– Да, Слобода, – сказал Никита.
– Еще нам с водилой придется договориться или мы его сразу?..
– Нет, не надо, – Никита зло блеснул глазами и потер исполосованную шрамами щеку, – я с ним договорюсь.
– А если не сможешь?
– Я не смогу? – Никита надменно посмотрел на своих приятелей.
– Ну а если он все-таки упрется, не захочет, не согласится?
– Ты видел когда-нибудь водилу, который за деньги не согласится сделать левый рейс?
– Видел, – гордо сказал Малыш, – вот он, перед тобой.
– У тебя, наверное, денег девать некуда, а эти крестьяне за бабки даже гробы с разложившимися труппами согласятся возить, лишь бы им платили. Что ты думаешь, он много денег на своей машине зарабатывает?
– Думаю, он ни хрена не зарабатывает.
Может, уже месяца три зарплату не получал, особенно, если в каком-нибудь колхозе или совхозе работает.
– Вот и я так думаю, что за пару зеленых бумажек он согласится поехать с нами туда, куда мы ему скажем и еще в рот нам смотреть станет.
– А если не согласится? – повторил свой вечный вопрос Малыш.
– Ты меня заколебал, Малыш. Сядь в джип и сиди. Когда будет надо, я у тебя совета спрошу, а пока сиди и дыши ровно. :;
– Ладно, это же я так, Никита, всякую мелочь предусмотреть надо.
Пастух сунул руку под куртку, нащупал в кобуре пистолет, а затем забрался в джип.
– А ты куда полез? – спросил Никита.
– Тоже посижу.
– Со мной пойдешь!
– Понял. Слушай, Никита, – Пастух прикусил губу, – давай или я пойду, или ты. Одному всегда сподручнее договариваться, я по себе знаю, – Думаешь?
– Конечно, – сказал Пастух, поудобнее усаживаясь на то место рядом с водителем, где только что сидел Никита. – И подозрений меньше.
– Так значит мне идти?
– Иди, иди.
Никита вытащил из заднего кармана брюк толстый бумажник, развернул его, сунул туда пальцы и быстро принялся считать деньги, как ребенок, шевеля губами.
– И много у тебя денег там? – нетерпеливо спросил его Пастух.
– Хватит.
– Так дай мне.
– Ты мне еще долг не вернул.
– Как Гапон рассчитается, я тебе все отдам. Ты же меня, Никита, знаешь?
– Знаю, знаю, поэтому и не дам, – благодушно кивнул Никита.
И тут к забегаловке завернул с трассы «Уазик» с мигалкой. Никита, завидев милицию, поморщился, плюнул себе под ноги и поправил куртку так, чтобы не было видно кобуры пистолета.
– Менты долбанные! – он рванул на себя заднюю дверцу джипа и забрался на заднее сиденье. – Принесла же их нелегкая, будь они неладны!
Из «Уазика» выбралось три милиционера.
Один невероятно толстый сержант в фуражке набекрень, второй высокий и худой. Водитель тоже был в милицейской форме, но, в отличие от своих приятелей – трезв. А толстый сержант в фуражке набекрень едва держался на ногах.
– Пошли возьмем еще водки, пива и в лес.
– Вы пожрать не забудьте взять, я пить больше не буду, – бросил своим приятелям водитель «Уазика» и натянув рукавицы, поднял капот. Затем наклонился и стал копаться в чреве мотора.
– Будь они неладны! Принесло на нашу голову! Сейчас пойдут, рассядутся и к водителю «КамАЗа» из-за них не подберешься.
– Да нет, Никита, – сказал Малыш, – они за пойлом приехали. Видишь, едва на ногах держатся, а им все мало. Наберут сейчас на халяву у хозяина заведения водки и жратвы и поедут к бабам, доярок каких- нибудь трахать. Это ж надо, с утречка так набрались.
– Откуда ты знаешь?
– Да ты посмотри на их морды!
– Нет, трахаться они уже не будут, их самих сейчас можно оттрахать, – захохотал Малыш и принялся тереть свою лысину.
– Что ты ее полируешь, как шар бильярдный!
– А мне так нравится, – продолжая ржать, ответил Малыш.
Пришлось выкурить по сигарете в ожидании того момента, когда слуги правопорядка покинут придорожную забегаловку со звучным названием «Отдых».
Наконец два милиционера – высоченный и толстый – появились на крыльце. Высокий одной рукой держал два целлофановых пакета. Из одного торчало горлышко бутылки с золотистой винтовой пробкой, а из другого – две куриные ноги.
– Они сырых кур жрать собрались? – сказал Никита, ни к кому не обращаясь.
– Почему сырых? Разведут костерок, зажарят. Все как положено. Что-что, а это они умеют, – ответил на замечание Никиты Пастух.
– Ни хрена они не умеют! Только взятки брать. Это единственное, чему их научила жизнь.
Высокому сержанту кроме пакета приходилось поддерживать и своего приятеля.
Фуражка упала с головы и покатилась с крыльца. Толстый качнулся, пытаясь ее достать, и если бы не поддерживал его высокий, то он наверняка бы кубарем покатился вниз и упал бы в ту же лужу, куда скатилась фуражка.
– ..вашу мать! – заорал толстый милиционер на удивление визгливым голосом. – Грязь вокруг, не убирают! Да я вас…
– Тихо, тихо, – бормотал высокий, наклонился, поднял фуражку, затем отряхнул ее и позвал третьего. – Вася, мать твою, иди сюда! Затолкай сержанта на заднее сиденье.
Бля, огромный, как стог сена. Помоги же мне, а то ни туда, ни сюда.
– Тихо, я сам! Я не пьяный, – взвизгнул толстый сержант. – А фуражку мою отдай, а то потом не найду.
– Положим мы фуражку в машину. Садись, садись! А то крику наделал…
– Я еще не такое вам устрою, – и толстый сержант ударил ногой по скату «Уазика». Машина качнулась.
– Что ты делаешь, придурок? Садись и уезжаем. Нас ждут. Мы же сказали, что две минуты. Ты же сам орал: «Одна нога здесь, другая там».
– Мало ли что я орал! Срать мне на этого председателя, подождет! Кто он такой? Кто здесь начальник? Я начальник, – толстый сержант потряс над головой сжатыми кулаками.
– Ух и уроды! – проворчал Никита.
– Козлы они вонючие! Если бы они сейчас свалились куда-нибудь в кювет, я бы свечку в церкви поставил. Ненавижу ментов!
– Не ты один.
Наконец, дверцы «Уазика» закрылись, включилась на крыше мигалка.
– Ненавижу! – сказал Никита. – Ненавижу этот синий свет, на нервы действует!
– Успокойся.
«Уазик» взревел мотором, подскочив на выбоине, помчался как раз в направлении полигона.
– Ну что, мужики, я пошел. Водила вроде бы пока не выходил.
– А может его здесь и нет, – заметил Малыш.
– Как это нет?
