Фразер вошел в зал, принял присягу и рассказал свою версию, подтверждая слова Мунди, во всем, кроме временного фактора.
Фразер думал, что он впервые увидел Мунди где-то между девятью и девятью тридцатью вечера.
– Как вы определяете время? – спросил Бергер.
– Это приблизительная оценка. Я ездил осматривать недвижимость, а когда возвращался, подобрал этого сыщика. Я думаю, что сигнал из окна дома Балларда дали примерно в десять вечера.
– Вы теперь узнаете человека, который дал сигнал?
– Да, сэр. Это был Перри Мейсон.
– Когда вы впервые поняли, что это он?
– У меня дома друзья собрались на небольшую вечеринку, появился мистер Мейсон и...
– Когда?
– Вчера вечером.
– В какое время?
– Примерно... в общем, поздно. Тогда я не очень-то обращал внимание на часы. Я веселился с друзьями.
– И что хотел мистер Мейсон? Что он сказал?
– В основном, он хотел выяснить, узнаю ли я человека, появлявшегося у окна. Я ответил, что это был мужчина примерно такого же телосложения, как сам Мейсон и... когда мистер Мейсон ушел, кто-то из моих друзей заметил, что мистера Мейсона очень волновало, узнаю ли я того мужчину, если снова его увижу, и... еще кто-то сказал: «Может, он так беспокоится, потому что пытался выяснить, вне подозрений он или нет.» Все засмеялись, а я внезапно протрезвел. Я вдруг понял... мне просто ударило в голову, что как раз мистер Мейсон и стоял у окна.
– Итак, вы видели того мужчину, когда он стоял у окна и еще один раз, когда он выходил на улицу?
– Да, сэр. В последнем случае я лучше его разглядел.
– Вы видели, как он садится в машину и отъезжает?
– Да, сэр.
– Кто это был?
– Теперь я уверен, что это был Перри Мейсон.
– Когда вы называете имя Перри Мейсона, вы имеете в виду свидетеля, сидящего в настоящий момент слева от вас?
– Да.
– Пожалуйста, подойдите и положите руку ему на плечо.
Фразер приблизился к Мейсону и положил руку на плечо адвоката.
– Это все, – заявил Гамильтон Бергер.
Окружной прокурор встал, повернулся лицом к Большому Жюри, затем бросил взгляд на Мейсона и внезапно объявил:
– Вы нам больше не нужны, мистер Мейсон. Можете идти.
– Спасибо, – поблагодарил адвокат. – Но если вы хотите быть абсолютно честны, вы можете обратить внимание Большого Жюри на тот факт, что я спрашивал обоих этих свидетелей, смогут ли они идентифицировать того мужчину. Мунди заявил мне, что не думает, что сможет. Фразер сказал: может быть, если бы снова увидел. Но в тот момент Фразер смотрел прямо на меня.
– От вас не требуется выступать с прениями. Члены Большого Жюри сами придут к выводам, в особенности в отношении того, почему вы с таким рвением бросились разыскивать этих свидетелей в то время, когда они уж никак не могли предположить, что вы совершите подобное. Вы попытались поймать их в ловушку, заставив сделать заявление, что они не в состоянии с полной уверенностью опознать того человека.
– Пусть вас не волнуют мои мотивы, – ответил Мейсон. Сконцентрируйтесь на своих. Я просто хочу указать на определенные доказательства. Я не имею права проводить сейчас перекрестный допрос этих свидетелей, но если Большое Жюри примет какое-то решение, тогда у меня будет право на перекрестный допрос, и делать я это буду публично. Не забывайте об этом.
– Хватит прений, – заорал Гамильтон Бергер. – Вы свободны, мистер Мейсон! Уходите!
– Спасибо, – подчеркнуто вежливо сказал адвокат и вышел из зала.
Мейсона окружило несколько репортеров.
– Что происходит? Вы в самом деле замешаны в убийстве Балларда? вопросы сыпались со всех сторон.
– Мне кажется, что свидетель, дававший показания перед Большим Жюри не имеет права обсуждать свои показания.
– Вы – свидетель?
– Да.
– Тогда почему вы оставались там, когда вызывали двух других свидетелей? Их приглашали, чтобы опознать вас?
– Вам придется задать эти вопросы окружному прокурору или кому-нибудь из членов Большого Жюри, – дружелюбно улыбнулся Мейсон. – Никаких комментариев.
– Предположим, вас опознали.
– Предположим, опознали.
– Бергер пытается заставить Большое Жюри обвинить вас в чем-либо?
– Боюсь, что я не в состоянии читать мысли окружного прокурора, ответил Мейсон. – А теперь, господа, если вы меня извините...
– Нет, просто так мы вас не отпустим. Отвечайте. Раскройте карты. Вы были вчера вечером в доме Балларда?
– Был.
– Когда его убивали?
– Нет. Он оставался жив, когда я уходил.
– В какое время вы ушли?
– Я не смотрел на часы.
– Это правда, что вы последним видели Джордана Балларда живым?
– Убийца видел его живым, – ответил Мейсон.
– Это правда, что Большое Жюри обвинит вас в лжесвидетельстве?
Мейсон улыбнулся.
– Если вы заглянете в свод законов, то узнаете, что предсказания будущего регламентируются различными постановлениями, действующими в рамках закона.
– Что произошло в зале заседаний Большого Жюри?
– Никаких комментариев. Почему бы вам не спросить об этом Гамильтона Бергера? Он, несомненно, с радостью предоставит вам эту информацию.
Мейсон вышел из Дворца Правосудия, поймал такси и вернулся в офис.
– Ну, что там было? – спросила Делла Стрит.
– Гамильтон Бергер готовится выставить мне обвинение в лжесвидетельстве, – ответил Мейсон.
– Ты отказался отвечать на его вопросы?
– К счастью, окружной прокурор так формулировал их, что передо мной не вставала необходимость отказываться отвечать. Он хотел знать, опускал ли я и поднимал жалюзи в доме Балларда с целью подать сигнал Арлен Дюваль. Я ответил, что нет. Тогда он спросил, подавал ли я кому-либо сигнал, опуская и поднимая жалюзи. И опять у меня появилась возможность ответить отрицательно. Я боялся, что если позволю продолжать допрос, то внезапно он может задать правильный вопрос: просто появлялся ли я у окна и опускал ли я и поднимал жалюзи, так что пришлось специально его разозлить. А наш друг Гамильтон Бергер не может здраво мыслить в гневе.
– То есть ты имеешь в виду, что он ни разу не задал тебе ни одного вопроса, кроме как в связи с
