Вера не заметила, как я подошел. Она заглядывала в окуляр, по-детски старательно и неумело крутя винты настройки. Я сразу понял, что микроскопа она никогда не видала.
Я подкрался поближе к ней и сказал:
— Бууух!
Она отдернула голову от окуляра.
— Привет, — сказал я.
— Напугал до смерти, — сказала она.
— Прости, — сказал я и расхохотался.
Эти старинные игры никогда не надоедают. И это меня радует.
— Ничего не вижу, — сказала она. Это она жаловалась на микроскоп.
— Там только маленькие вертлявые твари, которые норовят убить нас и слопать, — сказал я. — Ты и вправду хочешь на них посмотреть?
— Я смотрела на опал, — сказала она и положила на предметный столик микроскопа браслет из бриллиантов с опалами. У нее была такая коллекция драгоценностей, что в прежние времена за нее дали бы миллионы долларов. Все приносили ей найденные драгоценности, так же как мне приносили подсвечники.
Драгоценности никому не нужны. Как, впрочем и подсвечники — в Манхэттене свечей давно уже нет. По вечерам все люди жгут тряпочные фитили, плавающие в мисках с животным жиром.
— Может, в опале затаилась Зеленая Смерть, — сказал я. — Зеленая Смерть может затаиться повсюду.
Спросите, почему мы сами не померли от Зеленой Смерти? А мы принимали профилактическое средство, которое совершенно случайно открыли родственники Исидора, Крыжовники.
Стоит нам только лишить этого средства бунтовщика — или целую армию бунтовщиков, если на то пошло, — и он со всей компанией без промедления окажется в загробном царстве, то есть на Индюшиной ферме.
Между прочим, ни одного великого ученого среди Крыжовников не было. Они наткнулись на чудодейственное средство по прихоти случая. Они жрали непотрошеную рыбу, а то вещество — может, как следствие прежних загрязнений окружающей среды — содержалось где-то во внутренностях этой самой рыбы.
— Вера, — сказал я, — если ты когда-нибудь научишься смотреть в этот микроскоп, твое сердце будет разбито.
— С чего это мое сердце будет разбито? — сказала она.
— Ты увидишь те существа, которые вызывают Зеленую Смерть, — сказал я.
— Почему я должна над ними рыдать? — спросила она.
— Потому что ты женщина совестливая, — сказал я. — Разве ты не понимаешь, что мы истребляем их
Я засмеялся. Она не смеялась.
— Я не смеюсь потому, что ты, нагрянув сюда без предупреждения, вконец испортил сюрприз, который мы готовили тебе ко дню рождения.
— То есть как? — сказал я. Она сказала:
— Донна, — она говорила об одной из своих рабынь, — собиралась преподнести его тебе. А теперь никакого сюрприза не будет.
— Уммм, — сказал я.
— Она думала, что это такой модерновый абстрактный подсвечник.
Она мне призналась, что несколько дней назад к ней заходили Мелоди с Исидором, и они снова ей говорили, что мечтают когда-нибудь стать ее рабами.
— Я попыталась им растолковать, что рабство — удел избранных, — сказала она.
— Ты вот что мне скажи, — продолжала она, — что станется со всеми моими рабами, когда я помру?
— «Не заботься о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы»[7]. Аминь, — сказал я.
ГЛАВА 44
Мы со старушкой Верой, сидя на ступеньках особняка, предались воспоминаниям о Битве на озере Максинкукки, в северной Индиане. Я видел ее с вертолета по пути в Урбану. А Вера угодила в самое пекло вместе со своим мужем-алкоголиком, Ли Осьминогом-13 Цаппой. Они кашеварили при одной из полевых кухонь в армии Короля Мичигана.
— Вы мне сверху казались копошащимися муравьями, — сказал я. — Или микробами под микроскопом.
Мы не рискнули спуститься пониже — мало ли, вдруг подстрелят.
— Да нам и самим так казалось, — сказала она.
— Если бы я тогда тебя знал, я бы попытался спасти тебя, — сказал я.
— Это было бы все равно что спасать одну заразную букашку из миллиона таких же букашек, Уилбур, — сказала она.
Вере приходилось не только привыкать к свисту пуль и осколков над кухонной палаткой. Ей пришлось еще и защищаться от собственного мужа, который успел напиться. Он зверски избил ее в самый разгар сражения.
Он подбил ей оба глаза и сломал челюсть. Он вышвырнул ее из палатки. Она упала навзничь, прямо в грязь. А сам он вышел следом, чтобы объяснить ей, как избежать подобных взбучек в будущем.
Он вышел в самый подходящий момент — напоролся на пику вражеского кавалериста.
— А в чем, по-твоему, мораль этой истории? — спросил я Веру.
Она положила мозолистую руку мне на колено.
— Уилбур! Смотри не вздумай жениться, — сказала она.
Мы немного поговорили об Индианаполисе, который я повидал в тот раз и в котором она и ее муж служили — она подавальщицей, он — барменом в «Клубе Чертовой Дюжины» еще до того, как они вступили в армию Короля Мичигана.
Я ее спросил, как этот клуб выглядел изнутри.
— Ну как тебе сказать — у них там были повсюду чучела черных кошек, и блуждающие огоньки, и пиковые тузы, пригвожденные к столу кинжалом, и прочее в том же духе. Я обычно выходила в туфлях на гвоздиках, в сетчатых колготках, при маске и прочем. У всех подавальщиц, и барменов, и вышибал были накладные вампирские клыки.
— Уммм, — сказал я.
— Мы называли наши сборища «вампиршествами», — сказала она.
— Угу, — сказал я.
— Мы называли томатный сок с джином «Радость Дракулы», — сказала она.
— Ага, — сказал я.
— Он был точь-в-точь как все остальные «Клубы Чертовой Дюжины», — сказала она. — Но он
