друзей.
Мы сидели возле бассейна, в его глади отражались звезды.
Близилась полночь, но Берта все еще не появлялась, хотя я оставил ей записку — просил зайти в клуб сразу же, как только вернется.
— Еще стаканчик? — предложил Маранилья.
— С удовольствием.
Маранилья поманил официанта — паренек приготовился принять заказ, но тут к нашему столику подошел метрдотель и, извинившись по-английски, наклонился к Маранилье и сказал ему что-то по- испански. Маранилья встал и поспешил вслед за метрдотелем.
Когда официант принес напитки, Маранилья еще не вернулся.
— Вам здесь нравится? — спросил Хурадо.
— Очень. Мне бы хотелось жить здесь.
— О, это удел избранных, — улыбнулся Хурадо.
— Вы, колумбийцы, умеете радоваться жизни.
— Конечно. А иначе зачем жить?
— Мне нравятся здешние манеры поведения. Например, сегодня за ужином я заметил: никто не выпил лишнего, никто не торопился опрокидывать рюмки одну за другой…
— А зачем торопиться? Мы стараемся от всего получать удовольствие.
— При этом умеете хорошо работать, — заметил я.
— Стараемся. К сожалению, у меня сейчас мало времени, так что придется прервать беседу: мне нужно задать вам несколько вопросов. Надеюсь, это не испортит вам этого чудесного вечера?
— Я к вашим услугам.
— Следуя вашей гипотезе, Кеймерон пришел домой в перчатках и сразу же схватил пистолет, не так ли?
— Я не сказал «сразу». Может быть, сначала он испробовал другие средства и лишь потом взялся за оружие.
— Логично, — кивнул Хурадо. — Вы, должно быть, предполагаете, по какой причине стрелял Кеймерон?
— Вещественных доказательств у меня практически не было, но некоторые выводы я сделал.
— Какие же? — поинтересовался Хурадо. Я достал из кармана блокнот.
— Я внимательно ознакомился с книгой «Птицы Америки», она вышла в серии «Библиотечка любителя природы». Так вот, там есть статья о воронах. Ее автор, основываясь на научных исследованиях, утверждает, что многим ручным воронам свойственна страсть к воровству — что-то вроде клептомании. Чаще всего вороны, тащат к себе в гнезда яркое, красочное — например, катушки синих или красных ниток, а также сверкающее, блестящее — например, ножницы или наперстки.
— Очень интересно, — кивнул Хурадо.
— Во второй части «Энциклопедии птиц», изданной Национальным географическим обществом, — продолжал я, — сказано, что вороны иногда собирают целые коллекции всевозможных блестящих безделушек и даже просто красивых камешков. Свои сокровища они прячут в потаенных местах и порой даже забывают о них.
Ко мне приблизился официант и сказал что-то по-испански. Хурадо перевел: надо подойти к телефону.
Звонила Берта. Она была так возмущена, что говорила заикаясь:
— Я-а, ка-а-жется, по-о-пала в ло-овушку. Э-эти о-о-олухи…
— Успокойся, Берта. Что случилось?
— Эти олухи из местной полиции совсем обнаглели! Они, видите ли, решили меня задержать! Я говорила им, что Маранилья разрешил мне отправляться, куда хочу, но они то ли не понимали меня, то ли не хотели понимать!
— Но все кончилось хорошо, не так ли? Прими горячую ванну, а я сейчас куплю бутылочку и приду к тебе…
— Да пошел ты со своей бутылочкой! — взорвалась Берта. — Они меня обыскали.
— Кто? Полицейские?
— У них есть для этого какая-то мерзкого вида баба — прямо солдат в юбке. Понимаешь, они нашли ту бумажку!
— Что-о?!
— Да, ту самую. Я задумался.
— Ради Бога, Дональд, скажи что-нибудь! — взмолилась Берта.
— Дай подумать.
— Думай скорее. Надо что-то предпринять!
— Что?
— Откуда я знаю?! Думай — для того я тебя и держу, Спиноза!
— Сейчас приду. Бумагу эту тебе вернули?
— Не задавай дурацких вопросов, — конечно, нет.
— У них есть переводчик? По-английски там кто-нибудь говорит?
— Один полицейский объяснил мне по-английски, что от меня требуется, но как только начинала говорить я, он махал руками, притворяясь, будто ничего не понимает.
— Может, он и впрямь не смог понять твой лексикон?
— Что значит «не смог понять»?! — По всей вероятности, до Берты не дошла моя ирония. — Если уж ты взялся учить язык, будь добр ознакомиться и с ругательствами! А вообще, я ничего такого особенного не сказала. Просто назвала его сукиным…
— Ладно, хватит. И так все ясно. Кажется, я знаю, что делать. Жди меня, скоро буду.
Повесив трубку, я подошел к столику. Маранилья уже вернулся и о чем-то вполголоса разговаривал с Хурадо.
— Джентльмены, — обратился я к ним, — у меня просьба. Может быть, она покажется вам несколько странной, но, поверьте, дело серьезное.
— Что случилось? — спросил Маранилья.
— Пожалуйста, свяжитесь с вашими людьми на прииске «Два клевера» и выясните, все ли в порядке с тамошним управляющим Фелипе Муриндо.
— А разве ему что-то угрожает? — спокойно спросил Хурадо.
— Я не учел одного обстоятельства: возможно, Муриндо известны причины убийства Роберта Кеймерона.
Маранилья и Хурадо переглянулись.
— Боюсь, что вы несколько опоздали, сеньор Лэм, — сказал Хурадо после некоторой заминки.
— Родольфо Маранилья только что получил известия об этом Муриндо.
— Что случилось?
— Сегодня около пяти часов вечера взорвался динамит, хранившийся на складе, расположенном по соседству с домом управляющего.
— Что с Муриндо?
— Его разорвало на куски.
Глава 20
Некоторое время мы сидели молча, допивая налитое в бокалы. Опустошив свой, я подвинул его на середину стола, поднялся и сказал:
— Джентльмены, спасибо за приятный вечер, но мне пора…
— Сядьте! — резко перебил меня Хурадо.
— Простите, я не совсем понимаю…