Жан-Клодом, мне, быть может, придется взглянуть проблеме в глаза. Но не сегодня.
Я подняла Дамиана, и это создало между нами какую-то связь. Я ее не понимала, а спросить было не у кого: за последние несколько сот лет я оказалась единственным некромантом, который умеет поднимать вампиров, как зомби. И это меня пугало, а Дамиана пугало еще больше. Честно говоря, я его понимала.
А как там Ашер — тоже очнулся? Я сосредоточилась на нем и послала наружу это силу, магию или что оно там. Она коснулась его, и он меня ощутил. Он очнулся и осознавал мое присутствие.
Ашер — мастер вампиров. Не такой сильный, как Жан-Клод, но все же мастер, и потому обладает некоторыми навыками, которыми Дамиан, старший из них двоих, никогда обладать не будет. Если бы не наша связь, Дамиан не заметил бы, что я его ищу.
Мне нужно было несколько минут одиночества, чтобы подумать как следует, но сейчас не получится. Открыв дверь, я встала в рамке света, моргая в густую тьму.
Вампиры стояли во мраке бледными тенями. Я включила верхний свет. Ашер вскинул руку, прикрывая глаза, но Дамиан только моргал. Я хотела, чтобы они отпрянули от света, чтобы они выглядели чудовищами, но этого не было.
Дамиан был рыжий и зеленоглазый. Волосы его спадали красным занавесом до пояса, таким красным, что на фоне зеленого шелка рубашки казались кровавыми. Зеленый цвет рубашки был бледнее зелени его глаз. Они были как жидкий огонь, если огонь может быть зеленым. Светились они не от вампирской силы, это был их естественный цвет — будто его мамаша согрешила с котом.
Ашер был голубоглазым блондином. До плеч спадала волна золотых волос — не белокурых, а именно золотых. С почти металлическим блеском. А голубые глаза были светлыми-светлыми, почти белыми, как у лайки хаски.
Одет он был в белую рубашку навыпуск поверх шоколадного цвета брюк. Одежду завершали кожаные сандалии. Я слишком много времени провела с Жан-Клодом, чтобы считать это одеждой.
Если прекратить пялиться на глаза и волосы и рассмотреть лица, то Ашер был из них двоих красивее. Дамиан тоже отличался красотой, но чуть удлиненная челюсть, не такая совершенная форма носа — мелкие недостатки, которые можно было бы и не заметить, не будь рядом Ашера. Его совершенство напоминало средневекового херувима. По крайней мере наполовину.
Одна половина его лица блистала красотой, которая и привлекла когда-то к нему внимание мастера вампиров, много сотен лет назад. Вторая половина была покрыта шрамами. Рубцами от святой воды. Они начинались примерно в дюйме от середины лица, так что глаза, нос и эти полные великолепные губы остались нетронуты, но все остальное было похоже на расплавленный воск. Бледная шея выглядела безупречно, но я знала, что шрамы тянутся ниже плеч. Торс пострадал сильнее лица, шрамы выступали и проваливались. Но только одна половина тела, как и лица, была изуродована, вторая осталась так же прекрасна.
Я знала, что и верхняя часть бедра у него изрыта рубцами, но голым я его никогда не видела, и приходилось верить ему на слово, что посередине они тоже есть. Подразумевалось, что он способен на секс, несмотря на шрамы. Наверное, я не знала и не хотела проверять.
— Где твои телохранители? — спросил Ашер.
— Телохранители? Ты имеешь в виду Джейсона и котят?
Ашер кивнул, и золотые волосы упали на изуродованную половину лица. Это была его старая привычка. Волосы скрывали шрамы — или почти скрывали. Точно так же он умел использовать тени. Будто всегда знал, как падает на него свет. Столетия практики.
— Не знаю, где они, — ответила я. — Мы только что закончили разговор с Ричардом. Наверное, они решили, что нас надо оставить наедине.
— А надо было? — спросил Ашер. Он глядел на меня, используя шрамы и красоту для контраста, усиливающего эффект. И чем-то он был недоволен.
— А это не твое собачье дело.
Дамиан сел в изножье аккуратно застеленной кровати. Огладил длинными бледными пальцами синее покрывало.
— В этой кровати вы этого не делали.
Я подошла и посмотрела на него в упор, сверху вниз:
— Если еще какой-нибудь вампир или оборотень любого вида вякнет, что чует запах секса, я ему голову откручу!
Дамиан не улыбнулся. Он вообще не был весельчаком, но в последнее время перестал быть таким серьезным. Сейчас он просто сидел и смотрел на меня. Жан-Клод или даже Ашер улыбнулись бы и стали бы меня дразнить, а Дамиан только смотрел на меня, и в его глазах проглядывала сдержанная скорбь — как у другого сдержанный смех.
Я положила руку ему на плечо — при этом мне пришлось отодвинуть локон. Он отдернулся, как от ожога, вскочил и подошел к двери.
Я убрала руку, недоумевая.
— Что с тобой, Дамиан?
Ашер подошел, встал рядом, осторожно положив мне руки на плечи.
— Ты права, Анита. Чем вы занимаетесь с мсье Зееманом — не мое собачье дело.
Я положила ладони на его руки, переплела с ним пальцы. Ощущение его прохладной кожи я помнила. Прислонилась к нему спиной, обняла себя его руками, но мне не хватало роста. Это была не моя память, а Жан-Клода. Когда-то они с Ашером более двадцати лет очень дружили; когда-то давным- давно.
Вздохнув, я стала отодвигаться.
Ашер положил подбородок мне на макушку.
— Тебе нужны руки того, от кого ты не будешь чувствовать угрозы.
Я прислонилась к нему, закрыв глаза, на миг давая ему себя держать.
— Это так приятно только потому, что напоминает чье-то чужое удовольствие.
Ашер нежно поцеловал меня в макушку.
— Ты смотришь на меня сквозь ностальгию воспоминаний Жан-Клода, и потому ты — единственная женщина за двести лет, которая не видит во мне циркового урода.
Я ткнулась лицом в сгиб его руки.
— Ты сокрушительно красив, Ашер.
Он убрал волосы с моей распухшей щеки:
— Для тебя, быть может. — И он, наклонившись, невероятно нежно поцеловал меня в щеку.
Я отодвинулась от него — мягко, почти неохотно. Воспоминания об Ашере были куда проще чего бы то ни было в этой моей жизни.
Он не пытался меня удержать.
— Если бы ты не была влюблена в двух других мужчин, то одного твоего взгляда оказалось бы вполне достаточно.
Я вздохнула:
— Извини, Ашер. Мне не надо было тебя трогать. Это просто... — Я не могла найти слов.
— Ты обращаешься со мной как со старым любовником, — помог мне Ашер. — Ты забываешь и трогаешь меня так, как трогала в те времена, когда это всегда был первый раз. За это не надо извиняться, Анита. Мне это в радость. Никто больше не коснется меня так... без напряжения.
— Жан-Клод мог бы, — сказала я. — Это его воспоминания.
Ашер улыбнулся почти скорбно:
— Он верен тебе и мсье Зееману.
— Он тебя отверг? — спросила я и тут же пожалела.
Улыбка Ашера стала ярче, потом погасла.
— Если ты не согласилась бы делить его с другой женщиной, неужто ты действительно стала бы делить его с мужчиной?
Я секунду подумала.
— Да нет. — Я нахмурилась. — Но почему мне хочется за это извиниться?
