«Не жестко ли?»
Из динамика послышались гудки. Охранник нажал на клавишу и вновь устроился в кресле. Заниматься ногтями ему надоело, чисто вычищены, гладко подпилены. Голова его клонилась к коленям. Перед тем, как выйти на дежурство, он провел бессонную беспутную ночь, еле заглушив с утра запах перегара жевательной резинкой. Его неодолимо клонило ко сну, но он понимал, что должен держаться начеку. Мало ли что может случиться!
Минут десять он боролся со сном, наконец пригрозил Борщеву:
– Знаешь, козел, если только дернешься, я тебя сразу… – и не уточняя, что произойдет «сразу», он склонил голову на грудь и притворился спящим, чтобы проверить как среагирует на это пленник.
Борщев сам знал подобные хитрости и поэтому не дергался.
Присмотревшись, он увидел, как поблескивает глаз охранника в щели между веками. Убедившись, что Борщев ни о чем не помышляет, охранник задремал уже по-настоящему, понадеявшись, что среагирует на малейший звук. Не боялся он и того, что Гапон застанет его спящим. В конце концов дверь открывать придется ему самому, ведь дубликаты ключей лежали у него в кармане.
Борщев тем временем лихорадочно думал: дожидаться ли ему Гапона или предпринять попытку к бегству. Руки, сведенные за спиной наручниками, начали затекать. Он осторожно поджал колени к самому подбородку и вывернул руки вперед, получив относительную свободу. И тут же, чтобы охранник этого не заметил, если проснется, прикрылся простыней.
Теперь появился хоть маленький, но шанс.
Пока же подполковник Борщев лежал тихонько, не шевелился, боясь вызывать приступ агрессии у своего тюремщика. Тот сидел, время от времени вздрагивая во сне.
Подполковник раздумывал как поступать дальше. Ему было ясно, добежать до двери он не успеет. Этот здоровяк проснется, догонит его, повалит на пол и станет бить ногами. Можно было попробовать пойти на уловку – телефонная трубка лежала рядом и теперь, когда руки у Борщева оказались относительно свободными, он мог набрать номер. Но кому звонить в Москве? Кто приедет чтобы вызволить его? Разве что позвонить в милицию…
Но такая перспектива не могла устроить Валентина Витальевича.
«Да, сейчас-то менты меня вызволят, а потом? Нет уж, спасибо… А если подозвать к себе охранника и стукнуть его по голове сведенными в замок руками? Вряд ли его удастся оглушить так просто, голова у него чугунная и хрен что с ним сделаешь. Ну и скотина же, Гапон!» – злость закипала в душе подполковника.
Он мог сегодня же уехать за границу, сперва на Украину, в Беларусь, а уж оттуда и подальше, вот только бы вырваться отсюда!
Его взгляд упал на пистолет телохранителя, который тот, разморенный сном положил себе на колени.
«Тихо подняться, подкрасться и…»
Борщев представил себе, что произойдет если он не сумеет вовремя завладеть оружием.
«Хотя нет, – тут же остановил он самого себя, – убивать и даже калечить меня он не станет. Придется в таком случае ему держать ответ перед Гапоном. Так что есть смысл рискнуть».
А Гапон в это время все еще находился в клубе вместе с Анжеликой. Охрана расчистила им место, бандит сидел на мягком диване, закинув ногу за ногу, и смотрел на танцующих. Его левая рука лежала на плече Анжелики. А та замирала от счастья. Он не спешил ехать к Борщеву, тоже перебирал в уме варианты как ему поступить с подполковником.
'Убить бы его, суку, чуть все дело не завалил! Но на сегодняшний день это не выход.
Чем меньше шума, тем лучше. Следует как можно быстрее распродать спирт, отбить бабки и уж тогда напустить на него своих людей.
Такая же участь ждет и Иваницкого. Даже если этого не сделаю я, то уж высокие чины из Министерства обороны наверняка ими займутся. Так или иначе они уберут начальника законсервированного полигона и его заместителя'.
Логика генералов была проста и понятна Гапону. В случае чего вину свалят на Иваницкого и Борщева, мол, они и торговали спиртом, получая за это все деньги. За что их убили?
С бандитами не поделились! А куда уж девались баснословные суммы, это не так важно.
Есть трупы – нет подсудимых, нет и преступления.
Единственный выход, который сейчас виделся Гапону, это законсервировать ситуацию.
Не позволить дергаться Борщеву, заставить Иваницкого исправно нести службу и дальше.
Теперь план у Гапона выкристаллизовался.
Он не раз уже поступал подобным образом…
Прикрыв глаза, Супонев представлял себе воображаемый разговор с Борщевым, которой, как он знал, морально подавлен и не готов к сопротивлению.
– Ну что же ты, сука! – скажет Гапон. – Виллу себе купил, квартиру, девочку завел, которая тебе не по карману. Мы же договаривались, никаких покупок, никакой роскоши, пока не кончится товар.
Борщев естественно начнет просить прощения. И тогда он предложит ему довольно мягкий вариант полюбовного соглашения.
– Знаешь что, дорогой, – скажет Гапон, и Борщев замрет, ожидая решения своей дальнейшей судьбы. – Нет, убивать я тебя не стану, а наказать – накажу. У меня другого выхода нет, представь: приедет проверка и спросит у тебя, где ты взял деньги на кипрский дом и на квартиру. Со своей подполковничьей зарплаты такие суммы тебе собирать – пару веков потребуются. И вот тогда тебе потребуется бумага, чтобы оправдаться?
Не мне, Борщев, потребуется, а тебе – возразить на это будет нечего. Придется мне на тебя оформить кредит в банке. Распишешься в его получении, а денег, естественно, не увидишь. Если кто-то хватится, что живешь ты не по средствам – вот они, документы на основание липовой фирмы, кредиты, полученные для закупки товаров, но использованные не по назначению. За такие дела много не дают, Борщев. Отсидишь ты на поселении пару лет и вернешься к активной жизни.
Гапону явно понравилось то, что он придумал. Знакомых банкиров у него хватало, имелся с десяток своих нотариусов, бумаги можно было какие угодно оформить, да и левые деньги списать на Борщева, оформленные под видом кредита. А когда подполковника не станет, то и спрос с мертвеца не велик. Нет человека и нет денег, забрал с собой в могилу.
Супонев подозвал к себе одного из охранников и распорядился тут же отыскать нотариуса и управляющего банком Якова, который был многим обязан Гапону. Ему пришлось ждать минут двадцать, пока наконец нотариус и банкир не прибыли в клуб, захватив с собой нужные документы и печати.
Гапон, предчувствуя скорую победу, сел в автомобиль и приказал следовать к дому Борщева.
Борис Иванович Рублев держал в руках карточку, на которой почерком полковника Бахрушина был написан московский адрес квартиры, в которой проживал Борщев. Бахрушин уверял, что подполковника можно отыскать сегодня именно здесь, во всяком случае, другого места он не знал. И Рублев решил рискнуть.
Он оставил свой «форд» в соседнем дворе, проехав через ту самую подворотню, в которой скрылись старик со старухой после крика Анжелики о помощи, вышел на тротуар и пересек улицу. Он даже не знал толком куда выходят окна квартиры, сколько их. Комбат предпочитал не просчитывать свои действия в деталях, а поступать по наитию.
– Главное – направление, в котором двигаешься, – любил говорить Комбат, – а мелкими или гигантскими шагами ты его преодолеваешь, это никого не интересует.
Быстро, но в то же время не торопясь, Комбат поднялся, и остановившись у двери квартиры, еще раз сверил номер. Он нажал кнопку звонка и ждал, когда ему откроют.
Подполковник Борщев уже было спустивший ноги с кровати, тут же вновь лег, поняв, что опоздал с попыткой побега. Охранник проснулся, повертел головой, пытаясь понять, приснился ему звонок или же прозвучал в действительности. Ведь так бывает, когда чего-то сильно ждешь, оно приходит во сне.
Гигант сунул пистолет за пояс, запахнул куртку и грозно приказал Борщеву:
