иллюзией.
– Я сейчас немного занята. – Я бросила взгляд на пленников.
– Я догадываюсь, но если ты не появишься вскоре собственной персоной, он пойдет тебя искать. Таков краткий смысл его заявления.
– Я буду, как только смогу.
– Попытаюсь его успокоить. – Клинок внезапно опустел, в нем виднелось лишь мое искаженное отражение.
Я вернула клинок Холоду и посмотрела на пленников. Если бы я точно знала, что королева не будет против, я бы сделала что-нибудь весьма радикальное по меньшей мере с одним из лордов. Но Киеран был прав: королева не разбрасывается союзниками. На мой взгляд, Киеран под определение союзника не подходил, но Андаис могла думать иначе, и я не хотела лишний раз вызывать ее гнев. И все же ход мыслей Киерана означал, что Андаис теряет власть над знатью. Это было плохо, потому что моего политического веса не хватило бы отстоять мое право на трон, хоть я и принадлежу к правящей династии. А если Андаис свергнут и трон займет узурпатор, он будет расценивать меня как угрозу.
До меня донеслись слова Хафвин с чуть заметной ноткой злости:
– Дай мне осмотреть твою рану, Айслинг.
– Я не решаюсь открыть свое тело больше, чем сейчас.
– Я целитель. На нас не действуют практически никакие контактные чары. Иначе мы не могли бы лечить сидхе.
Айслинг упорно закрывал белым плащом окровавленный перед туники.
– Сними рубашку и покажи мне рану.
Он мотнул головой, и капюшон плаща слетел назад, на плечи. Под капюшоном оказалась вуаль на манер тех, что носят арабские женщины: тонкая золотистая полупрозрачная ткань, через которую видны очертания лица. Вуаль не закрывала только бледный лоб и странные глаза в бахроме светлых ресниц.
– Совсем забыла, что ты закрываешь лицо.
Эти слова сами собой еле гели у меня с языка.
– Теперь многое забыто, – сказал он, по-прежнему не отнимая плаща от раны.
– Я забыла, что ты закрываешь лицо, но не забыла, почему ты это делаешь.
– Да, да, – раздраженно вмешалась Хафвин. – Самый красивый мужчина в мире. Настолько красивый, что женщины, а иногда и мужчины, раз на тебя взглянув, ни в чем не могут тебе отказать. – Она вцепилась в плащ и попыталась вырвать его из рук Айслинга. Оставшуюся часть она процедила сквозь зубы: – Но я не прошу тебя снять вуаль, сними только рубаху.
– Я боюсь, что на смертную подействует и это.
Хафвин бросила игру в перетягивание плаща и даже слегка попятилась, похоже, от удивления. Я поняла, что Айслинг имел в виду меня. Как я смогу здесь править, если они так и будут считать меня человеком?!
Киеран высказал мои мысли вслух:
– Даже твои собственные стражи думают, что ты всего лишь смертная!
Я бы с ним поспорила, да вот аргументов не хватало.
– Хочешь сказать, Айслинг, что я очаруюсь твоим голым животом?
– С людьми так бывало.
Я пристально на него посмотрела:
– Ты считаешь меня человеком, Айслинг?
Он потупил взгляд, что уже было ответом.
– Да, прости. И не сочти это неуважением, принцесса Мередит. Если ты достаточно сидхе, чтобы спокойно смотреть на меня, – прекрасно, но что, если нет? Против этих чар есть лишь одно лекарство.
– Какое же?
– Истинная любовь. Ты должна по-настоящему кого-то любить, тогда ты сможешь смотреть на меня безбоязненно.
– Это не совсем верно, – возразил Готорн со своего поста возле Меланжель. – Магия Айслинга может преодолеть даже истинную любовь, если он того захочет и приложит усилия. Когда-то он мог кого угодно заставить безнадежно в себя влюбиться.
– Заставить желать его, а не любить, – поправил Адайр. – Существует разница, Готорн, как тебе известно.
– Мне так давно было отказано и в том, и в другом, что, честно говоря, я эту разницу не очень помню.
Адайр сполз по стене, рубаха висела на нем кровавыми лохмотьями. Он устало улыбнулся, в улыбке сквозила боль:
– Угу, у тебя есть резон.
Мне до боли захотелось поцеловать Адайра, стереть эту грусть из его улыбки и узнать, может ли он улыбаться по-настоящему.
– Ты можешь сесть? – спросила я Галена.
– Да, но мне нравится такое положение, – ухмыльнулся он.
Я склонилась к нему, обнимая всем телом, и прошептала прямо в макушку:
– Я так рада, что ты жив.
Он потерся лицом о мои груди, благо они так удачно расположились.
– Я тоже.
Гален сел, и я подождала немного – убедиться, что ему не станет хуже. От вида его окровавленной спины у меня опять сжалось сердце. Я сглотнула, будто проглотила тяжелый ком.
Я повернулась к Адайру, раненному и истекающему кровью из-за того, что выполнил мой приказ. Не я его ранила, но я отправила его навстречу опасности. Я встала на колени перед ними потянулась к его губам. Он отдернулся – стой он на ногах, наверное, отпрыгнул бы, – словно не хотел, чтобы к нему прикасались, или боялся, что это будет больно. Зная мою тетушку, я могла понять его реакцию.
– Ты печатен, – сказала я. – Я не хочу, чтобы ты грустил.
– Я ранен слишком сильно, чтобы меня хватило на многое, принцесса. – Его глаза раскрылись ненормально широко.
Я недоверчиво покачала головой:
– Она что, правда предлагала тебе соитие, когда ты был ранен?
Он без труда понял, о ком идет речь.
– Не мне... С другими бывало.
Предлагать секс после десятилетий воздержания, когда тебе слишком больно, чтобы получить удовольствие, или когда рана слишком сильна, чтобы ты вообще на что-то был способен... Тетушка Андаис – действительно садистка.
– Я хочу поцеловать тебя, Адайр, ничего больше. Только поцеловать, потому что, кажется, тебе это нужно.
Он ошеломленно взглянул на меня трехцветно-золотыми глазами:
– Потому что мне это нужно? Я не понимаю...
– Ты разве из тех малых фейри, что дарят поцелуи тем, кто в них нуждается? – хмыкнул Киеран. – У сидхе такое не в обычае.
– Да, не в обычае, потому что мы забыли, кто мы и что мы.
– И кто же мы? – с издевкой спросил Киеран.
Я наклонилась к Адайру. Его глаза все еще были слишком большими.
– Такая сила, какую ты вызывала раньше, причинит мне боль, принцесса. – Он говорил сдавленным голосом, но за спиной у него была твердая стена, и деваться ему было некуда.
– Без силы, только прикосновение. – Я нежно, целомудренно коснулась губами губ Адайра. Он на миг перестал дышать; я чувствовала в нем гораздо больше страха, чем желания. Я отстранилась, чтобы взглянуть ему в лицо, и увидела, как страх сменяется откровенным удивлением.
– Я не понимаю тебя, принцесса.
– Потому что она не сидхе.
