– Ты спросил, кто мы, Киеран. – Я повернулась к связанному мужчине. – Мы – божества природы. Мы, в определенном роде, персонификация природы. Мы не люди – не важно, насколько напоминаем их по форме. Мы – нечто другое, и слишком многие из нас об этом позабыли.
– И ты осмеливаешься читать нам лекции о природе сидхе, когда ты из нас всех – больше всего человек?
Я встала, распрямила ноги, слегка затекшие от веса Галена.
– Когда я была ребенком, я бы что угодно отдала, лишь бы стать высокой стройной сидхе, но чем взрослее я становлюсь, тем более ценю мою смешанную наследственность. Я ценю кровь брауни и кровь людей, текущую в моих жилах, а не только кровь сидхе.
Я скомандовала:
– Айслинг, снимай рубашку. Если я слишком человек, чтобы взглянуть на твой живот, то я слишком человек, чтобы быть твоей королевой. Дай Хафвин посмотреть, кто из вас ранен тяжелее, – хватит мешать ей работать.
Он попытался возражать.
– Я – Принцесса Плоти и Крови, дочь Эссуса, будущая королева. Выполняй мой приказ. Адайр теряет силы, пока ты выкаблучиваешься, словно стыдливая девица.
Даже сквозь вуаль было видно, что я задела его за живое, а когда доходит до такого, все мужчины ведут себя одинаково. Он бросил плащ на пол и сдернул тунику через голову одним быстрым движением. Он не ждал, пока я прикажу снять нижнюю рубашку, – просто стянул ее следом, помедлив только в районе лица, чтобы не сдернуть еще и вуаль. Против вуали я возражать не стала: когда-то его лицо околдовывало не только сидхе, но и богинь.
Я загляделась не на его торс, хотя это был очень симпатичный торс, с широкими плечами и красивым животом, если не считать сочившегося кровью пореза от талии до ребер. Я загляделась на его кожу, потому что она казалась будто посыпанной золотой пылью, сиявшей и переливавшейся на свету. При свете солнца она слепила бы глаза. Я видела уже его голую спину – среди других стражей, когда волшебное зелье свело королеву с ума. Она им всем приказала раздеться, что они и сделали в страхе перед ней.
– Как я и боялся, – бросил Айслинг.
Я качнула головой:
– Я видела тебя обнаженным, Айслинг, разве что среди стражей есть еще один с кожей словно из золотой пыли.
– Когда она вступилась за нас – напомнил Адайр, – ты стоял на коленях на полу.
Айслинг вздрогнул, хотя я не сказала бы наверняка, было это из-за воспоминания о той ночи или от прикосновения рук Хафвин к ране.
– Я забыл.
– Не настолько уж она человек, оказывается, – ухмыльнулся Гален, перебравшийся к стене.
– Или великий Айслинг потерял свою силу, – предположила Меланжель, – и прячется за вуалью не оттого, что может нас околдовать, а оттого, что уже не может.
Айслинг застыл, и на этот раз я была почти уверена, что не манипуляции Хафвин тому причиной.
– Рана поверхностная. Адайру помощь нужна больше.
– Тогда приступай. Меня ждет полиция.
Айслинг обнял себя руками, словно закрываясь от удара. Меланжель расхохоталась.
Готорн придвинул меч чуть ближе к ее горлу, и смех затих, хотя и прорывался еще через ее сжатые губы.
– Почему вы напали на Галена? Почему именно он?
– Его выбрали, потому что он – единственный зеленый человек из твоих стражей, – ответила Хафвин.
– Это и все, что ты знаешь, – прошипела Меланжель.
– Это правда, – сказала Хафвин, заставляя Адайра придержать рубашку выше раны. – Я знаю, почему из всех выбрали Галена, но не знаю, почему был нужен именно зеленый человек.
– А Меланжель знает?
Хафвин кивнула.
– Она все знает о планах гвардии. О планах принца – не все, наверное, но большую часть.
Я кивнула.
– Хорошо.
Я подошла к Меланжель, только не слишком близко – я не хотела, чтобы она меня коснулась, опасалась так рисковать, хоть ее руки и были связаны. Когда-то она могла заставить человека зачахнуть от любви к себе. И ей для этого не нужен был секс, хватало прикосновения. Она утратила эту
– Я даю тебе последний шанс, Меланжель. Скажи нам, почему из всех вы выбрали Галена, и не один раз, а дважды – потому что я знаю, Кел заплатил феям-крошкам за то, чтобы они его изувечили. Почему для Кела так важно, чтобы Гален не оказался в моей постели? – Я велела Готорну немного отодвинуться, чтобы она могла говорить, если пожелает.
– Я не предам своего господина, потому что
Я ей сладко улыбнулась.
– Мой отец слишком велик, чтобы его память задевали булавочные уколы. Ты не ответила на мой вопрос.
– Ни магией, ни пытками ты не заставишь меня позабыть мою верность. – Она бросила презрительный взгляд на Хафвин, склонившуюся над раной Адайра.
– Айслинг, ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы подойти к нам на минутку?
– Это только царапина.
Будь он человеком, ему наложили бы не меньше десятка швов. Я бы такую рану царапиной не назвала, но это его дело. Он подошел к нам с мечом наготове.
– Убери меч, Айслинг.
Он замешкался на миг, а потом убрал.
– Что тебе нужно от меня, принцесса, если не мой меч?
– Если ты покажешь свое лицо женщине-сидхе, она скажет тебе все, о чем ты спросишь?
– Ты хочешь, чтобы я ее околдовал и допросил?
– Да.
Глаза Меланжель слегка расширились.
– Я никогда не использовал свою власть таким образом.
– Но это получится?
Он подумал.
– Да.
– Тогда давай посмотрим, не заставит ли ее вожделение позабыть о верности.
Я жестом велела стражу, охранявшему Канну, вторую женщину из гвардии Кела, повернуть ее лицом к стене. Догмэла уже ушла в дальний конец коридора. Может, она и хранила верность господину, но не настолько, чтобы присоединиться к связанным соратницам. И не настолько, чтобы попытаться их защитить. Интересно, что Меланжель и Канна разговаривали только с Хафвин, а Догмэлу будто вовсе не видели. Айслинг взялся руками за края вуали.
– Тебе тоже нужно отвернуться, принцесса.
Я кивнула и отошла на несколько шагов назад. Хотя, надо сознаться, желание посмотреть ему в лицо было почти невыносимым. Посмотреть на такую красоту, что в нее влюбляешься с одного взгляда. На такую красоту, что ради нее можно предать все, что тебе дорого. Да, посмотреть очень хотелось.
Холод слишком хорошо меня знал. Он взял меня за локоть и передвинул немного дальше за спину Айслинга. Глаза его смотрели на меня укоризненно, и я пожала плечами. А что тут скажешь?
Айслинг снял вуаль, но все, что я увидела, – это что волосы у него золотисто-желтые, как медовые струи, и сияют искорками, как и его кожа. Волосы были как-то хитро заплетены, так что казались много
