Так и пришлось нам самим грести, каждому — в своей лодке. Нас экзаменовали, каждого отдельно, за столом из нержавеющей стали в выложенной кафелем столовой. Когда одного из нас вызывала «Тетушка Корделия», как мы называли ее между собой, другого уводили как можно дальше — в залу на верху северной башни.
Уизерс Уизерспун обычно стерег того из нас, кто сидел в башне. Ему поручили это дело, потому что он когда-то служил в солдатах. Мы слышали, как «Тетушка Корделия» его инструктировала. Она сказала, чтобы он примечал, не сообщаемся ли мы телепатически.
Западные ученые, взяв на вооружение гипотезы китайцев, наконец признали, что некоторые люди могут передавать друг другу мысли без всяких видимых или звуковых сигналов. Приемники и передатчики этих таинственных сигналов находились на слизистой оболочке носовых и лобных полостей, при условии, что там все было чисто.
А главная подсказка, которую китайцы дали Западу, заключалась в загадочной фразе, на расшифровку которой ушли годы:
«О, как мне одиноко, когда от простуды или от аллергии нос заложило!»
Хэй-хо.
Увы, никакой телепатии мы с Элизой не могли использовать на расстоянии больше трех метров. Когда одного из нас держали в столовой, а другого — на верху башни, наши тела могли бы с тем же успехом пребывать на разных планетах. Сейчас мы именно в таком положении.
Разумеется, я-то мог сдавать письменные экзамены, а вот Элиза — не могла. Когда «Тетушка Корделия» ее экзаменовала, она все вопросы читала Элизе вслух, а потом ей приходилось самой записывать ответы.
Нам казалось, что мы ни на один вопрос не сумели ответить. Но, как видно, кое-какие ответы попали в точку, потому что доктор Кординер сообщала нашим родителям, что интеллект у нас «почти нормальный для нашего возраста».
Затем она сказала, не подозревая, что мы с Элизой подслушиваем, что Элиза, по-видимому, никогда не научится читать и писать, а значит, никогда не сможет участвовать в выборах и не получит водительских прав. Она отчасти постаралась смягчить приговор, добавив, что Элиза «очень забавная болтушка».
А я, по ее словам, «хороший мальчик, серьезный мальчик — но его легко отвлекает легкомысленная сестра. Он читает и пишет, зато значение слов и фраз до него доходит с трудом. Если его разделить с сестрой, то вполне возможно, что он сможет стать работником на заправочной станции или сторожем в деревенской школе. В сельской местности у него неплохие шансы прожить счастливую и полезную жизнь».
А тем временем Китайская Народная Республика втайне создавала буквально миллионы и миллионы гениев — обучая пары или небольшие группы конгениальных, способных к телепатии специалистов мыслить как единый мозг, все вместе. И такие мозаичные умы могли сравняться, скажем, с сэром Исааком Ньютоном или Вильямом Шекспиром.
О да, задолго до того, как я стал Президентом Соединенных Штатов Америки, китайцы научились комбинировать эти синтетические мыслительные агрегаты в интеллекты такой сокрушительной силы, что сама Вселенная, казалось, говорила им:
— Жду ваших приказаний. Вы можете стать такими, как вам угодно. Я могу стать такой, как вам угодно.
Хэй-хо.
Я узнал про эти китайские достижения много лет спустя после смерти Элизы, и сам я к тому времени давно потерял всякий авторитет как Президент Соединенных Штатов. Так что эти знания мне были уже совершенно ни к чему.
Одно только меня позабавило: мне сказали, что убогая западная цивилизация вдохновила китайцев на создание синтетических гениев. Китайцы взяли пример с американских и европейских ученых, которые во время второй мировой войны стали сотрудничать, единодушно стремясь к созданию атомной бомбы.
Хэй-хо.
ГЛАВА 17
Наши несчастные родители поначалу поверили, что мы — идиоты. Они постарались с этим смириться. Потом они уверовали в то, что мы — гении. Попытались смириться и с этим. И вот им сказали, что мы нормальные, недалекие существа, и они старались подладиться и к этому.
Мы с Элизой, подглядывая в щелки, подслушали их жалостные, беспомощные попытки выпутаться, позвать на помощь. Они спросили доктора Корделию Свейн Кординер, как же можно увязать нашу тупость с тем, что мы можем вести такие ученые беседы практически обо всем, да еще на многих языках.
Доктору Кординер как раз не терпелось просветить их именно в этом отношении.
— В мире полно людей, которые ловко притворяются более умными, чем они есть, — сказала она. — Они втирают нам очки при помощи нахватанных знаний, иностранных слов, цитат и прочего, а на самом-то деле они ничего не знают о жизни, и вообще всем их знаниям грош цена. Моя задача — разоблачать таких субъектов, ради пользы общества и их собственной пользы.
— Ваша Элиза — наглядный пример, — продолжала она. — Она мне тут лекции читала по экономике, и по астрономии, и по музыке, обо всем на свете, а между тем она ни читать, ни писать не умеет и никогда в жизни не научится.
Она сказала, что положение у нас не такое уж отчаянное — ведь нам не придется добиваться хорошего места.
— Честолюбие у них практически отсутствует, — сказала она, — так что жизнь не разобьет их честолюбивые замыслы. Единственное, чего они хотят, — это жить, как жили раньше, без перемен — что, разумеется, совершенно недопустимо.
Отец печально кивнул.
— Значит, мальчик все же умнее сестры?
— Его единственное преимущество — то, что он умеет читать и писать. Он далеко отстает от нее по умению держаться в обществе. Когда ее нет поблизости, он нем как могила.
— Я предлагаю послать его в какую-нибудь специальную школу, где с него не будут требовать особенных успехов ни в учебе, ни в общении с людьми, и пусть он там учится грести на своей лодке.
— Что делать? — спросил отец.
Доктор Кординер ему растолковала:
— Грести каждому на своей лодке, — повторила она.
Надо бы нам с Элизой в эту минуту разбить ногами перегородку и ввалиться в библиотеку в вихре штукатурки и дранки.
Но у нас хватило ума сообразить, что возможность подслушивать, когда понадобится, — одно из наших немногих преимуществ. Поэтому мы прокрались обратно в свои спальни, и уже оттуда вырвались в коридор, скатились по парадной лестнице, промчались по гостиной и ворвались в библиотеку в состоянии, нам совершенно до того несвойственном. Мы рыдали в голос.
Мы им крикнули, что, если они попробуют нас разлучить, мы покончим с собой.
Доктор Кординер расхохоталась. Она сказала нашим родителям, что в ее тестах были специально
