девятого.
Она закурила сигарету, откинулась на подушки, полузакрыв глаза и нежась в теплой постели.
За окном было тусклое и холодное утро. Легкий туман размывал очертания предметов. Слабый ветерок, проникая через открытое окно, надувал шторы. Влажное стекло переливалось при тусклом утреннем освещении.
Берта знала, что в квартире сейчас сыро и холодно. Но у нее есть газовая колонка, и ей не надо надеяться на центральное отопление… На часах восемь тридцать… Солнце уже осветило здания, верхние этажи которых все еще окутывал туман.
Берта расправила плечи, зевнула, отбросила одеяла и обнаружила, что в комнате холоднее, чем она ожидала. Она закрыла окно, зажгла газ и снова легла в постель, укрывшись еще хранившими тепло одеялами.
Часы, казалось, стали тикать громче, как будто укоряя свою хозяйку.
Берта потянулась за второй сигаретой. Ее сверкающие яростью глаза остановились на циферблате будильника. Ты проклятый лжец, — сердито сказала она. — Сейчас не без пятнадцати девять. Ты не можешь поднять солнце на час раньше только потому, что тебе так хочется, заткнись и прекрати проклятое тиканье, да перестань пялиться на меня, а то я выброшу тебя в окно.
Берта чиркнула спичкой и зажгла вторую сигарету.
Зазвонил телефон. Она собралась было взять трубку, потом передумала и сказала:
— Давай звони, будь ты проклят. Я не собираюсь вставать, пока комната не согреется.
Телефон без умолку звонил почти две минуты, потом перестал. Берта докурила сигарету, еще раз проверила температуру пола босыми пальцами, всунула ноги в тапочки и прошла к входной двери. Она открыла дверь, взяла кварту молока, полпинты кофейного крема и свернутую трубочкой утреннюю газету. Потом захлопнула дверь и вернулась в постель, держа в руке газету.
Она просмотрела газету и остановилась на сообщениях о банкротствах.
— Чепуха… Приукрашено… Черт знает что такое! Ой, болтовня! Вы думали, что мы… — Ее последние комментарии были прерваны настойчивым звонком в дверь.
— Кого это черт принес в такую рань? — проворчала Берта.
Металлическое тиканье будильника напомнило ей, что сейчас десять минут десятого.
Квартира постепенно нагревалась. Берта отбросила одеяла.
Спокойно игнорируя непрекращающийся звонок, Берта надела халат, прошла в ванную и открыла воду. Когда она встала под душ, в дверь повелительно застучали.
Берта фыркнула с досады и вышла. Она вытерла ноги, завернулась в большое банное полотенце, высунула из ванной комнаты голову и что есть мочи крикнула:
— Кто там?
Мужской голос спросил:
— Это Берта Кул?
— А кто, по-вашему, это может быть? — рассвирепела Берта.
— Это сержант Селлерс, дайте мне войти. Несколько секунд Берта сердито смотрела на входную дверь, а потом проговорила:
— Я принимаю душ. Мы с вами увидимся в офисе в… — она поспешно взглянула на часы, — в пятнадцать минут одиннадцатого.
— Мне очень жаль, — сказал сержант Селлерс, — но мы с вами увидимся сейчас.
— Постойте там, пока я что-нибудь надену, — огрызнулась Берта.
Она вернулась к себе в комнату, растираясь докрасна грубым полотенцем.
Сержант Селлерс продолжал стучать в дверь.
Берта долго держала его за дверью, потом запахнула халат, подошла к двери и открыла ее.
— Только потому, что вы — представитель закона, — возмущенно начала она, — вы думаете, что можете врываться ко всем подряд в любое время. Что же, валяйте, будите людей посреди ночи!
— Сейчас пятнадцать минут десятого, — уточнил сержант Селлерс, показывая Берте тридцать два зуба и беспечно входя в дом.
Она с силой захлопнула дверь и недружелюбно взглянула на него.
— Вам бы следовало оставить ваш значок дома, — сказала она. — Кто-нибудь может сказать, что вы — полицейский, который входит в дом к женщине, когда она одевается, не снимает с головы шляпу, курит мокрую сигару и распространяет в доме вонь, прежде чем хозяйка успела позавтракать. Селлерс снова улыбнулся:
— Вы могли бы вывести меня из себя, Берта, если бы мне не было известно, что под вашей суровой оболочкой скрывается золотое сердце. Когда я думаю о том, что вы сделали тогда со слепым, у меня появляется такое чувство, что я должен угощать вас рюмочкой всякий раз, как вас вижу.
— О черт! — фыркнула Берта. — Что за ерунда. Я даже не могу побыть в такой же толстой шкуре, как у вас. Садитесь и читайте газету. Но только, ради Бога, выкиньте в окно эту вонючую дрянь. Я почищу зубы и…
Сержант Селлерс поднес спичку к сырой сигаре, поднял голову и сказал:
— Я уже читал газету. Расскажите мне лучше, что вы знаете о миссис Эверетт Белдер?
— Да вам-то что за дело? — спросила она, и у нее зародились смутные подозрения.
— Похоже, она неаккуратная хозяйка, — сказал Селлерс.
— О чем вы говорите?
— О теле в погребе миссис Эверетт Белдер.
Берта стала осторожной, как старая опытная форель в глубоком горном озере при виде отблесков пламени над поверхностью воды.
— Кого она убила, своего мужа?
— Я не говорил, что она кого-то убила. Я сказал, что она оставила в погребе тело.
— А-а, — протянула Берта. — А я думала, что она убила кого-то.
— Нет, я этого не говорил… пока.
— В гаком случае, меня это дело не касается.
— Думаю, вам бы хотелось оказать полиции посильную помощь.
— А почему я должна это делать?
— Потому что вам не хотелось бы бросать это дело.
— Послушайте, — сказала Берта, подозрительно глядя в лицо Селлерсу, — я помогу полиции расследовать дело об убийстве, но зачем нужно было так долго рассказывать мне, что эта женщина плохая да неаккуратная хозяйка. Сколько там тел?
— Одно.
— Вам бы не следовало обвинять ее в неаккуратности на основании лишь одного тела. Я читала о случаях, когда у людей их было не меньше дюжины. И потом, если оно не находилось там слишком долго, то может означать, что она только…
Селлерс тихо засмеялся:
— Вам не удастся обмануть меня.
— Чей там труп?
— Салли Брентнер. Молодая женщина лет двадцати шести.
— Она умерла своей смертью?
— Мы еще не знаем. Это мог быть и несчастный случай.
— А мог?
— А мог и не быть.
— Кто эта Салли Брентнер?
— Служила в доме горничной.
— Как долго тело лежало в погребе?
— День или около того.
Берта спросила как бы случайно:
— Что же миссис Белдер обо всем этом говорит?
— Ничего.