Ричард остановился в двух футах передо мной, посмотрел на меня и не проронил ни слова. Я ничего не могла прочесть по его лицу, а читать его разум снова я не хотела.
Первая не выдержала я и залопотала:
— Мне очень жаль, Ричард, извини, я не хотела вот так в тебя вторгаться. Я еще не очень умею управлять метками.
— Ничего, все в порядке, — ответил он.
Почему это в темноте голоса звучат интимнее?
— Ты согласен с планом Ашера на эту ночь? — спросила я, в основном чтобы сказать хоть что- нибудь.
Верн узнал от Майры, что Колин убежден, будто Ашер прислан ему на замену. Оба мастера были одного возраста. Колин был сильнее, но большая часть этой силы исходила от связей, которые сделали его Принцем города. Сегодня я впервые узнала, что звание Принца города само по себе дает дополнительную силу. Век живи — век учись.
— Я так понял, что Ашер собирается убедить Колина, что не претендует на его место, — сказал Ричард.
Ашер решил, что лучше всего убедить Колина, показав, что он увлечен мною и Жан-Клодом. Я, честно говоря, не знала, как к этому плану отнестись. Но мы все согласились, даже Ричард, что местные вампиры вряд ли поверят, будто привязь дружбы и ностальгии заставляют Ашера удовлетвориться тем, что он уже имеет. Вампиры похожи на людей в том отношении, что сексуальному объяснению поверят скорее, чем невинному. Даже смерть не устраняет человеческого свойства верить худшему в людях.
— Ты сама сказала, что это не мое дело, что ты делаешь или с кем ты это делаешь, — напомнил он, и голос его был куда более беспристрастен, чем слова.
— Я тогда смутилась, в ванной. Ты меня застал врасплох.
— Помню, — сказал он и покачал головой. — Если мы сегодня собираемся щеголять силой, придется использовать метки.
— Майра им сказала, что ты продолжаешь собеседование с кандидатками в лупы. Они знают, что мы уже не вместе.
— Им надо показать не нашу семейную идиллию, Анита, а просто силу. — Он протянул ко мне руку.
Я поглядела на нее. Последний раз Ричард вел меня через летний лес в ту ночь, когда он убил Маркуса.
— Боюсь, что я не соглашусь на новую прогулку по лесу, Ричард.
Рука его сжалась в кулак.
— Я знаю, что в ту ночь я плохо справился, Анита. Ты видела мою перемену, и я перекинулся прямо на тебе, когда ты не могла выбраться. Я об этом думал. Я не мог бы выбрать худший способ показать тебе, кто я такой. Теперь я это знаю и сожалею, что тебя испугал.
Испугал — это было не совсем точно, но я не стала говорить этого вслух. Он приносит извинения, и я их приму.
— Спасибо, Ричард. Я не хотела делать тебе больно. Я просто...
— Не могла справиться, — сказал он.
— Не могла справиться, — вздохнула я.
Он протянул мне руку:
— Мне очень жаль, Анита.
— Мне тоже, Ричард.
Он чуть улыбнулся:
— Никакой магии, Анита. Просто твоя рука в моей.
Я покачала головой:
— Нет, Ричард.
— Боишься?
Я посмотрела прямо ему в глаза:
— Когда надо будет брать силу от меток, тогда и соприкоснемся. Но не здесь и не сейчас.
Он поднял руку к моему лицу, и я услышала, как разорвался шелк его рубашки. Ричард опустил руку и сунул три пальца в лопнувший шов.
— Уже в третий раз рвется.
Он расправил шов на другой руке, и туда вошла целая его ладонь. Ричард повернулся ко мне спиной. Шов на плечах разошелся в обе стороны, как рот.
Я захихикала — это не часто со мной бывает.
— Ты похож на ярмарочного силача.
Он согнул руки, как бодибилдер, и изобразил лицом сосредоточенность. Я не выдержала и захохотала. Шелк лопнул с мокрым звуком. Из всех тканей звук рвущегося шелка ближе всего к звуку, который издает плоть. Только кожаная одежда издает более живой звук — под лезвием.
Смуглая кожа казалась бледной на фоне черной ткани, будто невидимый нож провел в ней разрез. Ричард выпрямился. Один рукав оторвался настолько, что болтался свободно. Швы на плечах рубашки казались улыбками близнецов.
— Чувствую ветерок, — сказал Ричард, поворачиваясь ко мне спиной. Рубашка отслоилась от нее и повисла лохмотьями.
— Порвалась в клочья, — заметила я.
— Слишком я увлекся поднятием тяжести после последнего снятия мерки.
— Еще немного — и ты будешь слишком мускулист, — сказала я.
— А такое бывает? — спросил он.
— И еще как.
— Тебе не нравится?
Он взялся за рубашку спереди и потянул в разные стороны. Шелк порвался черными лохмотьями, и Ричард бросил его в мою сторону. Я его поймала рефлекторно, не думая.
Схватив остатки рубашки на плечах, Ричард стащил их через голову, обнажив каждый дюйм груди и рук. Потом вытянул руки вверх, и мышцы набухли под кожей от живота до плеч.
У меня не просто перехватило дыхание — я перестала дышать на несколько секунд, и когда вспомнила, что это все-таки надо делать, дыхание оказалось хриплым и прерывистым. Вот тебе хладнокровие и утонченность.
Ричард опустил руки и то, что осталось от рукавов. Их он сдернул, как стриптизер сбрасывает перчатки, и кинул остатки шелка на землю. Он стоял и глядел на меня, обнаженный до пояса.
— А мне что, захлопать в ладоши и заорать: «Ого, мистер Зееман, ну и плечи у вас?» Я знаю, что у тебя прекрасное тело, Ричард, не надо меня тыкать в него носом.
Он надвинулся на меня, встал так близко, что еще чуть-чуть — и мы соприкоснулись бы.
— Какая отличная мысль, — сказал он.
Я нахмурилась, не поняв.
— Какая отличная мысль?
— Ткнуть тебя носом в мое тело, — сказал он так тихо, что это был почти шепот.
Я вспыхнула, надеясь, что в темноте он этого не увидит.
— Это всего лишь выражение, Ричард, его не надо понимать буквально.
— Понимаю, но все равно мысль отличная.
Я шагнула прочь.
— Ричард, отойди.
— Ты не знаешь дорогу в лупанарий.
— Спасибо, сама найду.
Он протянул руку, чтобы коснуться моего лица, и я отступила, чуть не упав. Ричард подарил мне мимолетную улыбку и ушел, побежал через лес. Я почувствовала наплыв силы, как ветер в парусе. Он летел на энергии леса, ночи, повисшей в небе луны, и если бы я захотела, я могла бы лететь рядом с ним. Но я стояла, обняв себя за плечи, сосредоточив все силы на том, чтобы отгородиться от Ричарда, перерезать
