прожита, человеку, которого даже не успели назвать человеческим именем.
Хэй-хо.
И вовсе ни к чему рыться в пирамиде, чтобы достать коробку. К ней можно подобраться через соседние люки.
Берегитесь крыс.
В виду того, что младенец был моим наследником, пирамиду можно назвать так: «Гробница Принца Подсвечников».
Имя отца Принца Подсвечников осталось неизвестным. Он обошелся с Мелоди довольно бесцеремонно на окраине Скенектеди. Она шла из Детройта, что в Мичиганском Королевстве, к Острову Смерти, где она надеялась найти своего дедушку, легендарного доктора Уилбура Нарцисс-11 Свейна.
Мелоди опять беременна — на этот раз от Исидора.
Она у нас кривоногая, маленькая, с торчащими кривыми зубками и следами рахита — но веселая. В детстве она очень уж плохо питалась — жила сироткой в гареме Короля Мичигана.
Мелоди кажется мне порой жизнерадостной старушкой-китаянкой, хотя ей всего шестнадцать. Когда беременная девчушка так выглядит, всякому врачу-педиатру станет грустно.
Но меня утешает то, как ее любит розовый, энергичный Исидор. Как почти все его сородичи Крыжовники, Исидор сохранил полный набор зубов, и его не клонит к земле, даже в дни тяжелой тяжести он ходит прямо. В такие дни он носит Мелоди на руках, даже меня предлагал поднести, куда надо.
Крыжовники — в основном собиратели пищи, живут они в развалинах Нью-Йоркской биржи и поблизости. Они ловят рыбу в доках. Ведут раскопки, добывая консервы. Собирают фрукты и ягоды, когда они им попадаются. А картофель, помидоры, редиску выращивают сами. И еще всякую всячину.
Они ставят ловушки и западни на крыс и летучих мышей, и на кошек, и на собак, и едят их. Крыжовник — существо всеядное. Слопает что угодно.
ГЛАВА 14
Я пожелал бы Мелоди того, чего когда-то желали нам с Элизой наши родители: короткой, но счастливой жизни на астероиде.
Хэй-хо.
Да, как я уже говорил, мы с Элизой могли бы долго и счастливо жить на астероиде, если бы в один прекрасный день не расхвастались своей гениальностью. Мы бы и сейчас могли жить во дворце, отапливались бы яблонями, мебелью, перилами и деревянными панелями, а когда нас навещали бы чужие люди, мы бы пускали слюну и агукали. Мы и кур могли бы держать. Завели бы небольшой огородик. Мы бы радовались своей непрерывно прибавляющейся мудрости, вовсе не задумываясь о том, на что она может пригодиться.
Солнце садится. Прозрачные облачка — стаи летучих мышей — клубятся над выходами из подземки, и рассеиваются, как дым, со щебетом и писком. Меня, как всегда, пробирает дрожь.
Я даже не могу назвать их попискиванье звуком. Это скорее какая-то нездоровая тишина.
Продолжаю писать — при свете тряпочного фитиля, горящего в миске с животным жиром.
У меня тысяча подсвечников, а вот свечей нет. Мелоди с Исидором играют в триктрак — доску я им нарисовал прямо на полу вестибюля.
Они то и дело пытаются обжулить друг друга и хохочут.
Они собираются устроить прием на мой сто первый день рождения, до которого остался месяц.
Иногда я подслушиваю их разговоры. Привычка — вторая натура. Вера Белка-5 Цаппа для этого случая шьет новые костюмы — и для себя, и для своих рабов. У нее громадные кипы отрезов в кладовых, в Черепаховом Заливе. Рабы будут одеты в розовые шаровары и золотые туфли, и в зеленые тюрбаны с плюмажами из страусовых перьев — я слышал, как Мелоди про это рассказывала.
Дошло до меня, что Веру принесут на праздник в паланкине и ее будут окружать рабы с дарами и едой и факелами; а бродячих собак они будут отпугивать, звоня в обеденные гонги.
Хэй-хо.
Надо мне быть поосторожнее, как бы не перепить на собственном дне рождения. Если переберу, могу проболтаться всем о том, чего им знать не следует: то существование, которое ждет нас после смерти, куда хуже теперешнего.
Хэй-хо.
ГЛАВА 15
Разумеется, нам с Элизой не дали вернуться к утешительному идиотизму. При малейшей попытке нам влетало по первое число. Кстати, наши слуги и родители обнаружили один побочный продукт нашего превращения, который их прямо осчастливил. Они вдруг получили полное моральное право нас ругательски ругать.
Да, худо нам приходилось по временам!
Между прочим, доктора Мотта выгнали, а на смену ему явились целые полчища экспертов.
Поначалу нам это даже понравилось. Первые приезжие медики были специалисты — по сердечным болезням, по легочным, по почечным и так далее. Пока они нас изучали — орган за органом, брали на анализ все жидкости в наших организмах, мы были образчиками здоровья.
Они очень старались. Они в известном смысле были наемными служащими нашей семьи. Это были ученые-исследователи, чью работу финансировал нью-йоркский Фонд Свейна. Потому-то их было так легко собрать и загнать в Гален. Наша семья им помогла. Теперь настала их очередь помочь нашей семье.
Они то и дело над нами подтрунивали. Один из них, помнится, сказал мне, что, наверно, очень здорово быть таким долговязым.
— Как там погодка у вас наверху? — говорил он, и так далее.
В этих насмешках было что-то утешительное. У нас создавалось — без всяких на то оснований — представление, что наше уродство — пустяки, дело житейское. Я до сих пор помню, как специалист по ухо- горло-носу, заглянув при ярком свете в носовую полость Элизы, сказал:
— Бог ты мой! Сестра! — позвал он. — Звоните в Национальное Географическое общество! Мы тут открыли вход в Мамонтову пещеру!
Элиза расхохоталась. Сестра расхохоталась. Я расхохотался. Все мы хохотали до упаду.
Наши родители были в другом крыле дворца. Они старались держаться подальше от нашего
