его кухарка – настоящая cordon bleu.
– Чего-чего?
– Так я и думал, не проходили. Я хотел сказать, бесподобная повариха. Готовит – пальчики оближешь. Жуткая несправедливость! Твайн – последняя спица в колесе мироздания, а его кухарка трудится, не покладая рук, я же занимаю важный пост в прославленной картинной галерее, на меня смотрит вся Бонд-стрит – и что же? Я питаюсь объедками и бутербродами.
– Сегодня вам не придется есть бутерброды. Мистер Гиш сказал, чтобы вы кого-то угостили.
– Кого?
– Не знаю. Покупателя.
– Клиента, моя милая, клиента. Ладно, – сказал Билл, нимало не удивляясь, ибо мистер Гиш, чье пищеварение испортилось еще в 1947, частенько отправлял его кормить потенциальную жертву. – Отлично. Замечательно. Надеюсь, есть будем у Баррибо. Я не был там с тех пор, как папа Гиш продал Матисса в шесть раз дороже настоящей цены, и так ошалел на радостях, что пригласил меня спрыснуть. Как вы думаете, клиент достаточно важный, чтоб его там кормить?
– Спросите мистера Гиша. Он хотел вас видеть.
– Меня все хотят видеть. Ладно, уделю ему пять минут. Вы понимаете, что это значит? Это значит, что какое-то время вам придется обойтись без меня. Ну же, ну, не рыдайте! Я вернусь, когда в полях забелеют ромашки.
В самой галерее мистер Гиш, видом и характером напоминающий саламандру, стоял перед статуэткой голой дамы, которая, судя по всему, разучивала чечетку, и метелочкой стряхивал с нее пыль. Билл галантно приподнял шляпу.
– Мадам, он вам часом не досаждает? – спросил он учтиво.
Звук знакомого голоса подействовал на владельца галереи как укус крокодила. Он повернулся вокруг своей оси, блеснул очками в роговой оправе, и, подобно мисс Элфинстоун в похожем случае, сказал: «Ха!»
– Соизволили явиться?
– И, как вы можете заметить, в положенный час.
– Где вас вчера черти носили?
Билл поднял руку.
– Забудьте про вчера. Как сказал поэт: «Каждым утром – свежее начало, каждый день миры творятся вновь». Сегодня – это сегодня, и я перед вами, бодрый, расторопный, готовый узнать, что вы затеяли.
При разговоре с молодым помощником мистер Гиш разрывался между двумя противоречивыми чувствами – желанием сейчас же указать ему на дверь и неприятными угрызениями. Двадцать шесть лет назад, в щедром 1929 году, отец Билла, не знавший, куда девать деньги, предоставил мистеру Гишу начальный капитал, а человек совестливый не забывает таких обязательств. К тому же Билл – хороший помощник, если научиться терпеть его обходительность, много лучше кретинов с деревянными лицами, работавших здесь до него. Когда даешь ему поручение, он не разевает рот, словно слабоумная рыба, а идет и исполняет, мало того – не путает все на ходу. Он прекрасно рассказывает о картинах и нравится клиентам. Что-то в его честном, открытом лице, даже в искареженном ухе (память о боксе) внушает доверие.
Взвесив все это, мистер Гиш решил не выкладывать, что у него на сердце, и Билл продолжал.
– Я слышал, вы хотели, чтоб я накормил кого-то из местных прокаженных. Кого на этот раз?
– Большой человек! Производство лаков и красок. Фамилия – Маккол. Я продал ему Будена и надеюсь, что он купит Дега.
– Купит, если поддастся очарованию застольной беседы. Думаю, меньше чем Баррибо тут не обойтись.
– Да, отвезите его к Баррибо. Попросите мисс Элфинстоун заказать столик.
– Всенепременно. Кстати об этой мисс. Она сказала, мне надо было взглянуть на какие-то картины.
– Да. Есть что-нибудь стоящее?
– Я еще не смотрел.
Мистер Гиш вздрогнул.
– Как не смотрели? Вы не ездили?
– Не смог. Здоровье не позволило. Кажется, я в последнее время переработал. Расскажите мне о них.
На мгновение показалось, что кормчий галереи Гиша забудет об обязательствах перед Холлистером-старшим, но лучшие стороны его натуры взяли верх, и он усилием воли сдержал беспощадные слова.
– Они принадлежат лорду Аффенхему. Вчера заходила девушка…
– Так и летят, так и летят! Трепетные мотыльки.
– Мисс Бенедик. Его племянница. Она сказала, что он просит меня их продать. Они в его поместье Шипли-холл, возле Тонбриджа.
– Рад служить, но вы ошибаетесь. Шипли-холл – вотчина моего старого приятеля, Роско Бэньяна. Он совсем недавно говорил об этом в клубе. Вы не знакомы? Он напоминает карикатуру на Капитал. Видимо, дело в деревенском масле. Лопает его фунтами. Где, спросите вы? В Шипли-холле, который, как я сказал, принадлежит ему, а не вашему лорду Аффенхему.
– Лорд Аффенхем сдал ему Шипли-холл.
– Понятно. Тогда другое дело.
– Угостите Маккола и езжайте посмотреть на эти картины.
– Почему не вы?
– Я должен быть в Брайтоне.
– Вечно вы где-то гуляете. Ах, так всегда! Все работают, кроме папочки.
Мистер Гиш медленно сосчитал до десяти. Вновь лучшие стороны его натуры чуть не дали слабину.
– На распродаже, – холодно сказал он.
– На распродаже?
– На распродаже.
– Хороший предлог, – признал Билл. – Ладно, пока вы кутите, я распрощаюсь с Макколом и поеду в Шипли-холл, о котором столько наслышан. Где вас найти?
– С четырех часов я буду в отеле «Метрополь».
– Ясно. В баре, конечно.
– В зале. Я пью чай с клиентом.
– С клиенткой, надо понимать. В чем, часто думаю я, секрет этой привлекательности? Как вы мне, однако, доверяете!
– Никак я вам не доверяю. Мнение, видите ли! Попросите Мортимера Байлисса, чтоб он о них высказался.
– Мортимера Байлисса? Он в Шипли-холл? Я его вчера встретил.
– Значит, встретите еще и сегодня. Узнайте, как они ему. Самый лучший эксперт на свете.
– И на каком! – подхватил Билл. – Вот, пожалуйста. Оглянешься вокруг…
Однако мистер Гиш, не способный долго задерживаться на одном месте, особенно – беседуя с обходительным помощником, уже исчез.
Утро прошло как всякое утро. Миссис Уэстон-Смидт увидел, в перечисленном порядке, «Подражание Эль-Греко», «Натюрморт», «В духе мастера…» и, когда окончательно пала духом – самого Бернардо Дадди, которого и купила. В час Билл взял шляпу, прошелся щеткой по визитке и приготовился отбыть к Баррибо, вдохновленный перспективой угоститься за счет фирмы.
В предбаннике мисс Элфинстоун говорила по телефону.
– Ой, минуточку, – сказала она, завидев Билла, потом, прикрыв ладонью трубку: – Какая-то девушка.
